— Не знаю. Пожалуй, это было бы здорово… Эта идея
действительно нравилась ей все больше и больше, к тому же сегодняшний разговор
с Питером помог Нэнси снова почувствовать себя храброй, с уверенностью смотреть
в будущее. Неужели это потому, что они откровенно поговорили о Майкле? Или
потому, что Питер рассказал ей о женщине, которую он любил? Нэнси не могла
этого сказать, и тем не менее она чувствовала себя гораздо увереннее.
— Можно я еще подумаю? — спросила она.
— Конечно. Не можно, а нужно! Обещай мне, Мари…
Нет. — Питер вытащил ключ из замка зажигания и, сунув его под себя на
сиденье, повернулся к ней:
— Я никуда тебя не повезу до тех пор, пока ты не
поклянешься мне, что дашь свои работы на выставку. — Он смерил ее быстрым
лукавым взглядом и добавил:
— Надеюсь, ты достаточно хорошо воспитана и не
попытаешься отнять у меня ключ силой?
— Ах ты, шантажист!.. — воскликнула Нэнси в
притворном гневе, но губы ее сами собой расплылись в улыбке. — О'кей,
хорошо, ты победил. Я согласна.
С этими словами она взъерошила Фреду шерстку и, не выдержав,
рассмеялась.
— Ты… согласна? — Питер не мог поверить своим
ушам.
— Да, согласна. Клянусь тебе чем угодно! Только,
откровенно говоря, я не представляю себе, как это организовать. Что, я должна
явиться в какую-нибудь галерею и сказать: «Я — талантливый, но никому не
известный фотограф, устройте мне выставку, пожалуйста»?
— Ну, это я беру на себя. Значит, договорились?
— Да, сэр, — с важностью ответила Нэнси. И она
действительно могла доверить ему свои работы, как доверила свое лицо и свою
жизнь.
— Ты не пожалеешь, — столь же торжественно ответил
Питер и, взяв ее лицо в ладони, крепко поцеловал. Потом он снова запустил мотор
и вырулил на шоссе. Это был удачный день, и ему хотелось петь от радости…
Обратно они ехали гораздо медленнее, но время расставания
неумолимо приближалось. Питер с сожалением остановился у подъезда ее дома. Ему
хотелось, чтобы этот день не кончался, но он знал, что чудес на свете не
бывает.
— Ну что ж, до завтра, — сказал он на прощание. —
Постарайтесь как следует выспаться, юная леди. Завтра вы нужны мне свеженькой,
как огурчик.
Завтра он намеревался снять бинты с ее лба. На ближайший
месяц Питер запланировал еще две операции, которые должны были стать
последними. Декабрь отводился на окончательное заживление швов, а в январе он
уже собирался «снять чадру».
— Может, поднимешься ко мне? Ненадолго? — Нэнси
предложила это скорей из вежливости, а не затем, чтобы продлить совместный
вечер, и вздохнула с облегчением, когда Питер отказался, сославшись на дела.
— Мы обязательно поужинаем с тобой на будущей неделе. А
может, даже на этой, — пообещал он, неверно истолковав ее реакцию. —
Я надеюсь, что к этому времени я уже смогу порадовать тебя кое-какими
известиями насчет выставки.
— Я не буду разочарована, даже если никаких новостей не
будет, — ответила Нэнси, ссаживая Фреда с колен и выбираясь из машины.
Входя в подъезд, Нэнси обернулась и помахала ему рукой на
прощание, но мысли ее были далеко. Эта идея пришла ей в голову, когда они
возвращались по пляжу к машине, но сейчас Нэнси уже не сомневалась, что она не
только может, но и должна осуществить свой замысел. Хотя бы для того, чтобы
разорвать еще одну ниточку, которая связывала ее с прошлым.
Поднявшись в квартиру, она сразу прошла к кладовке и
вытащила оттуда большую картонную папку, в которой хранились ее незаконченные
картины. Сбросив на кресло жакет, Нэнси немного постояла, пребывая в раздумье.
Открывать папку ей было даже как-то боязно, но она пересилила себя и потянула
за тесемки. Папка раскрылась, и к ногам Нэнси выпали несколько набросков, с
полдюжины мелких или неудавшихся натюрмортов и даже несколько начатых, но
незаконченных холстов.
То, что она искала, оказалось на самом верху, и Нэнси
задумчиво опустилась на корточки, задумчиво глядя на мальчика, который сидел на
дереве и болтал ногами. Полтора года назад эта картина должна была стать ее
свадебным подарком Майклу, но Нэнси так и не успела закончить ее. И вот теперь
она снова извлекла ее на свет божий. Ей понадобилось почти семнадцать месяцев,
чтобы набраться мужества сделать это, но теперь Нэнси твердо знала, что
закончит картину. Закончит, чтобы подарить Питеру.
Глава 18
Стоял ясный, но очень прохладный день, поэтому еще за
несколько кварталов до приемной Фэй Мари поглубже надвинула шляпку из мягкого
белого фетра и подняла воротник красного шерстяного жакета. Фред, как всегда,
был с ней; его поводок и ошейник были такого же ярко-красного цвета, как и
жакет.
У подъезда Мари немного задержалась и, посмотрев на пса,
подмигнула ему. У нее было прекрасное настроение, которое не могло испортить
даже неожиданное похолодание. Машинально поправив на голове шляпку, она
поднялась по ступенькам и вошла в холл.
— Привет! Это я! — Ее звучный голос разнесся по
всему большому, но очень уютному и теплому дому, и вскоре откуда-то из глубины
послышался ответ Фэй.
— Это ты? Проходи, я сейчас.
Подойдя к вешалке. Мари сняла жакет. Под ним было белое
шерстяное платье, единственным украшением которого служила маленькая золотая
брошь, подаренная Питером несколько месяцев назад. Рассеянно поглядев на себя в
зеркало, она кокетливо сдвинула шляпку набок и улыбнулась своему отражению.
То, что Мари видела в зеркале, очень ей нравилось. Она
больше не носила темных очков и, глядя в зеркало, видела свое лицо целиком.
Лицо было новым, незнакомым, но очень красивым. Только глаза остались прежними.
Что касалось последних полосок пластыря, то они оставались только высоко на
лбу, под самыми волосами, и Мари с удовольствием подумала о том, что пройдет
еще несколько дней, и они тоже навсегда исчезнут. Питер уже почти закончил —
она будет свободна.
— Ну, Нэнси, как тебе это нравится?.. Голос Фэй
раздался совсем рядом, и Мари невольно вздрогнула. Только сейчас она заметила,
что Фэй стоит у нее за спиной и смотрит на нее в зеркало.
— Очень нравится, — честно призналась она. —
Я уже почти привыкла к своему новому лицу. А вот ты — нет! — Мари
повернулась к Фэй и озорно блеснула глазами.
— Почему это? — непонимающе сощурилась Фэй.
— Ты продолжаешь называть меня Нэнси, а ведь я теперь
Мари. Даже по документам я — никакая не Нэнси, а мисс Мари Адамсон. Или ты
забыла?
— Ох, извини, пожалуйста… — Фэй сокрушенно покачала
головой и направилась в уютный кабинет, в котором они всегда беседовали. —
Я просто оговорилась.
— И, боюсь, это неспроста. У вас, психоаналитиков,
каждая оговорка что-нибудь да значит, это я уже усвоила… — Устроившись в своем
любимом кресле, Мари продолжила:
