– В чем дело, зайчик? – спросил он заплетающимся
языком, глядя на нее пьяными глазами. Саша готова была его убить на месте и
хотела одного: поскорее уйти.
– Лайам, я хочу домой, – тихо сказала она. Она не
хотела устраивать сцену, но и не намерена была дальше позориться. Лайам себя не
контролировал, и положение усугублялось с каждой минутой. Он заказал «Отвертку»,
а когда официант подошел с заказом, стакан перехватила Саша.
– Ты что? – возмутился Лайам и попытался выхватить
у нее коктейль. Но официант уже понял, что происходит, молча забрал стакан и
унес.
– Тебе уже хватит! Нам пора.
– Вот еще! – вскочил и, шатаясь, встал перед ней.
Он чуть не упал ей на руки, потом его вдруг потянуло на нежности. Саша
выразительно на него посмотрела, но ей уже было ясно, что увезти его домой не
удастся. Он, несомненно, был в ударе. – Я не твой сынок, чтобы ты мне диктовала,
что делать! – Лайам положил ей руку на плечо.
– Тогда веди себя как взрослый! – вполголоса
сказала Саша. Он был похож на распоясавшегося пьянчужку.
– Ты не имеешь права мне указывать! – повторил он,
Саша кивнула, окружающие с любопытством смотрели на них. Один из гостей
заметил, что назавтра у парня будет тяжелое похмелье, другой засмеялся. С
обоими мужчинами Саша была хорошо знакома. Это были приятели Артура. Еще не
легче!
– Лайам, я устала. Я хочу домой, – взмолилась она.
– Так иди и поспи. Можешь меня в машине подождать. В
кои-то веки я хочу повеселиться. Мне здесь нравится. – Он опять качнулся
и, к Сашиному ужасу, нырнул в толпу. Она нашла его верхом на коне, запряженном
в повозку для увеселения гостей. Конь пугался, а конюх безуспешно уговаривал
Лайама слезть. Гости стояли и смотрели, как будут развиваться события. В
конечном итоге с помощью трех официантов Лайама удалось спустить на землю. Он
все кричал: «Нно! Пошшла!» – и колотил лошадь пятками по бокам. Саше хотелось
его прибить.
Хозяин дома помог усадить его в машину. Лайам мгновенно
отключился, и Саша повезла его домой. Разбудить его возле дома не удалось, и
она оставила его спать в машине. В семь утра она проснулась оттого, что он
пробрался к ней под бок. В девять она поднялась, а Лайам еще не проспался. Он
спустился только к полудню, да и то надел темные очки и все причитал, что
солнце очень яркое. Саша молча сидела на кухне с газетой, а Лайам налил себе
кружку кофе. Потом подошел и сел рядом, и ей ничего не оставалось, как
оторваться от газеты и поздороваться. Голос у нее был холоднее льда.
– Вот это я понимаю, повеселились… – произнес
Лайам как ни в чем не бывало. Саша пристально на него посмотрела. – Я,
кажется, перебрал – судя по раскалывающейся голове. – Он хохотнул. Саша
молча смотрела на него.
– Что я вчера натворил? – осторожно спросил он. Он
мало что помнил о вчерашнем вечере. Зато Саша помнила все в мельчайших
подробностях.
– Много чего, – ответила она и перечислила все его
«подвиги». Не забыла и о том, как он лапал ее и пустил псу под хвост всю их
конспирацию. – Но больше всего мне, конечно, понравилась выходка с
лошадью. Ты был неподражаем и испугал коня, изображал из себя ковбоя и вопил во
все горло. – Саша едва сдерживалась, чтобы не расплакаться от обиды. А
Лайам, оказывается, тоже был обижен. Он не желал выслушивать нотации. Он
взрослый человек, имеет право вести себя так, как ему хочется. Об этом он ей и
заявил. Сказал, что слишком долго был паинькой, а время от времени ему надо
выпускать пар.
– Я тебе говорил, Саша, я предупреждал! Ты не имеешь
права накидывать на меня узду. На меня всю жизнь родня наезжала, а теперь и ты
туда же. Каждому человеку нужно иногда встряхнуться. И что с того, если я дал
себе развлечься? – Он все-таки оправдывался, чувствовал себя виноватым и
от этого еще сильнее злился.
– Ты меня опозорил, – заявила Саша, глядя ему в
лицо. Все шло так хорошо, а он взял и снова перевел стрелку в сторону
«невозможно». Саша искренне хотела быть с Лайамом, хотела радоваться его
успехам, гордиться им. Она была готова представить его как своего близкого
друга своим знакомым. Но если он по-прежнему считает возможным выкидывать такие
номера, не считаясь с ней, вряд ли у них что-нибудь получится. – Если ты
так будешь себя вести, я с тобой больше никуда не смогу показаться. Тебе
наплевать на свою репутацию, но я не позволю тебе позорить меня.
– Ты говоришь в точности как мой отец, не собираюсь от
тебя это выслушивать, – воинственно объявил Лайам. – Собственно, что
произошло?! Ну выпил я немного лишнего.
– Ты выпил много лишнего. И сделал все, чтобы те, кому
мало-мальски есть до этого дело, убедились, что мы любовники.
– меня твоя конспирация вот где!
За месяц в Нью-Йорке от их тайны мало что осталось. Бернар
знал и до этого. Теперь знает Марси. Знает Татьяна. Знает Ксавье. И еще бог
знает сколько человек догадываются. Пока Лайам держался прилично, Саша была
готова обнародовать их отношения. Но сейчас…
– Тогда веди себя как взрослый человек, и не нужна
будет конспирация.
– Если бы ты меня любила, ты бы не боялась, что об этом
все узнают. – Он говорил тоном обиженного ребенка.
– Я тебя люблю, но не позволю тебе выставлять меня на
посмешище. Мне и так непросто из-за разницы в возрасте. Мне надо время, чтобы
свыкнуться. А тебе – чтобы подрасти.
– Ради бога, Саша! Ну, сколько можно! Забудь об этом! И
я уже давно вырос. Я художник, вольная птица. Меня не удастся выдрессировать,
как цирковую собачку, чтобы производить впечатление на твоих друзей и в угоду
твоей доченьке. Или ты любишь меня как есть, или не любишь.
– Так вот оно в чем дело! В Татьяне? Лайам, пройдет
время, и она опомнится. Она считает, я предала ее отца, а она его боготворила.
И узнать о наших отношениях было для нее ударом. А твои выкрутасы вряд ли
помогут кого-либо убедить, что они жизнеспособны. И меньше всего – меня.
Не говоря ни слова, Лайам вышел из кухни и хлопнул дверью. В
окно Саша видела, как он направился к пляжу. Настроение у обоих было хуже
некуда. Вчерашний вечер вспоминался как кошмар. А хуже всего было то, что
завтра они возвращаются в Европу, она – в Париж, он – в Лондон. Если последний
день они проведут в ссоре, то времени на наведение мостов уже не останется.
Когда вечером они выехали в город, Лайам продолжал дуться.
Дома он отказался от ужина – пробурчал, что не голоден. Саша все равно
приготовила спагетти, и Лайам все же сел за стол.
– Прости, я вчера дурака свалял. Идиот! Не знаю, что на
меня нашло, просто мне хотелось оттянуться немного. Имеет человек право хоть
изредка расслабиться?! Я не преступник, не подлец, могут у меня быть всего лишь
маленькие слабости? Черт побери, Саша, да меня иногда тянет выпить пива с твоим
консьержем. По-моему, он симпатичный малый. Но, заметь, я этого не делаю.
– Спасибо тебе за это! Прости, если мой образ жизни
кажется тебе невыносимо строгим. – Саша была в полной растерянности. Опять
все вернулось на круги своя. Именно этого она опасалась с самого начала, когда
поняла, что Лайам абсолютно не терпит какого бы то ни было контроля над собой.
И любые порядки цивилизованного общества воспринимает как попытку притеснения.
Но у нее вся жизнь строго упорядочена. Она никогда не могла и не может
позволить себе делать все, что вздумается. А для Лайама, чего Саша и боялась,
это, как видно, непосильная ноша. Значит, не могут они быть вместе? Сейчас Саше
это трудно было представить. – Лайам, я и вправду не знаю, что сказать. Я
не хочу делать тебя несчастным, не хочу портить твою жизнь, давить на тебя. Но
ты не можешь распоясываться всякий раз, как у тебя возникает настроение. –
Пока при Саше это случилось лишь однажды. Лайам своим поведением словно пытался
показать Саше, что он все равно останется тем, что он есть –
шалопаем-художником, бунтарем и озорником.
