— Да, Нэнси, я хорошо знаю Питера Грегсона. Он неплохо
над тобой поработал.
С ее стороны это был выстрел наугад, сумасшедшая догадка,
прозрение, но Марион должна была пойти на это, хотя бы даже она рисковала
поставить себя в неловкое положение. Она должна была знать наверняка.
— Вы… вы… — У Мари неожиданно задрожали губы. —
Здесь, должно быть, какая-то ошибка, миссис Хи-хилард. Меня зовут Мари Адамсон.
Я…
Она не договорила. Голова ее безвольно поникла, как у
тряпичной куклы, а на ресницах заблестели слезы. Стараясь их скрыть, Мари поспешно
вскочила и, отойдя к окну, встала там, повернувшись к комнате спиной.
— Как вы догадались? Вам кто-нибудь сказал, да? —
Мари была разгневана, и от этого ее голос завибрировал, став пронзительнее и
выше тоном. Это был тот самый голос, который Марион слышала два года назад и
хорошо запомнила.
То, что она не ошиблась, заставило ее почувствовать
некоторое облегчение. По крайней мере, она не зря совершила это путешествие,
которое так нелегко ей далось.
— Нет, мне никто не говорил. Я догадалась сама, только
не спрашивай меня — как. В самом начале, когда Бен только упомянул о своей
встрече с мисс Адамсон, у меня появилось… предчувствие. Все детали совпали с
поразительной точностью. Я должна была убедиться…
— Скажите, миссис Хиллард…
«Проклятье! — со вновь вспыхнувшей яростью подумала
Мари. — Я не буду спрашивать ее о Майкле — не буду, как бы мне того ни
хотелось! Ведь я же решила… Ну почему прошлое никак не отпускает меня? Почему я
никак не могу вытравить его из своей памяти?»
Но она слишком хорошо понимала, что память здесь вовсе ни
при чем. Все это время Майкл оставался в ее душе, в ее сердце.
— Зачем вы сюда приехали? Чтобы еще раз напомнить мне
условия нашей маленькой сделки? — глухо спросила она, поворачиваясь лицом
к женщине, которая нанесла ей такую глубокую рану и продолжала мучить
ее. — В чем вы хотели убедиться? В том, что я сдержу свое обещание,
несмотря ни на что?
— Я никогда в этом не сомневалась, Нэнси. — Голос
Марион показался Мари необычно мягким и невероятно усталым. — Хочешь верь
— хочешь нет, но я и сама не знаю, зачем я сюда приехала. Сейчас мне кажется,
что я приехала только для того, чтобы увидеть тебя… Если, конечно, это была ты,
а не какая-нибудь другая Адамсон.
— Но почему только теперь?
В сердце Мари внезапно вспыхнула такая жаркая ненависть и
злоба, что она сама удивилась. Впрочем, разве не она месяцами мечтала о том,
чтобы высказать старухе Хиллард все, что она о ней думает?
— Почему именно сейчас, миссис Хиллард? Может, вам
просто было любопытно взглянуть, как Грегсон справился с работенкой, которую вы
ему поручили? В таком случае позвольте спросить, как вам нравится эта мордашка,
которая обошлась вам в четыреста пятьдесят тысяч долларов? Питер сделал все,
как надо, или за свои деньги вы ожидали чего-то другого? Почему вы не отвечаете,
миссис Хиллард? Как вам ваш новый проект? Вы довольны?!..
«Да, я довольна», — подумала Марион. Во всяком случае,
ей очень хотелось в это верить. Они все слишком дорого заплатили за это новое
лицо. В глубине души она уже поняла, что совершила страшную ошибку и что
исправить ее уже нельзя, слишком поздно. Все они изменились и стали совсем
другими людьми — и эта девочка, и Майкл, и она сама. Возврата к прошлому уже не
было — не могло быть, и Марион с горечью осознала, что каждому из них придется
навсегда отказаться от всех своих надежд и научиться мечтать о чем-то другой.
Или о ком-то…
— Ты стала очень красивой, Мари, — сказала Марион
Хиллард, впервые называя молодую женщину ее новым именем. Но ведь она действительно
стала совсем другим человеком, а, кроме того, Марион было по-прежнему тяжело
произносить имя Нэнси вслух.
— Спасибо за комплимент, миссис Хиллард. Да" Питер
отменно поработал, но ведь вы знаете, что это не самое главное. Главное
заключается в том" что я погубила себя, заключив сделку с дьяволом. Да, у
меня теперь новое, прекрасное лицо, но за него я отдала свою жизнь!
Она прерывисто вздохнула и бросилась в ближайшее кресло.
— Дьявол — это, надо полагать, я… — Марион хотела
произнести эти слова как можно спокойнее, но голос неожиданно подвел ее. —
Я… я понимаю, что сейчас уже поздно извиняться, но тогда мне казалось, что я
поступаю правильно.
— А теперь? Что кажется вам теперь, миссис
Хиллард? — спросила Мари, в упор глядя на нее. — Должно быть, вы
считаете, что ваш план увенчался паяным успехом. Только скажите откровенно:
Майкл счастлив? Ведь ради его счастья вы решили избавиться от меня, правда?
Господи, как же ей хотелось вдребезги разбить этот
сдержанный фасад истинной леди, уязвить, уничтожить Марион… Наконец, просто
ударить, каким бы низким ни показался ей впоследствии этот поступок.
— Нет, Мари, Майкл вовсе не счастлив. Во всяком случае,
он не счастливее тебя. Я надеялась, что он попробует начать жить сначала. И он,
и ты тоже… Знаешь, мне почему-то кажется, что ты — как и Майкл — не сумела
этого сделать. Наверное, у меня нет никакого права спрашивать, но, может быть,
ты скажешь…
— Нет, у вас нет такого права, — жестко перебила
ее Мари. — Еще один вопрос, миссис Хиллард. Майкл… женат?
Голос ее в последний момент дрогнул, и она тотчас же
возненавидела себя за эту слабость. Вместе с тем она молилась, молилась изо
всех сил, чтобы Марион сказала «нет».
— Он женат, женат и повенчан… — Марион печально
улыбнулась. — …Со своей работой. Он ест, спит и дышит только ради этого,
как будто надеется, что, уйдя в работу с головой, он сможет не вспоминать о… о
том, что случилось. Я почти не вижу его.
«Так тебе и надо, гадина! Так тебе и надо!..» — со злобным
торжеством подумала Мари.
— Тогда… тогда, быть может, вы признаете, что сделали
ошибку? — спросила она. — Ведь я любила Майкла. Я любила его больше
жизни. Больше всего на свете…
«Нет, свое лицо мне было все-таки дороже!»
— Я знаю. Но я думала, что это со временем пройдет.
— Ну и как? Прошло?.. — В этом вопросе прозвучала
вся боль, скопившаяся в душе Мари за два горьких года.
— Вероятно, да. Во всяком случае, за все это время он
даже ни разу не упомянул о тебе.
— И он не пытался разыскать меня?
— Нет… не пытался.
Марион покачала головой. — Нет, Почему — этого она
объяснять не стала. Мари не знала, что Майкл считает свою невесту мертвой.
Марион умолчала об этом, и теперь — по крайней мере, с формальной точки зрения
— она не погрешила против истины, сказав, что Майкл не разыскивал свою Нэнси.
Он даже ни разу не спросил, где она похоронена. Но эта правда легла на ее
совесть еще более тяжким грузом, чем давнишняя ложь.
Что ж, Марион могла перенести и это. Лицо же Мари исказила
новая гримаса ненависти.
