Моим замечательным, необыкновенным, любящим детям – Беатрис,
Тревору, Тодду, Нику, Саманте, Виктории, Ванессе, Максу и Заре, которые
наполняют мою жизнь не только смыслом, но и радостью, счастьем и любовью во
всех ее проявлениях. Как мне повезло в жизни, что у меня есть вы, с вашим
смехом, любовью и всеми прекрасными мгновениями, которые мы проживаем вместе.
Не устаю радоваться вам, благодарить и ценить вас больше, чем можно выразить
словами. Пусть когда-нибудь господь одарит вас такими же чудесными детьми,
какими вы являетесь для меня.
С любовью, мама.
– А как это – приручить?
– Это давно забытое понятие… Оно означает: создать узы.
– Узы?
– Вот именно… – сказал Лис. – Ты для меня
пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других
мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен… Я для тебя всего только
лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь,
мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я
буду для тебя один в целом свете…
…Если ты меня приручишь, моя жизнь словно солнцем озарится.
Твои шаги я стану различать среди тысяч других. Заслышав людские шаги, я всегда
убегаю и прячусь. Но твоя походка позовет меня, точно музыка, и я выйду из
своего убежища… Как чудесно будет, когда ты меня приручишь!..
Лис замолчал и Долго смотрел на Маленького принца. Потом
сказал:
– Пожалуйста, приручи меня!
– Я был бы рад, – отвечал Маленький принц, –
но у меня так мало времени. Мне еще надо найти друзей и узнать разные вещи.
– Узнать можно только те вещи, которые
приручишь, – сказал Лис. – У людей уже не хватает времени что-либо
узнавать. Они покупают вещи готовыми в магазинах. Но ведь нет таких магазинов,
которые торговали бы друзьями, и потому люди больше не имеют друзей. Если
хочешь, чтобы у тебя был друг, приручи меня!
– А что для этого надо делать? – спросил Маленький
принц.
– Надо запастись терпением, – ответил Лис. –
Сперва сядь вон там, поодаль, на траву, – вот так. Я буду на тебя искоса
поглядывать, а ты молчи. Слова только мешают понимать друг друга. Но с каждым
днем садись немножко ближе…
… – Вы еще ничто. Никто вас не приручил, и вы никого не
приручили. Таким прежде был мой Лис. Он ничем не отличался от ста тысяч других
лисиц. Но я с ним подружился, и теперь он – единственный в целом свете.
Антуан де Сент-Экзюпери, «Маленький принц»
Глава 1
Галерея «Сювери» в Париже занимала элегантный особняк XVIII
века в предместье Сент-Оноре. Коллекционеры приезжали сюда по предварительной
договоренности и через калитку в массивных воротах попадали во внутренний двор.
В центральной части здания размещалась основная галерея, в левом крыле – офисы
ее владельца Симона де Сювери. А справа располагалось современное крыло, пристроенное
к галерее его дочерью. За домом раскинулся живописный сад со множеством
скульптур, в большинстве – роденовских. Симон Сювери владел галереей уже более
сорока лет. Его отец, Антуан, в свое время был одним из самых прославленных
европейских коллекционеров, а Симон, прежде чем открыть галерею, занимался
исследованием живописи Возрождения и голландских мастеров. Теперь к нему за
консультациями обращались музеи всей Европы. Частным коллекционерам он внушал
благоговение, а всем, кто был с ним знаком, – восхищение и отчасти страх.
Симон де Сювери имел внушительную внешность. Высокий,
могучего телосложения, с суровыми чертами лица и темными глазами, которые,
казалось, пронизывали тебя насквозь. Жениться Симон не спешил. В молодости он
был слишком занят созданием своего дела, чтобы тратить время на любовные
похождения. Женился он поздно – в сорок лет, на дочери влиятельного
американского коллекционера. Это был удачный, можно сказать – счастливый союз.
Марджори де Сювери никогда напрямую не встревала в дела галереи, которая к
моменту ее замужества уже прочно стояла на ногах. Она восхищалась плодами
трудов своего супруга. Она любила его всем сердцем и страстно интересовалась
всем, что он делает. Марджори была художница, но так и не научилась без
сердечного волнения демонстрировать свои работы. Она писала изящные пейзажи и
портреты и раздаривала их друзьям. По правде сказать, Симон имел слабость к ее
работам, хотя в профессиональном отношении они его не впечатляли. Во всем, что
касалось галереи, Симон был беспощаден и решителен. Воля у него была стальная,
ум – острый, как алмаз, чутье – тонкое и безошибочное. И глубоко под всем этим
скрывалось – и никогда не показывалось – нежное сердце. Точнее, так говорила
Марджори. Хотя верили ей не все. С подчиненными он был справедлив, с клиентами
– честен, а в погоне за ценными для галереи приобретениями – неутомим. Бывало,
годы уходили на то, чтобы раздобыть какое-то конкретное полотно или скульптуру,
но Симон никогда не останавливался на достигнутом. Точно так же, будучи холостым,
он искал себе жену. А заполучив, хранил ее как величайшее сокровище – то есть
держал при себе. В обществе он появлялся лишь тогда, когда это было необходимо
– обычно это были приемы для клиентов в одном из флигелей здания.
Обзавестись детьми они решились не сразу. Вообще-то, это
было решение Симона, и ребенок появился только спустя десять лет после их
бракосочетания. Зная, что Марджори жаждет детей, Симон наконец внял ее мольбам,
а когда родилась дочка, а не сын, почти не огорчился. Когда родилась Саша, Симону
было уже пятьдесят, а Марджори – тридцать девять. Саша сразу же стала для
матери светом в окошке. Они были неразлучны. Марджори многие часы проводила с
малышкой, они вместе смеялись, распевали песенки, играли в саду. Когда Саша
пошла в школу и они оказались разлучены, Марджори почти что погрузилась в
траур. Саша была очаровательным и ласковым ребенком. Темноволосая и смуглая,
как отец, она обладала воздушной нежностью своей матери. Марджори была
голубоглазой блондинкой с ангельским личиком и походила на мадонну с
итальянских полотен. У Саши, как и у матери, были нежные черты лица, а волосы и
глаза – темные, в отца, но в отличие от обоих родителей девочка была невысокая
и хрупкая. Отец любил ее поддразнивать и называл ребенком в миниатюре. Но в
характере у Саши не было ничего мелкого или слабого. Она оказалась наделена
стальной волей, как отец, и теплотой и нежностью, как мать, и с ранних лет
демонстрировала унаследованную от отца целеустремленность. Тот стал
воспринимать дочь всерьез, лишь, когда ей исполнилось четыре или пять лет, и с
тех пор говорил с ней только об искусстве. В свободные минуты он показывал
дочери галерею, рассказывал о разных художниках, учил распознавать их кисть и
показывал репродукции в альбомах. Едва она научилась писать, как он стал
добиваться от нее не только правильного произношения, но и правильного
написания имен знаменитых мастеров. Девочка не сопротивлялась, а, напротив,
впитывала все, как губка, и бережно сохраняла в памяти каждую крупицу
полученной от отца информации. Симон очень гордился дочкой. И все сильней любил
жену, которая серьезно заболела через три года после рождения ребенка.
