— Послушай, Венди, строительство медицинского центра во
Фриско займет года два, и все это время мне придется выкладываться до предела.
Это один из самых крупных заказов, какой только возможен в нашей отрасли. Ты…
— Если бы не Фриско, обязательно подвернулось бы
что-нибудь другое. Оклахома, Лос-Анджелес, Чикаго, Монреаль… Ладно, ступай. И
можешь впредь не оправдываться.
— Тогда не надо разговаривать со мной так, будто я на
работу хожу развлекаться, — сварливо откликнулся Майкл и, бросив газету на
траву, посмотрел на Венди.
Венди вся кипела, но еще старалась сдерживаться.
— Вчера ты вернулся домой в половине первого
ночи, — тихо сказала она. — Мы были приглашены на ужин к Томпсонам,
но ты даже не позвонил. И я, как дура, ждала твоего звонка, вместо того чтобы пойти
одной.
— Почему же ты не пошла? Тебя никто не заставляет
сидеть и ждать меня.
— Ты вроде как позабыл, что я люблю тебя, —
ответила Венди. — Я вижу, что тебе это безразлично, но мне нет. Пока
нет, — подчеркнула она. — Что, ради всего святого, с тобой происходит,
Майкл? Ты словно боишься бывать где-либо, кроме своего кабинета. Может быть, ты
опасаешься, что тоже можешь в меня влюбиться? Разве это будет так ужасно?
— Не говори глупости, — рассердился Майкл. —
Ты отлично знаешь, какое у меня напряженное рабочее расписание — встречи,
переговоры, контракты… Приходится работать не разгибая спины, но ты, похоже,
даже не пытаешься меня понять.
— Я понимаю. И еще я понимаю, что ты проводишь на
рабочем месте вдвое больше времени, чем это действительно необходимо. Работа
стала для тебя образом жизни. Ты прячешься в нее, словно черепаха в свой
панцирь, прячешься от меня и от всех… — «И от Нэнси», — хотелось ей
сказать, но она промолчала.
— Это смешно!
Майкл вскочил с шезлонга и заходил из стороны в сторону по
ее крошечному садику. Стоял сентябрь, но в Нью-Йорке было еще по-летнему жарко,
и нагретая трава приятно щекотала его босые ступни.
Их увлечению друг другом, так внезапно вспыхнувшему теплым
майским вечером, было уже почти четыре месяца. В самом начале они провели
вместе две приятные недели, но потом пришло лето с его заботами и хлопотами, и
Майкл с головой погрузился в работу. Правда, раза два они с Венди все же
выбрались на уик-энд на Лонг-Айленд, но это было исключение, а не правило. А
теперь…
— Какого черта ты от меня хочешь? — спросил Майкл,
резко останавливаясь. — Я думал, что мы с тобой уже давно обо всем
договорились. Я сказал тебе честно и откровенно, что я не хочу…
— Ты сказал мне, что не хочешь слишком близких
отношений, что твоя рана еще не зажила и ты боишься новой боли. Ты предупредил
меня, что не знаешь, захочешь ли ты когда-нибудь жениться. Но ты не говорил
мне, что боишься жить, боишься любить, боишься быть нормальным человеком.
Господи, Майкл, да ты проводишь со своим диктофоном гораздо больше времени, чем
со мной! И, я подозреваю, с ним ты гораздо более любезен, чем со мной. Во
всяком случае — более разговорчив.
— Ну и что?
Венди посмотрела на его лицо, и по спине ее пробежал легкий
холодок. Ему действительно было все равно.
Решение сойтись с ним было с ее стороны чистой воды безумием
— из этого все равно бы ничего не вышло. Никогда. И все же в нем было что-то,
что продолжало притягивать Венди словно магнитом. Даже сейчас. Во всем облике
Майкла заключалась какая-то особая сила, загадочная недосказанность и
мужественная красота, которые не могли бы оставить Венди равнодушной, даже если
бы он ее ненавидел. И, самое главное, она очень хорошо чувствовала, как сильна
его боль, как глубока тоска.
Жалея его, Венди хотела протянуть ему руку помощи, показать,
что его любят, но он оттолкнул ее. И продолжал отталкивать. Венди не смогла
заменить ему Нэнси, а это значило, что Майкл в любой момент может перестать
замечать ее существование.
Венди встала с кресла и, отвернувшись, чтобы Майкл не видел
ее слез, ушла в дом. В кухне она смешала себе новую «Кровавую Мэри» и некоторое
время стояла возле стола, крепко сжав веки. Ее всю трясло. Больше всего на
свете Венди хотелось, чтобы, протянув руку, она могла коснуться его, но она уже
начинала понимать, что, сколько бы ни продолжался их роман, Майкл всегда будет
в недосягаемом далеке. И никогда ни для кого он не сможет стать по-настоящему
близким человеком.
Судорожно вздохнув, Венди быстро допила коктейль и поставила
пустой стакан на стол. Она уже собиралась перейти из кухни в гостиную, как
вдруг почувствовала прикосновение его теплых рук.
Майкл просто стоял позади и ничего не говорил, и она тоже
молчала. От его тела исходило жаркое тепло, и Венди чувствовала это. И, как и
всегда, она очень хотела его, но, боже! — сколько таких вот выходных она
провела, загорая в саду одна! Майкл прекрасно знал это, знал и то, как жаждет
она близости с ним, но редко когда давал себе труд ответить на зов ее души и
тела. И вот наконец Венди решила, что с нее хватит.
— Я хочу тебя, Венди, — тихо сказал Майкл, и
каждая клеточка ее тела заныла от желания.
Однако она пересилила себя и осталась стоять неподвижно,
по-прежнему повернувшись к нему спиной. В эти минуты Венди почти ненавидела
теплую нежность его ладоне??, которые медленно спускались по ее обнаженной
спине.
— Как ты уже говорил: «Ну и что?»
— Ты же знаешь, я не могу, когда на меня начинают
давить. — Голос Майкла был негромким и мягким, совсем как его руки.
— Никто на тебя не давит, Майкл. Я просто люблю тебя.
Но, как это ни печально, для тебя это одно и то же. Ты не понимаешь разницы. С
ней… у тебя тоже так было?
Его руки вздрогнули и замерли у нее на пояснице, но
сдерживаться Венди больше не могла. Ей хотелось уязвить его побольнее.
— Может, и ее ты боялся любить? Или теперь, когда она
умерла, ты чувствуешь себя свободнее? Еще бы, ведь ты больше никому ничем не
обязан! Как это просто — отгородиться от всех, спрятаться за своей скорбью, и
думать только о себе. Это снимает все проблемы, не так ли?
Она медленно повернулась к нему и увидела, как в глазах
Майкл вскипает ненависть.
— Как ты можешь так говорить? — процедил он сквозь
зубы, сдерживая себя неимоверным усилием воли. — Как ты смеешь?!
На мгновение он напомнил Венди свою мать. Майкл был почти так
же холоден, несгибаем и резок, как Марион, но никто, ни один человек не мог бы
превзойти в этом Марион Хиллард.
— Как ты смеешь передергивать, перевирать то, что я
рассказал тебе?
— Я не передергиваю, Майкл, я просто спрашиваю. Извини,
если я что-то сказала не так. Но, к сожалению, с каждым днем я все больше
убеждаюсь, что моя догадка очень недалека от истины.
Она слегка отодвинулась от него и встала, опираясь бедрами о
край кухонного столика. В следующее мгновение — неожиданно даже для себя —
Венди обняла его за шею обеими руками и притянула к себе.
