В библиотеке Марион уселась в свое любимое кресло эпохи
Людовика XV, обитое затканным золотыми розами светло-бежевым плюшем и стоящее
перед самым камином. Ее платье было почти такого же песочно-желтого оттенка, и,
когда на него упал оранжевый отсвет пламени, Майкл невольно подумал, что она
прекрасна. Вернее, почти…
Когда-то Марион действительно была очень хороша собой, но
сейчас ей уже исполнилось пятьдесят семь, и время не пощадило ее. Светлые,
цвета спелого меда, волосы начали седеть, вокруг глаз залегли глубокие морщины,
а в лице, где некогда буйствовали яркие краски лета и ранней осени, теперь
царило холодное предзимье. Живость и непосредственность, когда-то сквозившие в
каждой ее черточке, были вытеснены теперь другими заботами — главным образом
заботами делового свойства, — и васильковые глаза Марион все чаще и чаще
казались серо-стальными.
— Мне почему-то кажется, ты приехал, чтобы сказать мне
нечто важное, Майкл. Что-нибудь случилось?
Ее голос казался спокойным, но в уме Марион лихорадочно
перебирала все возможные неприятности. Майкл разбил чужую машину. Сделал
ребенка понравившейся девчонке. Подрался в баре. Все это, разумеется, ничего не
стоило уладить, лишь бы только Майкл ничего не скрывал. «Хорошо, что он
приехал…» — подумалось ей.
— Да нет, ничего не случилось, просто мне хотелось
кое-что обсудить с тобой…
«Обсудить…» — Майкл поморщился. Похоже, он выбрал не самое
удачное слово, но поправить было уже ничего нельзя. Ему следовало сказать
матери, что он приехал сюда, чтобы сообщить ей нечто, поставить ее в
известность о своих намерениях, ибо обсуждать здесь было нечего.
— Мне кажется, нам пора поговорить откровенно, —
добавил он решительно.
— Можно подумать, что обычно мы с тобой не
откровенны, — парировала Марион.
— Не во всем. — Теперь во всей его позе читалось
напряжение. Чтобы избавиться от него, Майкл даже наклонился вперед в своем
кресле, однако это не помогло. Спиной он чувствовал устремленный на него взгляд
отца, и это заставляло Майкла нервничать еще больше.
— Мы никогда не говорили с тобой откровенно о Нэнси,
мама.
— О ком? — Голос и взгляд Марион выражали такое
равнодушие, словно она впервые слышала это имя, и в какое-то мгновение Майклу
даже захотелось ударить мать по щеке, чтобы с нее слетела эта маска
притворства.
— О Нэнси Макаллистер. О моей девушке.
— Ах да… — Последовала непродолжительная пауза. Марион
рассеянно тронула кончиком пальца лежащую на блюдце серебряную эмалевую
ложечку, и та негромко звякнула. — И в каком смысле мы не говорим о ней
откровенно?
Глаза Марион словно бы подернулись тонкой ледяной коркой, но
Майкл не собирался отступать.
— Ты делаешь вид, будто ее не существует. И я, в свою
очередь, старался не напоминать тебе о ней, чтобы не расстраивать лишний раз,
но… Видишь ли, я собираюсь на ней жениться. — Он перевел дух и откинулся
на спинку кресла. — Через две недели, мама.
— Понятно. — На лице Марион Хиллард не дрогнул ни
один мускул. — Могу я узнать, к чему такая спешка? Она что, беременна?
— Разумеется, нет.
— Тогда зачем, позволь спросить, тебе понадобилось на ней
жениться? — Марион в недоумении вскинула брови. — И почему именно
через две недели?
— Потому что через две недели я заканчиваю учебу,
потому что через две недели я переезжаю в Нью-Йорк; потому что через две недели
я начинаю работать у тебя. В конце концов, просто потому, что это имеет смысл.
— Для кого?
Лед в глазах Марион сделался толще, и Майклу стало очень не
по себе под этим пристальным взглядом. Ни на мгновение она не отвела глаз от
его лица, и он невольно вздрогнул, когда его слуха достиг негромкий шелест
шелка — это Марион положила одну ногу на другую. В бизнесе она была безжалостна
— порой одного ее взгляда хватало, чтобы заставить человека сдаться и пойти на
любые уступки. И в своих отношениях с сыном Марион хоть и редко, но прибегала к
подобному приему.
— Это имеет смысл для нас, мама.
— Для вас — может быть, но не для меня. Наша компания
только что получила крупный заказ. Мы должны построить в Сан-Франциско новый
медицинский центр. У тебя не будет ни одной свободной минутки ни для жены и ни
для кого. Я… я очень рассчитывала на тебя, Майкл. В ближайшие два-три года тебе
придется очень много работать, чтобы с тобой начали считаться в деловом мире. И
потом… Откровенно говоря, дорогой, мне очень не хотелось бы, чтобы ты спешил с
женитьбой.
Последняя ее фраза прозвучала намного мягче, чем все
предыдущие, и в душе Майкла проснулась надежда.
— Нэнси — настоящее сокровище, мама. Она не будет
отвлекать меня от работы и не станет помехой тебе. Она просто чудо, и…
— Может быть, и так, но я не думаю, что Нэнси
подходящая жена для тебя. Ты подумал о неминуемом скандале?..
Теперь в глазах Марион сверкало нескрываемое торжество. Она
готовилась нанести последний, убийственный удар, и Майкл, не знавший, что за
козыри могут быть у матери в рукаве, невольно задержал дыхание и едва не
зажмурил глаза. Он чувствовал себя беспомощной жертвой — полевой мышью, на
которую в ночной темноте бесшумно несется что-то крылатое, хищное, огромное.
— О каком скандале?
— Разве твоя девушка не рассказывала тебе, кто она
такая?
О боже!.. Что значит — «кто она такая»?
— Что ты имеешь в виду? — внезапно пересохшие губы
едва повиновались ему.
— Только то, что ты совсем ее не знаешь. Вот,
взгляни-ка на это…
Марион грациозно наклонилась и, поставив на ковер чашку с
блюдцем, тут же выпрямилась. Встав с кресла, она подошла к стоявшему в углу
столу и достала из нижнего ящика пухлую картонную папку. Вернувшись к камину,
она молча протянула ее сыну.
— Что это?
— Это отчет частного сыскного бюро. Я просила их
выяснить, что собой представляет твоя маленькая художница, и, говоря
откровенно, то, что я узнала, мне очень не понравилось.
Эти последние слова были преуменьшением. Получив отчет
сыскного бюро, Марион пришла в ярость.
— Пожалуйста, не спеши и внимательно прочти эти
документы.
Не спешить и не волноваться было выше его сил, и — действуя
почти против своей воли — Майкл открыл папку и начал читать. Из первых же
страниц досье он узнал, что отец Нэнси погиб в тюрьме, когда она была еще
младенцем, а мать умерла от алкоголизма два года спустя. В короткой справке
указывалось также, что отец Нэнси отбывал семилетний срок за вооруженное
ограбление.
— Очаровательная семейка, не правда ли, дорогой? —
В голосе Марион сквозило презрение, и Майкл, не сдержавшись, с такой силой
швырнул папку на пол, что листы из нее разлетелись по всей библиотеке.
