Милена Кольцова недовольно пофыркала, потребовала стакан воды, обругала одну из молоденьких девиц за то, что та во время припудривания наступила ей на ногу, торжественно кивнула режиссеру и поплыла в сторону огромного куста. Из белого фургончика выпорхнул Эдик, помахал зрителям и плюхнулся на скамейку, изобразив всем своим видом вялость и скуку.
– Смотри, смотри, вот он – твой сосед, – затараторила Ника, толкая подругу локтем.
– Вижу, – коротко ответила Леська. Она собиралась запомнить каждое мгновение съемки, чтобы потом все подробно рассказать Кочкину.
– Это что на него напялили-то?
– Наверное, он изображает бомжа.
Эдик был одет в грязную, местами порванную куртку, к тому же заляпанную краской, выцветшие тренировочные штаны пузырились на коленях и висели, как флаги в безветренную погоду.
– Надеюсь, для правдоподобия его не обмазали чем-нибудь вонючим, – скривилась Ника.
Молоденькая девица щелкнула картонкой, на которой было написано рабочее название фильма: «Люби ее бесконечно», и съемка началась.
– Вообще-то я эту Кольцову не люблю, пусть ее Эдик хорошенько отметелит, – шепнула Ника.
– И не надейся, – ответила Леська, – у них, к сожалению, здесь все не по-настоящему.
Милена Кольцова вышла из-за куста и уверенным шагом направилась по тропинке к скамейке.
– Эй, красотка, – грубо окликнул ее Эдик и схватил за руку. – Куда чешешь? Одолжи пару сотен на опохмел, страдаю ужасно.
Он подскочил и притянул вяло сопротивляющуюся актрису к себе.
– У меня такое чувство, – сказала Леська, – что эта Милена спит и видит, чтобы на нее напали из-за угла. Смотри, какое у нее довольное выражение лица!
Эдик продолжал настойчиво требовать деньги, а Кольцова повизгивала: «Нет, о нет, я не дам тебе денег, бомж противный!» Смотреть на это было невозможно, но бабка с вишневой сумкой ахала от восторга и практически уже теряла сознание от переполнявших ее чувств, налегая всем своим телом на Нику.
– Как играют, как играют! – умилялась бабулька, вытирая рукавом слезы.
– Стоп! Стоп! – заорал рассерженный режиссер и заметался по съемочной площадке. – Ну кто так нападает, ну кто так сопротивляется!
Размахивая руками, он стал эмоционально объяснять сцену актерам. Эдик старательно кивал, а Милена снисходительно улыбалась. Она вновь спряталась за кустом, и все началось сначала.
Через двадцать минут Леська и Ника нервно дергали веревку с флажками, Мелену им хотелось уже прибить самим.
– Да размахнись ты хорошенько, ведь она, зараза, тебе денег на бутылку не дает! – орал режиссер Эдику. – А ты перестань к нему пристраиваться, ты же в панике, он может не только тебя ограбить, но и даже изнасиловать!
Глаза Милены при этих словах запылали страстным огнем, и режиссер застонал. Еще через полчаса Кольцова объявила, что устала и не хочет больше быть тренажером для неловкого начинающего актера. Эдик загрустил.
– Так, – протянул режиссер, – пока наша красотка отдыхает, будешь репетировать на ком-нибудь другом. – Он оглядел зрителей, и его взгляд остановился на Леське, которая в тот момент объясняла Нике, как лучше душить жертву, чтобы она сразу окочурилась. Леська сжимала свою шею руками, подпрыгивала на месте и издавала хрипящие звуки – талант был налицо. Режиссер замахал рукой и крикнул: – Девушка, вот вы, да, да, идите сюда!
Увидев свою соседку, Эдик оживился, будто отмутузить ее было пределом его мечтаний. Леська удивленно посмотрела на режиссера, пожала плечами и подлезла под веревку с флажками.
– Актрисой когда-нибудь хотела стать? – поинтересовался режиссер, оглядывая весьма симпатичную девушку.
– Нет, – мотнула головой Леська, – они все наркоманки и нимфоманки, мне такого счастья не надо.
– Подходишь, – кивнул режиссер. – Побудешь пока жертвой. Это наш начинающий актер Эдик, ему порепетировать надо.
– Жертву изображать? – осведомилась она. – Ладно, равных мне в этом деле все равно нет.
Леська пошла за куст, взбила короткие волосы, откашлялась и, протыкая землю на тропинке острыми каблуками, направилась в сторону Эдика.
– Эй, красотка! Куда чешешь? Одолжи пару сотен на опохмел, страдаю ужасно.
– Обойдешься, козел вонючий, – выдала она и гневно плюнула в соседа.
– Чего? – обиделся Эдик.
– Давай вали отсюда, а то ноги переломаю, – пошла Леська в наступление.
– Стоп! Стоп! Стоп! – заорал режиссер. – Что это такое?! Ты должна перепугаться, а он на тебя набросится. Понятно?
– Угу, – кивнула Леська и вернулась на исходную позицию. Ничего этот режиссер не понимает: она просто хотела подзадорить Эдика и сделать картину более натуральной. Беда с этими актерами и режиссерами.
– Эй, красотка! Куда чешешь? Одолжи пару сотен на опохмел, страдаю ужасно, – вновь произнес Эдик.
– Ой! Ай! – подскочила Леська. – Ты кто такой? Говорила мне мама, не ходи одна по лесу, а я, дура, ее не послушалась! Горе мне, горе, теперь ты, наверное, меня убьешь и в землю закопаешь!
Леська совершенно забыла, с какой целью она оказалась на съемочной площадке, вжилась в роль и старалась изо всех сил переиграть всех великих актеров современности.
– Деньги давай! – Эдик дернул Леську за руку и притянул к себе.
– Не смей, негодяй, меня трогать! Я в прокуратуру пойду, будешь потом гнить в тюремных казематах до конца своих дней! – взвизгнула она, но, вспомнив, что режиссер просил не задираться, а пугаться, добавила уже жалобным тоном: – А у меня бабушка заболела, я ей пирожки несу, а зовут меня Красная Шапочка.
Через пять минут режиссера обмахивали газеткой. Он почему-то почувствовал себя дурно.
– Эй, красотка! Куда чешешь? Одолжи пару сотен на опохмел, страдаю ужасно, – выдавил из себя измотанный Эдик. Он уже был готов придушить Леську, потому что она явно очень плохо влияла на его будущую карьеру.
– Нет у меня денег, заплатила налоги, и ничего не осталось, – выдала очередную версию своего безденежья Леська.
– Деньги давай! – вскричал Эдик, нервно поглядывая на шею Леськи, украшенную голубым воздушным шарфиком. – А не то придушу тебя!!!
– А вот и не дам, а вот и не дам! – затанцевала на месте Леська. В этот момент она как раз вспомнила, какие цели привели ее на съемочную площадку, и изо всех сил постаралась разозлить Эдика, чтобы он на нее набросился. Она свято верила, что безошибочно определит – он или не он душил ее тем страшным вечером.
– Тогда я сейчас сломаю твою куриную шею в четырех местах!!! – взревел «великий актер», наваливаясь всем телом на уже испуганную Олесю. Она слабо представляла, как можно переломить шею в четырех местах, и от этого очень разволновалась.
Эдик сжал пальцы на шее своей соседки и завыл. Молоденькие девушки-ассистентки завизжали, но слышно их не было – Ника завопила так, что перекрыла своим трубным голосом даже пролетающий низко над парком вертолет. Бабка с бордовой сумкой стала часто-часто креститься, а юные школьницы, вынув из карманов мобильники, бросились фотографировать сцену, которую уже никак нельзя было назвать фальшивой – актеры явно превзошли самих себя. Два парня в комбинезонах, занимающиеся освещением, дружно подлетели к «Отелло и Дездемоне» и разлепили содрогающуюся в буйных конвульсиях парочку. Леське тут же протянули стакан воды, а на голову Эдика вылили полбутылки минералки.
