— Тогда… — начала она срывающимся от ярости
голосом, — тогда я просто не знаю, зачем я здесь? Вы пригласили меня
просто для того, чтобы утолить свое любопытство? Или чтобы посмотреть мои
работы? Зачем вам все это понадобилось, миссис Хиллард?
— Я и сама не знаю, Нэнси… извини — Мари. Просто я… Я
должна была увидеть тебя. Быть может, для того, чтобы узнать, удачно ли прошли
операции и как сложилась твоя новая жизнь. Дело в том. Мари, что… Наверное, мне
не следовало бы об этом говорить, особенно — тебе, но я… я знаю: мне уже
недолго осталось.
В глазах Марион промелькнул страх, но Мари это известие
оставило равнодушной. Она долго смотрела на пожилую женщину, а когда
заговорила, ее голос, хоть и был негромок, по-прежнему срывался и дрожал,
выдавая всю силу бурливших в ее груди эмоций.
— Я сожалею об этом, миссис Хиллард, но… Я-то, умерла
уже давно, два года назад. И Майкл, я думаю, тоже. И я, и ваш собственный сын,
миссис Хиллард, мы оба умерли от вашей руки, и, говоря откровенно, мне впору
вас ненавидеть. С другой стороны, я понимаю, что должна быть благодарна вам.
Мне следовало бы сказать вам спасибо за то, что, когда я иду по улице, мужчины
смотрят мне вслед вместо того, чтобы отворачиваться с ужасом и жалостью.
Наверное, я должна много чего чувствовать к вам, но я не чувствую ни-че-го…
Ничего, кроме жалости, потому что вы сломали жизнь собственному сыну и знаете
это. О себе я не говорю — я всегда была вам безразлична, но Майкл… Вы поступили
с ним хуже, чем если бы застрелили его своими собственными руками.
Марион молча кивнула. Упрек был справедлив, и сейчас она с
новой силой ощутила всю тяжесть лежащей на ней вины. Все, что она услышала, не
было для нее новостью. Она знала это уже давно — все два года. Поначалу ей
удавалось обманывать себя, потом — не думать о содеянном, теперь не думать
стало уже невозможно. Правда, Марион думала главным образом о Майкле — о Нэнси
она ничего не знала, и, возможно, именно смутное ощущение вины перед нею
заставило Марион приехать в Сан-Франциско.
— Я… я не знаю, что мне сказать вам, Мари… — с трудом
проговорила она.
— До свидания будет в самый раз. А лучше — прощайте, и
прощайте навсегда!
С этими словами Мари убрала в папку альбом, подхватила
пальто и зашагала к выходу. У дверей она, однако, остановилась и ненадолго
замерла, сжимая пальцами прохладную дверную ручку и чувствуя, как по лицу текут
горькие слезы.
Когда она обернулась, то увидела, что лицо Марион тоже мокро
от слез. Марион молчала, не в силах вымолвить ни слова от боли, которая
накатывала на нее волна за волной. Мари же сумела справиться с собой и
добавила:
— Итак, прощайте, миссис Хиллард. И… передайте Майклу,
что я люблю его.
Потом она вышла, прикрыв за собой дверь.
Дверная защелка неприятно лязгнула, но Марион даже не
пошевелилась.
Сердце ее, словно просясь на волю, отчаянно колотилось о
ребра, и каждый удар отдавался в легких и в голове пронзительной и резкой
болью. Задыхаясь, прижимая руку к груди, Марион привстала с кресла и потянулась
к звонку вызова коридорного. Ей удалось нажать на кнопку только один раз. Потом
она потеряла сознание.
Глава 24
Джордж почти бегом бежал по пустому больничному коридору, и
стены отзывались на его шаги гулким дробным эхом. Почему, почему он отпустил
Марион одну? Почему уступил ее настояниям? Почему не внял голосу здравого
смысла и спасовал перед ее желанием всегда и во всем поступать по-своему, быть
независимой, самостоятельной?..
Увидев на одной из дверей нужный номер, Джордж остановился и
негромко постучал. На стук из палаты вышла медсестра, смерившая его строгим,
почти подозрительным взглядом.
— Это палата миссис Хиллард? — спросил Джордж, все
еще слегка задыхаясь после быстрой ходьбы. — Мое имя Джордж Каллоуэй. Я…
Он знал, что выглядит взвинченным, старым, усталым — именно
так он себя и чувствовал в эти минуты. И еще он чувствовал, что с него хватит.
Именно это Джордж собирался сказать Марион, когда увидит ее. Именно так он
сказал Майклу перед своим отъездом из Нью-Йорка.
Услышав его имя, медсестра улыбнулась.
— Да, мистер Каллоуэй, мы вас ждали, — сказала
она, отступая в сторону. — Прошу вас, проходите.
Марион привезли в больницу только в шесть вечера. Джордж
прилетел в Сан-Франциско в двадцать три часа по местному времени и сразу из
аэропорта помчался в больницу. Сейчас часы показывали без четверти двенадцать,
так что, спеша поскорее увидеть Марион, он установил своеобразный рекорд,
добравшись из Нью-Йорка до Западного побережья так быстро. Улыбка Марион,
которую Джордж увидел еще с порога, подтверждала это.
— Привет, Джордж.
— Привет, Марион. Как ты себя чувствуешь?
— Усталой и слабой, но жить буду. Во всяком случае, так
мне сказали. Это был совсем легкий приступ.
— На этот раз. На этот раз!..
Джордж заметался по палате из стороны в сторону, напоминая
хищника в клетке. Он даже не поцеловал Марион, что делал при каждой встрече.
— Но ведь все уже позади, — беспечно заметила Марион. —
Когда будет следующий раз, тогда будем и волноваться, а сейчас, дорогой, сядь и
успокойся. Твоя беготня действует мне на нервы. Хочешь что-нибудь съесть? Я
попросила медсестру оставить тебе пару сандвичей, а у дежурной сестры должен
быть горячий кофе.
— Я не могу проглотить ни кусочка.
— Не выдумывай, Джордж. — Лицо Марион стало
серьезным. — Я никогда не видела тебя таким. Ну что ты так разволновался?
Ведь я же сказала тебе — это был совсем пустяковый приступ. Не будь занудой,
Джордж, возьми себя в руки!
— Не учите меня, как мне себя вести, Марион Хиллард! Я
слишком долго наблюдал за тем, как вы убиваете себя. И больше я не намерен
этого терпеть! — взорвался Джордж.
— Ты… собираешься уйти в отставку? — Она
насмешливо вскинула брови. — На пенсию собрался, Джордж?
Вся ситуация слегка забавляла ее, но только до тех пор, пока
Джордж не повернулся к ней. В его неподвижном лице было что-то непреклонное и
жесткое, и Марион сразу же перестала улыбаться.
— Именно это я и собираюсь сделать, Марион. Я ухожу.
Он говорил совершенно серьезно, и Марион ясно видела это.
«Только этого мне не хватало!» — подумала она с досадой.
— Зачем выставлять себя на посмешище, Джордж? Подумай
как следует! Или ты действительно чувствуешь себя таким дряхлым, что… — Она не
договорила, почувствовав, что на этот раз ей не удастся обратить все в шутку и
заставить его изменить свое решение. — Не глупи, Джордж!..
Она села на постели и зябко повела плечами, но вовсе не от
холода. Марион было очень не по себе, и она тщетно пыталась это скрыть.
— Это не глупость. По-моему, это самое разумное решение
из всех, что я принял за последние двадцать лет. Кстати, Марион, знаешь, кто
еще выходит в отставку вместе со мной? Ты! Мы оба удаляемся от дел, и
немедленно, без всяких предварительных условий, заявлений и прочего. По дороге
в аэропорт я говорил с Майклом. Он был так любезен, что подвез меня к самолету,
и у нас была возможность подробно все обсудить. Кстати, Майкл просил у тебя
прощения, что не может приехать сам, но ты же знаешь, что сейчас он слишком
занят: Что касается нашей с тобой отставки, то он считает, что это весьма
удачная идея. И я с ним полностью согласен. Что ты думаешь об этом, никого не
интересует — решение принято. Большинством голосов.
