Питер сразу понял, что с ней происходит. Свернув к тротуару,
он остановил машину и попытался обнять ее, но Мари была слишком напугана,
слишком напряжена. Стоило Питеру только коснуться ее, как она закричала так
громко, что у него заложило в ушах. И это не был обычный визг испуганной
женщины — это был глубокий, из самого нутра идущий то ли вой, то ли стон, и ему
пришлось несколько раз с силой встряхнуть Мари, чтобы она пришла в себя.
— Тише, тише, — приговаривал Питер. — Все
хорошо, любимая, все в порядке. Опасность позади. С тобой ничего не случилось и
не случится. Ничего страшного не произошло, все хорошо.
Понемногу Мари успокоилась, и только изредка негромко
всхлипывала. Слезы текли по ее лицу, а когда она наконец расслабилась и
прильнула к нему всем телом, Питер почувствовал, что она дрожит.
Прошло почти полчаса, прежде чем Мари, в последний раз
судорожно вздохнув, без сил откинулась на спинку сиденья. Питер еще некоторое
время внимательно наблюдал за ней, нежно поглаживая Мари по щекам и по голове и
держа ее руку в своей, чтобы она чувствовала себя под его защитой, в
безопасности. То, чему он стал свидетелем, и взволновало, и испугало его. Ее
бурная реакция только подтверждала то, о чем он догадывался, и, когда Мари
перестала вздрагивать, Питер заговорил с ней негромко, но твердо:
— Тебе придется снова начать встречаться с Фэй, Мари.
Ты еще не исцелилась окончательно, не перешагнула через прошлое. И ты никогда
не сумеешь этого сделать, если не пойдешь до конца. Нельзя бежать от того, что
преследует тебя, — надо повернуться и встретиться с ним лицом к лицу.
Только тогда ты сумеешь победить.
Мари только закрыла глаза в знак того, что она слышит и
понимает, но в голове у нее роились самые противоречивые мысли. Легко сказать —
повернуться к прошлому и встретиться с ним лицом к лицу. А выдержит ли она
такое испытание? И от чего она должна излечиться? От своей любви к Майклу?
Интересно, как? Одного его звонка было достаточно, чтобы Мари захотелось снова
прижаться к нему, поцеловать, почувствовать его руки на своем теле, но разве
могла она рассказать об этом Питеру?
Мари открыла глаза и устало кивнула.
— Я… я попробую, — прошептала она.
— Вот и отлично. А сейчас поехали-ка лучше домой. Я
тебя отвезу.
Мари снова кивнула. У нее не осталось ни душевных, ни
физических сил, чтобы сейчас ехать в галерею.
По пути к дому они почти не разговаривали. Только остановив
машину у ее подъезда, Питер спросил, не проводить ли ее наверх, но Мари
отрицательно покачала головой и поцеловала его в щеку.
На прощание она сказала ему только одно слово: «спасибо».
Входя в подъезд, Мари даже не обернулась — она была слишком обременена грузом двадцати
двух месяцев одиночества и обманутых надежд. Зачем Майкл позвонил? Один его
звонок сразу превратил ее из Мари в Нэнси и вернул всю боль, о которой она уже
начинала забывать.
Но, с другой стороны, чего она ждет? На что надеется? Ведь
Майклу скорее всего давно на нее наплевать. Он и позвонил-то не потому, что ему
нужна была его Нэнси — ему нужны были ее фотографии. Вот и пусть покупает их
где угодно, подонок! А ее пусть оставит в покое.
Войдя в квартиру, Мари сразу направилась к кровати. Фред,
обрадованный ее скорым возвращением, пристроился рядом на одеяле, но она была
не в духе и столкнула его на пол. Мари долго лежала, глядя в потолок, и
напряженно раздумывала, стоит ли звонить Фэй, или все бесполезно. До вечера
было еще далеко, но, несмотря на это, она чуть было не задремала.
Из полусонного оцепенения ее вырвал резкий телефонный
звонок. Отвечать на него Мари не хотелось, но она подумала, что это, возможно,
Питер хочет удостовериться, все ли у нее в порядке. Мари считала себя не вправе
заставлять его волноваться, поэтому она потянулась к аппарату и сняла трубку.
— Алло? — Ее голос был слабым, надломленным, но
она надеялась, что Питер не придаст этому особенного значения.
— Мисс Адамсон?
«О господи! Это не Питер, это…»
— Мари судорожно, со всхлипом вздохнула.
— Ради бога, Майкл, оставь меня в покое!.. — почти
простонала она и, швырнув трубку на рычаг, с головой накрылась одеялом.
Майкл в своем номере в отеле «Фермонт» в растерянности
вертел в руках сотовый телефон. Что, черт возьми, такое с этой мисс Адамсон?
Какая муха ее укусила? И почему она назвала его Майклом?
Глава 28
Когда на следующее утро Мари, держа на поводке Фреда,
появилась в галерее, несмотря на свой изысканный наряд — черный брючный костюм
с ярко-зеленым свитером, вид у нее был неважный. Лицо было усталым и необычайно
бледным, глаза провалились, а веки припухли и покраснели, как после бессонной
ночи.
Мари и в самом деле почти не спала. На протяжении многих
часов она снова и снова переживала последний день, проведенный с Майклом, и
аварию, которая так круто изменила все. Под утро ей уже стало казаться, что она
никогда не сможет отделаться от этих воспоминаний, даже если проживет целую
тысячу лет. Впрочем, когда прозвенел будильник. Мари уже чувствовала себя на
сто с лишним.
— Доброе утро, мисс Адамсон, — приветствовал ее
Жак Монпелье, владелец галереи, когда Мари заглянула к нему в кабинет. —
Вы чудесно выглядите сегодня, мадемуазель, — добавил он с истинно
французской галантностью, но, видимо, поняв, что хватил через край, тут же
поправился:
— Но если бы вы чуть поменьше работали, это пошло бы на
пользу вашим прекрасным глазам.
Глядя на него, Мари не сдержала улыбки. Жак был одет в свой
обычный костюм: отлично пошитые и отглаженные голубые французские джинсы, черный
вязаный свитер с широким воротом и оранжево-желтый замшевый пиджак от
Сен-Лорана. На нем все эти вещи выглядели безупречно, хотя на любого другого
человека, нарядившегося подобным образом, смотрели бы как на клоуна.
— А может быть, вчера вечером вы слишком засиделись с
нашим общим другом доктором?
И опять вопрос, который прозвучал бы бестактно в устах
любого другого человека, не вызвал в Мари чувства протеста. Жак был близким
другом Питера, и Мари знала, что он успел полюбить и ее.
Еще раз улыбнувшись ему, она опустилась в кресло возле стола
Жака и с удовольствием отхлебнула горячего крепкого кофе, который тут же,
словно по волшебству, появился перед нею в изящной фарфоровой чашечке. Кофе был
особый — его, как и десятки других любезных его французскому сердцу мелочей,
Жак, не считаясь с расходами, заказывал в Париже. Без этого кофе, без черного
табака, коньяка и других вещей он, наверное, не выжил бы в Америке, и Мари
прекрасно его понимала, хотя частенько подшучивала над дорогостоящими
привычками Жака.
На день рождения она подарила ему туалетную бумагу от Гуччи
с вытисненным на ней логотипом знаменитой фирмы. В последний момент она,
правда, застеснялась такого подарка и купила еще элегантный кейс, который,
строго говоря, гораздо больше соответствовал стилю Жака, но он сумел понять и
оценить шутку.
