Их отношения были для обоих и очень благотворными, и одновременно
очень рискованными.
В Риме они поехали повидаться с одним Сашиным коллегой, тоже
владельцем галереи, с которым Саша имела опыт совместного бизнеса. Это был
пожилой человек семидесяти лет, чьи представления об искусстве Саша очень
уважала. А Лайам оказался не на высоте. В кабинете у Сашиного коллеги он вел
себя как скучающий школьник. Он зевал, качал ногой, пинал стол, пока Саша не
сделала ему замечания вполголоса. Чем привела его в такое негодование, что
Лайам пулей вылетел из кабинета. Сашин коллега не подал виду и лишь повел
бровью. А в результате Саше пришлось отказаться от обеда в его компании.
После этого у них произошел бурный спор по поводу
случившегося. Кроме этого случая, ничто не омрачило их поездки. Ночью, после
секса, Лайам перед ней извинился. Он сказал, что на него навалилась тоска и
усталость, а к тому же ему не понравилось, как итальянец на нее смотрел, и
взыграла ревность. Это признание Сашу растрогало, но убедить итальянца, что она
привозила с собой интеллигентного и благовоспитанного взрослого человека и
талантливого художника, было уже невозможно. Еще один тревожный звонок, не
предвещавший ничего хорошего. Таких встреч в ее жизни множество, а Лайам был к
ним просто не подготовлен. Если ему делалось скучно или он чувствовал, что с
ним не считаются, он почти всякий раз начинал вести себя как капризный ребенок.
Порой трудно было поверить, что этому человеку уже сорок лет. Скорее – ровно
вполовину меньше. Да Лайам и выглядел очень молодо, что составляло немалую
часть его обаяния и одновременно являлось угрозой их с Сашей отношениям. И все
же поездка в Италию принесла им много счастливых впечатлений.
За время путешествия Саша несколько раз звонила детям. У
обоих имелся План ее поездки, но они редко звонили ей сами. Обычно звонила
Саша, тем более что она часто отключала мобильный и с ней труднее было
связаться. В отелях они с Лайамом регистрировались под своими именами – Лайам
Эллисон и Саша Бордман, что, по мнению Лайама, звучало как название адвокатской
конторы – «Эллисон и Бордман» – или компании по налоговому консалтингу. А
иногда по ошибке их записывали как одного человека – Эллисона Бордмана, но они
не возражали. Татьяну это однажды позабавило. Она позвонила матери во Флоренцию
и попросила соединить с Сашей Бордман, а в ответ услышала, что у них есть
только Эллисон Бордман, то есть, наверное, как раз тот человек, который нужен,
только имя почему-то другое. Татьяну это ни на какие догадки не натолкнуло. Вот
если бы позвонил Ксавье, он бы наверняка что-то заподозрил. Но Татьяна никак не
ассоциировала мать с Лайамом. Так что ей и в голову не пришло, что Лайам
путешествует вместе с матерью. Саша вместе с дочерью посмеялась над ошибкой
телефонистки, которые случаются даже в хороших отелях.
Такая же история повторилась, когда Саше из Парижа позвонил
Бернар. Он уточнил имя, и после проверки ему сказали, что у них есть мистер
Эллисон и миссис Бордман, что привело его в шок, но никаких вопросов Бернар не
стал задавать.
Это был ее первый рабочий день по возвращении в Париж. Надо
было просмотреть гору корреспонденции и массу накопившихся за три недели ее
отсутствия слайдов от подающих надежды художников. Она задыхалась от дел, но
это была необходимая плата за поездку.
Бернар заглянул к ней в кабинет, сел напротив и кинул
внимательный взгляд на Сашу, пытаясь понять, подходящий ли момент для
разговора. Бернар привык опекать Сашу, как старший брат. Как и свою дочь, его
всему научил ее отец, и Бернар работал в галерее уже двадцать с лишним лет. Он
поступил на работу к ее отцу еще до Сашиного переезда в Нью-Йорк. Бернар был на
десять лет старше Саши, но у нее всегда было такое чувство, будто они выросли
вместе.
Он смотрел на нее, а она проглядывала какие-то слайды. Она
уже рассказала ему о своих встречах с художниками и о той художнице из Неаполя,
которая произвела на нее такое сильное впечатление. Саша в нее просто
влюбилась. И в ее работы тоже.
– Правильно ли я понимаю, что ты брала с собой
консультанта? – осторожно спросил Бернар и поспешил прибавить: – Можешь не
отвечать, если не хочешь. Это меня не касается.
Она подняла голову, задумчиво его оглядела и кивнула.
– Как ты узнал?
– В Риме в отеле тебя записали как Эллисон Бордман, а
когда я их поправил, мне объяснили, что имели в виду мистера Эллисона и миссис
Бордман.
– И то же самое было во Флоренции, когда мне звонила
Татьяна. К счастью, она не стала вдаваться в подробности.
– У тебя все в порядке? – Бернар был обеспокоен.
Он всегда за нее тревожился, и теперь, и раньше. После смерти Артура о ней
некому было позаботиться. Она же заботилась обо всех, включая и самого Бернара.
Саша была необыкновенной начальницей и другом, в точности как когда-то ее отец.
К обоим Бернар испытывал чувство глубочайшей преданности, и никому на свете он
так не доверял, как этим двум людям да еще своей жене.
– Все хорошо, – его Саша и улыбнулась. – Я,
конечно, не ожидала, что так сложится. Это все как-то необычно… мягко говоря.
Мне трудно говорить с тобой на эту тему, ну ты понимаешь почему.
– Я еще в тот раз удивлялся, когда он у тебя десять
дней прожил. Не похоже на твое обычное гостеприимство, даже в отношении
прекрасного художника. Тогда у вас все и началось? – Одновременно Бернара
разбирало и любопытство.
– Не совсем. Он не просто так тогда приехал. Все
началось еще в январе в Лондоне, когда я приезжала смотреть его работы. С тех
пор отношения то обрывались, то начинались вновь. По правде сказать, не знаю,
что мне с этим делать. Мы такие разные, да еще возраст… Он меня на девять лет
моложе, понимаешь, Бернар?! Это ужасно! И еще… Он художник. Этим все сказано!
Оба понимали, что это значит. Бернар засмеялся.
– Пикассо был таким же. – Он улыбнулся. – Но
с ним мирились. Лайам хороший мальчик. – Он был Бернару симпатичен, да и
картины у него замечательные. Хотя Бернар и не был поклонником современных
направлений в живописи.
– В том-то и проблема, – согласилась с ним Саша,
радуясь, что наконец можно с кем-то близким обсудить свои проблемы. Бернар был
человек разумный, к тому же – верный друг. – Для своих лет он очень юн.
Иногда прямо-таки мальчишка, а иногда – взрослый мужчина.
Бернар понимающе кивнул. Они оба хорошо понимали, что Саше в
качестве спутника и партнера нужен не мальчик, а зрелый, надежный мужчина.
– Мы все иногда бываем детьми. Мне пятьдесят девять
лет, а жена все обращается со мной как с двенадцатилетним мальчишкой. И, по
правде сказать, мне это даже нравится. Я чувствую себя комфортно и спокойно, я
знаю, что меня любят. – Бернар говорил искренне, а Саша слушала его с
задумчивым видом.
– Лайаму тоже это нужно. Его мать умерла, когда ему
было семь лет. Мне нравится заботиться о близких мне мужчинах, но я не хочу
превращаться в его наставницу и воспитательницу, а такое может случиться. И еще
мне не хотелось бы и внешне выглядеть как его мать, а такое очень скоро может
произойти.
