Скитания по воспоминаниям уже стали для Саши привычным
занятием. Еще смерть Артура научила ее, что утрата – процесс длительный,
пережить ее в одночасье невозможно, ее проживаешь дюйм за дюймом, миллиметр за
миллиметром. После смерти Артура у нее ушел год на то, чтобы вновь
почувствовать себя человеком. Со дня ухода Лайама прошло еще только пять
месяцев. Она знала, что в конечном итоге справится с горем и в одно прекрасное
утро проснется без щемящего ощущения в груди. Потихоньку ей становилось легче
дышать. Иногда она задавала себе вопрос: а как он это все переживает? Может,
уже и думать забыл? У него теперь полно совсем других забот, и Саша была рада
слышать от Марси хорошие новости о Шарлотте. Еще Саша не могла удержаться от
вопроса, счастлив ли он с Бет. Узнать это ей было не дано, да, наверное, это и
не так важно. Теперь, на радость или на беду, он принадлежит Бет, что бы ни
случилось. Саша знала, он никогда от нее не уйдет. Он бы и в тот раз не ушел.
Лайам принадлежал к мужчинам, которые, однажды полюбив и взяв на себя
обязательства, остаются верны им. У них с Бет вышло по-иному, потому что
обязательств на себя он так и не взял. Как Саша и предсказывала с самого
начала, их отношения оказались невозможны, только по другой причине, чем она
думала. Ей ни разу и в голову не пришло, что Лайам может вернуться к Бет. И она
до сих пор была убеждена, что, если бы не несчастье с дочкой, он бы и не
вернулся. Вмешалась сама судьба.
На закате она гуляла по берегу и усилием воли заставила себя
не думать о нем. Мысли сами собой перешли на Артура и детей. С февраля у
Татьяны появился серьезный ухажер. Саша одобряла их отношения. А Ксавье
поговаривает о том, чтобы начать жить вместе с девушкой, с которой встречается
с самого Рождества. Что ж, пора. Ему уже двадцать семь.
Саша присела на песок полюбоваться на закат, и впервые за
долгое время на душе у нее было спокойно. Воздух еще был холодный, но солнце
весь день светило и грело. Она легла на песок и стала думать о детях,
вспоминать смешные и волнующие моменты своей семейной жизни, размышлять о
том,»чего она сумела добиться в жизни, о чудесных мгновениях, сплачивающих их
семью. В этом году она опять зафрахтовала для детей яхту. Но по-настоящему она
наслаждалась уединением только на этом пляже. И эти минуты были для нее
драгоценны. Здесь она могла подумать и возблагодарить судьбу за свою жизнь,
которую только-только начинала заново ощущать. Она знала, что, несмотря на все
утраты, ей есть за что благодарить судьбу.
Она смотрела, как быстро садится солнце, и гадала, увидит ли
сегодня зеленую вспышку, какая бывает в тот момент, как светило касается
горизонта. Саша любила смотреть на закат и сейчас получала от этого
удовольствие. В этот момент она ничего не хотела от жизни, кроме того, что уже
имела. Ей ничто и никто не был нужен. Она как будто находилась в безвоздушном
пространстве, в невесомости, где ничто не гнетет и не давит. Впервые с прошлого
декабря ей было легко. Это было начало выздоровления, хоть и запоздалое.
Саша увидела зеленую вспышку и улыбнулась. Она восприняла ее
как хорошее предзнаменование. Солнце опускалось все ниже, у Саши от бликов еще
рябило в глазах, и она решила, что ей померещилось. Отчетливо она его не
видела, только силуэт. Она решила, что это игра воображения, может быть, даже
галлюцинация, но тут услышала голос. Это был голос Лайама. Он стоял перед ней,
на фоне заката эффектно, как в кино. А она продолжала лежать и молча смотреть
на него.
– Здравствуй, Саша!
Зачем он приехал? В последний раз, когда они виделись, оба
плакали. Сейчас она только смотрела на него и улыбалась. Она не видела его пять
месяцев.
– Закатом любуюсь.
– Я издалека заметил тебя.
– Как Шарлотта?
– Намного лучше. Только что начала ходить
самостоятельно.
Она не пригласила его присесть. Только кивнула.
– Зачем ты приехал?
– Я уезжаю. Вот… приехал попрощаться.
– Ты уже попрощался. – Странный это был разговор.
Разговор людей, которые любили друг друга и потеряли. Однажды, пять месяцев
назад, они уже простились. Зачем снова повторять то же самое? – Когда ты
уезжаешь? – Вопрос был бессмысленный. Какая теперь разница, когда именно
он уезжает? Он уже уехал, пять месяцев назад.
– Завтра, – ответил Лайам и наконец сел рядом с
ней на песок. Ему было неудобно стоять и смотреть на нее сверху вниз. Она
казалась еще меньше, чем он ее помнил, бледнее. Волосы, по контрасту с белым
лицом, казались темнее, чем раньше. И она была красивее, чем он запомнил, а
ведь он часто ее вспоминал. Она была для него наваждением, как жертва для
убийцы. До конца дней ему предстоит жить и видеть перед глазами ее искаженное
болью лицо – такое, какое было у нее в тот последний день. – Я только
хотел с тобой повидаться перед отъездом.
– Мы же договорились обходиться без встреч и
звонков. – Саша встретилась с ним глазами и задержала взгляд. Он и забыл,
какие у нее глаза – пронзительные и нежные одновременно. Она выполнила свою
часть уговора. Ни разу ему не позвонила. И ни разу не объявилась в Вермонте,
чего нельзя сказать о нем. Ей показалось обидным, что он приехал, чтобы еще раз
ее помучить. Придется заново карабкаться на свет из пучины безнадежности. А это
и в прошлый раз далось ей с трудом.
– Я не позвонил – боялся, что ты запретишь приезжать.
– И правильно. Я бы запретила. Одного прощания вполне
достаточно. – А у них за год их любви таких прощаний было куда
больше. – Зачем ты приехал? – Она чувствовала, что есть еще какая-то
причина, о которой Лайам не говорит. Саша его хорошо изучила. Но она видела,
что за прошедшие пять месяцев и он очень изменился. В этом мужественном лице
больше не было мягкости. С тех пор как Лайам ушел, ему тоже пришлось испытать
немало. Но с ним были дети и жена. Саша же пила свою горькую чашу одна, и ей
было куда тяжелее.
– Ты меня ненавидишь? – спросил Лайам. Саша
покачала головой:
– Нет. Я тебя люблю. Наверное, никуда мне от этого не
деться.
Он перевел взгляд на ее руку – оба его браслета по-прежнему
были на запястьях.
– И мне тоже. – Солнце село, и стало стремительно
холодать. – Если хочешь, я уйду.
Она не стала кривить душой.
– Подожди. Не сразу. – Может быть, ей больше его
никогда не увидеть. Она хотела наглядеться вдоволь, пока он был рядом.
– Мне нужно сегодня же возвращаться в Нью-Йорк, –
сообщил он, словно не зная, о чем еще говорить. Теперь ничто из того, что ему
хотелось ей сказать, не имело смысла. Она стала другим человеком. Прошла
испытание огнем. Странным образом оно ее очистило.
– Почему в Нью-Йорк?
– Потому что я возвращаюсь.
Лайам говорил загадками, сбивал ее с толку.
– Возвращаешься куда? В Вермонт?
Он улыбнулся и качнул головой. Она его не поняла.
– Нет, в Лондон.
