Воронцов вздохнул, не зная, на что решиться. Он догадывался – как всегда, Антон не врет, но и правдой его слова признать трудно. Вокруг их возвращения явно идет очередная дипломатическая игра, оно по-прежнему затрагивает чьи-то разнонаправленные интересы, а Антон ведет себя, как врач, не желающий объявить пациенту страшный диагноз, но подводящий к мысли, что в любом случае ничего особо утешительного ему не светит.
– Скажи хотя бы, к чему нам готовиться? Согласись, в двадцатом веке тоже не все равно, где оказаться. Начало, середина, конец – далеко не одно и то же…
– Увы, этого как раз и не могу сейчас. Сам еще окончательно не знаю. Не от меня зависит. Тут считать и считать… Многие факторы должны сойтись. Не только чтобы мир вам подошел, а чтобы и вы ему… Чтобы не повторить старых ошибок, не допустить еще большей дестабилизации. В конце концов есть риск загнать вас вообще в ложный мир…
– А это что за новость?
– Хитрая штука. Нечто вроде фантомной реальности, возникшей в результате ошибки или… – Антон снова оборвал себя на полуслове, будто понял, что опять говорит лишнее. Или, как уже предполагал Воронцов, давая таким образом понять, что, несмотря на чины и награды, по-прежнему несвободен в своих поступках.
– Короче, ты друзей пока не расстраивай, поскольку не окончательно все. И сам в уныние не впадай. Процентов двадцать пять за то, что все решится к взаимному удовольствию. Слово даю, постараюсь перебрать все мыслимые варианты. А пока развлекайтесь, отдыхайте, с кораблем заканчивайте… Одним словом, времени не теряйте, а то мало ли…
Глава четвертая
…Доклад Воронцова об итогах последней, не слишком связной и оставляющей массу открытых вопросов беседе с Антоном произвел на слушателей тяжелое впечатление. И это при том, что в своем большинстве они уже давно свыклись с нынешним образом жизни и, пусть не до конца осознанно, все же держали в уме и такой вариант.
Левашов, например, пришел к мысли о сомнительности возвращения в заданную точку путем здравой оценки технических возможностей доступной ему аппаратуры Замка и экспериментов с собственной установкой. Их со всех сторон окружал барьер, столь же непреодолимый, как вертикальная стенка для живущего на плоскости двухмерного существа. И преодолевать его раньше они могли просто потому, что кто-то как бы извне проделывал в нем отверстия. Именно извне, изнутри проблема не имела даже намека на решение.
Новиков же с Ириной не верили в возвращение домой чисто психологически, исходя из несовместимости их теперешних личностей с ноосферой покинутой реальности. Грубо говоря – изменился рисунок папиллярных линий на пальце, и замок, настроенный на их старое сочетание, просто не откроется.
Однако окончательный и не подлежащий обжалованию приговор пока еще не был произнесен, и у большинства сохранялось в душе нормальное русское: «авось обойдется».
Настоящий срыв произошел только у Ларисы. Со слезами, истерическими рыданиями и не слишком выбираемыми словами упреков и обвинений в адрес всех и каждого. Хотя полностью невиновной в этой истории могла бы считаться только Наташа. Однако нет, это ведь она пригласила Ларису на Валгаллу, соблазнив приятным пикником и интересными знакомствами… А уж знала сама, куда приглашает, или нет – не имеет значения!
Новиков, как всегда, приняв главный удар, вначале еще более самокритично, чем требовала обстановка, признал все свои реальные и мнимые ошибки и просчеты, а потом, в утешение Ларисе, которая сильнее всего горевала, что мама сойдет с ума, она ведь обещала вернуться через сутки-двое, сказал, что за маму как раз беспокоиться не надо, она просто ничего об исчезновении дочери не узнает.
– Как это? – У Ларисы даже слезы высохли на глазах.
– Я сам не понимаю – как, но тем не менее. Может, Ира лучше объяснит, а я просто знаю, и ты знаешь, только от волнения забыла, что там, у нас, так и продолжается все тот же день…
– Но это же ерунда, бред. Как может один день длиться вечно?
– Лар, но ты же не удивлялась, когда мы полгода жили на Валгалле, а собирались вернуться в момент ухода. И наоборот, Ира с Алексеем четыре месяца провели в параллельном мире, а мы с Андреем и рюмку выпить не успели, – постарался успокоить ее Левашов, воздействуя больше интонацией.
– Зато сейчас успеем, – очень кстати вмешался Шульгин, который до этого о чем-то перешептывался с Сильвией, и тут же разлил в качестве противошокового кому коньяк, а кому ледяную, только что из холодильника, водку.
– Не знаю, – Лариса растерянно пожала плечами. – Там я понимала: вот мы ушли, вот вернулись, ну как будто видик выключили, а потом опять включили с того же места. А если мы никогда не вернемся?
Объяснений Ирины тоже никто до конца не понял, но обстановка все же немного разрядилась.
Помогла и Наташа, приведшая чисто женский довод.
– Ну вот представь, ты вышла замуж за иностранца и уехала, в Америку или в Израиль. И обратно неизвестно когда приедешь. Расставаться с родными тяжело, конечно, но ведь не смертельно! Многие вообще больше не встречаются… Так зато своего рода и плюс есть – не надо по крайней мере все время переживать, как там дома без тебя, живы ли, здоровы? До самой смерти знать будешь, что у них все в порядке.
Утешение достаточно странное, но ведь не более странное и абсурдное, чем все остальное.
Сама-то Наташа настолько давно жила отдельно от родителей, встречаясь с ними даже и не каждый год, что отнеслась к случившемуся спокойно. Гораздо важнее для нее было, что Дмитрий с ней и нет больше опасности постоянных, на полгода и больше, разлук. Ну и, как уже говорилось, ее по-прежнему влекла перспектива красивой, полной приключений жизни.
А впервые оказавшаяся на общем ужине в «кают-компании» Сильвия радовалась тому, что благодаря столь эмоциональному фону ее вхождение в здешнее общество прошло гораздо легче, чем она ожидала. Подчеркнуто скромно одетая – в серо-голубые вельветовые брюки и белую с голубой клеткой фланелевую рубашку, – совсем без косметики, гладко причесанная, говорящая по-русски без акцента, она почти не привлекала внимания.
То есть, конечно, появление нового человека, тем более красивой женщины, да еще и «соотечественницы» Ирины и новой подруги Шульгина, вызвало благожелательный интерес, но совсем не такой, каким он должен был оказаться в других обстоятельствах.
Сыграло роль и то, что Ирина познакомилась с Сильвией несколько раньше, когда вместе с ней помогала Антону делать отчет, дополняя его подлинными показаниями аггрианских резидентов, и потом почти целый день они проговорили на общие для них темы. Сильвия умело изобразила такую же, как сама Ирина, рядовую агентессу, так что в итоге Ирина почувствовала к ней симпатию не столько из-за общего прошлого, сколько из-за предстоящего им отныне совместного будущего.
Наташу же с Ларисой Сильвия без слов, одним только поведением успокоила, показав, что точно понимает свое место в сложившемся мирке и пока не собирается претендовать на что-либо большее.
