– Посмотри, посмотри на эту тетку в серой куртке, – прошипела она около хлебобулочного отдела. – Две пачки баранок взяла, буханку бородинского, булочки для гамбургеров и четыре слойки с картошкой.
– Ну и что? – улыбнулась Ника, прекрасно понимая, что именно гложет подругу. И как это другие могут есть, когда ей нельзя!
– Как что! Тетка толще меня в два раза, а загребает в корзинку все, что лежит на прилавке!
– Тебя тоже никто не ограничивает.
Но Леська уже затаила злобу на любительницу булочек и слушать ничего не желала.
– Посмотри, за сосисками в очередь встала, наверняка положит их между булок, польет кетчупом и будет лопать с маринованным огурцом вприкуску.
– Да успокойся ты, у тебя уже крыша едет.
Но Леська ничего не слышала: простить всему миру свои два лишних килограмма она не могла. Встав сразу за пышной дамой в серой куртке, она стала нервно царапать стекло витрины.
– Держи себя в руках, – посоветовала Ника.
– А я что? Я ничего. Нам же тоже нужны сосиски, купим «Венские». Ты только посмотри, какие аппетитные булочки торчат у нее из корзинки, ну где же справедливость!
На беду, женщина купила последние «Венские» сосиски. Ника боялась, что подруга сейчас устроит скандал и разнесет магазин по кирпичику, но все оказалось еще хуже. Леська отошла в сторону и тихо заплакала. Малейший повод – и нервы натянулись как струны.
– Как мне все надоели, можно, я кого-нибудь убью, ну пожалуйста, – хлюпала носом Леська. – Не могу больше, не могу!
– Тебе необходимо выговориться, – серьезно сказала Ника. – Знаю я одного психоаналитика, как-то с его сыном занималась, сейчас поедем к нему, и он тебе окажет первую психологическую помощь. А если уж совсем туго будет, его и убьешь, может, тогда тебе действительно полегчает.
Леська никогда в жизни не видела живого психоаналитика. Сгорая от любопытства и представляя себя то уставшей от поклонников кинозвездой, то избалованной женой состоятельного бизнесмена, она ритмично закивала головой. По ее мнению, именно такой контингент населения проводил большую часть своей жизни на кушетке в кабинете психоаналитика.
Кузькин Александр Александрович имел десятилетний опыт психоанализа: истеричек из петли вытаскивал, поникшим домохозяйкам возвращал веру в себя, а разведенным дамочкам восстанавливал разрушенную ауру чувств. Когда в кресло села хмурая девушка с пестрыми волосами, одетая в зеленый балахон, и спросила: «Сан Саныч, а я могу говорить все, что захочу?» – он понял, что случай непростой, надо собрать все имеющиеся знания в кучу и приготовиться к затяжному разговору.
– А могу ли я надеяться, что мои слова не выйдут за пределы этих стен? – поинтересовалась Леся, поглядывая на кушетку. Очень хотелось на нее лечь, прямо как в кино, но в кресле было уютнее. – Тайну исповеди гарантируете?
– Гарантирую, – ответил Кузькин.
– Это хорошо. Дело в том, что меня хочет убить маньяк, и если вы об этом разболтаете, я уверена, что он убьет и вас тоже.
«У-у-у, – подумал Александр Александрович, – а у девушки-то серьезные проблемы!»
– Какой именно маньяк?
– Не скажу. Не верю я вам: глазки бегают, щека дергается… А вы точно психоаналитик?
У Кузькина ничего не дергалось, но после этих слов он действительно почувствовал, как щеку прокалывают иголочки.
– Я диплом могу показать, – обидчиво сказал он, выдвигая верхний ящик стола.
– Не надо. Верю, – сжалилась Леська.
– Так что вас привело ко мне?
– Понимаете, Сан Саныч, у меня острое желание убить кого-нибудь, так, чтобы клочки в разные стороны полетели. У меня вот здесь, – она обхватила двумя руками правую грудь, – копошатся волнения. Что делать-то, товарищ психоаналитик?
Кузькин почесал затылок и сказал:
– Сейчас мы с вами поиграем в ассоциации. Я называю слово, и вы тут же говорите первое, что пришло в голову.
– Ладно, вроде это не сложно.
– Утро, – начал Александр Александрович.
– Маньяк.
– Вечер.
– Маньяк.
– Радость.
– Маньяк.
– Послушайте, Олеся Владимировна, так нельзя, мы же с вами договорились, что вы будете говорить первое, что придет в голову.
– Так я и говорю первое. Утро – потому что он мне позвонил утром, вечер – он на меня напал вечером.
– Ну а радость-то – почему маньяк?! – истерично воскликнул Кузькин.
– Потому что когда его поймают – это будет настоящей радостью!
Через полчаса Александр Александрович потер виски, посмотрел затуманенным взором на Олесю и сказал:
– Я вообще-то удивлен, что вас хочет убить только один маньяк.
Ника переминалась с ноги на ногу в коридоре. Услышав в кабинете шум, больше похожий на грохот, она распахнула дверь и с удивлением уставилась на происходящее. Кузькин прижимаясь спиной к подоконнику, пытался прикрыть голову руками, а Леська колошматила его скрученным в трубу ватманом и приговаривала:
– Вот вам моя негативная энергия, вот вам моя негативная энергия, я сюда пришла не для того, чтобы тащить ее обратно домой…
– Не надо, – умолял психоаналитик в ответ, – прошу вас, не надо, у меня жена и дети!
Глава 13
Если маньяк пойман и вы почувствовали себя ненужной – утешьтесь, впереди еще целая жизнь, занимательных впечатлений на ваш век хватит.
– Игорь, поднимай всех на уши! Помнишь дедульку с бородой по фамилии Брагин? – Максим Григорьевич говорил торопливо, душу переполняли эмоции. – Он Соловьеву якобы нашел.
– Вонючий такой?
– Он самый. Так вот, не так уж он и стар и наверняка в обыденной жизни пахнет гораздо лучше.
– Пока что я ничего не понимаю, – делая шумный глоток кофе, сказал Игорь.
– Все объясню позже, сейчас бери ребят и отправляйся на квартиру Брагина, запиши адрес, – Кочкин продиктовал адрес, – похоже, дедуля и есть Телефонист! Я сейчас тоже к нему выезжаю, там и встретимся.
Подъезжая к дому на своей прихрамывающей «восьмерке», Максим Григорьевич с сожалением отметил, что машина Игоря уже здесь. Ему очень хотелось первым ворваться в логово маньяка и прижать его к стенке, но, увы, его опередили. Дверь квартиры была не заперта, с кухни неслись голоса оперативников, в коридоре стояли одетые по-домашнему, изумленные, растерянные соседи. «Понятые», – пронеслось в голове Кочкина, значит, все верно, значит, пришел конец Телефонисту! Он представил себе радостное выражение лица Олеси Лисичкиной и почувствовал, как на душе потеплело.
На диване сидел Брагин. В нем с трудом можно было узнать того замызганного пьянчужку, который с упоением рассказывал о том, как он выиграл десять рублей в лотерею и как с бутылкой в обнимку отмечал это событие. Он был чист и опрятен. На его лице, как ни странно, играла самодовольная улыбка.
