Строго говоря, Шульгин сейчас мог сам, в одиночку, отправиться в ночную степь, высмотреть там все и вернуться назад с пленным, не подняв ни малейшего шума. Однако ради чистого удальства головой рисковать не стоило. Как бы ни был глуп противник, а шальной пулей стукнуть может, и не генеральское это дело — за «языками» бегать. У него других дел навалом. И здесь, и особенно в Москве.
Шульгин подобрался к подножке своего вагона, прячась за толстыми колесами, от которых винтовочные пули отлетали с разочарованным визгом. Судя по плотности огня со стороны неприятеля, там и больше полусотни стволов могло оказаться.
Он переждал огневой налет, а с поля вдруг начали стрелять удивительно густо, и мгновенным броском заскочил в вагон. И там чуть не наступил на Ларису. Она сидела на полу тамбура, прислонившись спиной к двери переходной площадки.
Сначала ему показалось, что она потеряла голову от страха и выбежала в тамбур вместо того, чтобы спокойно лежать на своей койке под защитой надежной брони. Но, присмотревшись, увидел при свете первой пущенной поручиком ракеты, что девушка держит в руке его штучную винтовку «суперэкспресс», стреляющую специальными ртутными пулями.
— Ты что здесь делаешь? Иди в купе, без тебя обойдемся…
— Но вот это… вряд ли, Александр Иванович, — издевательским тоном протянула Лариса. — Стреляю я не хуже тебя, а уж сейчас особенно. Не люблю, когда мне кайф портят. Покажи лучше, где тут предохранитель, не найду в темноте.
Действительно, на винтовке стоял лазерный прицел с активной подсветкой, и стрелять из нее было проще, чем из воздушки в тире, а Лариса была в свое время не горнолыжницей, как считал Шульгин, а биатлонисткой и едва не выполнила норму кандидата в мастера.
Спорить с ней в его планы не входило.
— Ну-ка, дай… — Он выключил предохранитель, поднял к плечу приклад. В сиреневом поле четырехкратного прицела Шульгин увидел высокую заросшую кустарником гряду метрах в двустах от дороги, то приподнимающиеся над ней, то скрывающиеся контуры фигур, похожих на поясные мишени армейского стрельбища. Судя по направлению их движения, они группировались на флангах, собираясь, видимо, охватить стоящий поезд с головы и хвоста, не рискуя больше идти в лоб на пулемет. Сашка даже посочувствовал неизвестным налетчикам. С их простодушной точки зрения начала века, все было рассчитано здорово — завал из бревен поперек рельсов, хорошо видимый на фоне неба поезд на высокой насыпи, шквальный огонь, чтобы прижать к земле охрану, двухсторонний охватывающий маневр, а потом бросок в штыки, предваренный градом ручных гранат. Подозревать о том, что жертвы нападения в состоянии видеть неприятеля в безлунной ночи как днем, им в голову прийти не могло, будь они хоть честными махновцами, хоть диверсионным отрядом ВЧК.
На самом деле обстановка складывалась для нападающих печально. Запускаемые с тендера ракеты должны были отвлечь внимание и ослепить стрелков. Редкий, но непрерывный огонь охраны заставлял налетчиков прижиматься к земле, позволял выиграть время, пока обходящие их позиции с тыла разведчики не определят местоположение командного пункта и не возьмут главарей тепленькими. Остальные же обречены умереть — рейнджеры не имели привычки оставлять живых свидетелей своих тактических приемов.
Шульгин нажал на спуск. Голова привставшего из-за куста бандита в нахлобученной на уши фуражке разлетелась от попадания тонкостенной пули, содержащей в себе двадцать граммов жидкой ртути и летящей со скоростью в две звуковые.
Передавая винтовку, он задел рукой плечо Ларисы и почувствовал, что на ней надета только майка с короткими рукавами.
— Ты чего не оделась? Ну-ка быстро хотя бы свитер накинь, штаны да колготки теплые, на железе сидишь. Нам тут, может, до утра кувыркаться…
— Заботливый… — огрызнулась девушка, но все же послушалась, ушла в вагон. За время ее отсутствия Шульгин выстрелил еще два раза. Теперь он старался целиться не по головам, а в корпус. Тяжелораненые, в отличие от убитых наповал, требуют гораздо больше внимания, отвлекают бойцов для перевязки и эвакуации в тыл, а в крайнем случае хотя бы деморализуют товарищей своими стонами и криками о помощи. Впрочем, после этих пуль долго не живут при попадании в любую точку тела.
Лариса вернулась, не только приодевшись сама, но и Сашке принесла теплую куртку, фляжку с коньяком и гранатную сумку.
— Спасибо. Оставайся здесь, дверь прикрой, наблюдай через щелку. Главное, повнимательнее будь, чтоб не подползли и гранату не сунули. Запасные магазины в ящике под диваном…
— А сам куда?
— Хочу в хвост сбегать, осмотреться. Что-то мне кажется, не все так просто. Люди здесь должны работать серьезные и пакость какую-то приготовить. Простые бандиты давно бы разбежались, если сразу не вышло… — отвечал Шульгин, на ощупь вставляя запалы в гранаты.
— Где мы хоть находимся, знаешь? — спросила Лариса.
— Черт знает… — Шульгин посмотрел на часы. — Без пяти пять. Отправились мы в полдесятого. Значит, если без задержек шли, перешейки уже проехали. Рассветет через полтора часа. За это время все и решится.
Он вставил последний взрыватель, проверил, хорошо ли разведены усики на предохранительных чеках, и соскочил на насыпь с другой стороны вагона, предварительно шлепнув ободряюще Ларису ниже спины.
— Эй, ты, вернись, а одернуть?
— Живой вернусь, тогда и одерну, а пока без женихов обойдешься, — засмеялся Сашка, исчезая в темноте. Здесь пока еще было тихо, что тоже показалось Шульгину странным. Или местность по эту сторону насыпи неудобная для атаки, болотистая, например, или… Надо бы и сюда ракетами подсветить.
Умирать, да еще по-глупому Сашке не хотелось. Не только потому, что жить было приятно и интересно. Он беспокоился, что, если после исчезновения Новикова с Сильвией и его убьют, Воронцову с Берестиным придется туго. Оставлять их одних после всего, что они все вместе учинили, казалось ему похожим на дезертирство.
С тормозной площадки последнего вагона постукивали короткие очереди, похоже — двух автоматов. Условным свистом он предупредил о своем приближении.
Один офицер стрелял в темноту, присев за колесом, второй лежал на шпалах и бинтовал раненое плечо.
— Давай помогу. — Шульгин взял у него из руки индивидуальный пакет. — Где тебя учили? Надо было рукав разрезать. Сильно задело?
— Не очень. В бицепс навылет.
— А где третий?
Офицер показал вверх кивком головы.
— На площадке остался. Первым залпом убило. Между каской и жилетом… Сейчас пойду патроны у него заберу. У нас два рожка осталось.
— Держи… — Шульгин вытащил из подсумка еще три. — А ноктовизор у кого?
— У меня, — откликнулся второй офицер. — Только ни хрена все равно отсюда не видно. Ихний правый фланг против нас, там за бугорком человек шесть прячутся, постреливают иногда, а дальше одна муть… Дальности у прибора не хватает.
