Шадрин с ужасом, будто никогда раньше с подобным не сталкивался, начал понимать, какую тупую, нерассуждающую, лишенную даже намека на разум машину он запустил.
Наблюдательное дело на Шестакова тоже было на удивление скудно. С самого двадцать шестого года, когда оно было заведено, жизнь будущего наркома выглядела прозрачной как стеклышко.
Вот если бы его требовалось посадить или расстрелять, можно было зацепиться за любую из трех заграничных командировок, или службу в царском флоте, или за отца — преподавателя реального училища. Но для целей объективного расследования эти сведения не давали ничего.
А между тем тучи и над самим Шадриным, и даже над Заковским ощутимо сгущались. Явных признаков пока не было, но нюх старший майор имел отменный.
Самое главное — никак себя не проявляли те, кто был заинтересован в аресте наркома. Если бы удалось допросить неудачливого самоубийцу Чмурова. Но он после операции был так плох, что ни о какой беседе нечего и помышлять еще неделю, по мнению врачей.
Кто дал ему команду доставить задержанного именно в Сухановскую, о чем имелась сделанная его рукой пометка в журнале? И почему до сих пор не поступило запроса в тюрьму, доставлен ли туда арестованный нарком?
Так в принципе бывало, иные сидели в камерах месяцами, ожидая первого допроса, но здесь, похоже, шла другая игра.
Складывалось впечатление, что некто отдал соответствующую команду, а узнал о происшедшем (от кого?) — и залег на дно.
А чье распоряжение понимающий субординацию и весьма опытный сотрудник кинулся бы исполнять, не поставив в известность непосредственного начальника? Таких людей в принципе могло быть только трое. Из тех, кто известен Шадрину: сам начальник ГУГБ, он же заместитель наркома внутренних дел комкор Фриновский, оперативный секретарь ГУГБ и начальник секретариата НКВД. Только они напрямую могли приказать что-то Чмурову, предупредив также о необходимости молчать. Любой другой руководитель, невзирая на число ромбов в петлицах, над сотрудником спецотдела власти не имел.
Ну и еще, конечно, оставался сам «железный сталинский нарком», Николай Иванович Ежов. Только ему-то зачем таиться? Он бы уже давно рвал и метал, матерился тонким ломающимся голосом, все было бы хотя и страшно, но хоть понятно.
А вот первые трое. Шадрин доложил свои соображения Заковскому и теперь ждал Буданцева с глупой надеждой на чудо.
Наконец муровец прибыл. Старший майор распорядился подать свежезаваренного чаю.
— Слушаю вас, Иван Афанасьевич, — сказал он, стараясь выглядеть совершенно спокойным и благожелательным.
Буданцев подробно доложил о результатах осмотра, дополнительной судмедэкспертизы, допроса понятых и сотрудников, обнаруживших трупы.
— Ну и что из всего этого следует?
— Прежде всего — нарком Шестаков крайне хладнокровный и предусмотрительный человек. В квартире практически отсутствуют материалы, которые дали бы ключ к разгадке. Ни личных писем, ни дневников, ни фотографий. Далее — на кухне следы ужина или завтрака четырех человек. Судя по тому, что отпечатки пальцев на двух приборах явно детские, это сам нарком, его жена и сыновья. Если они сели за стол уже после убийства — выдержка железная.
— А если до?
— Мало вероятно. Вряд ли хозяйка оставила бы на ночь неубранный стол.
— М-да. Но вот вы можете, Иван Афанасьевич, представить себе ребят, причем в самом впечатлительном и уже все понимающем возрасте, которые спокойно завтракают в квартире, полной свежих трупов? Такое даже не каждому из наших людей под силу.
— Я предполагаю, они об этом и не подозревали. Понятые утверждают, что детей не видели, значит, они в момент преступления еще спали. Выходит, подозреваемый сначала расправился с сотрудниками, сложил тела в кабинете, укрыл их ковром и уже потом разбудил детей. Затем семья собралась в дорогу, позавтракала наскоро и уехала. Но машина, как вы знаете, до сих пор не обнаружена.
— Чертовщина какая-то, — искренне выдохнул Шадрин. — В вашей практике нечто подобное случалось?
— За пятнадцать лет чего только не случалось, товарищ старший майор. Но вот именно такого — нет.
— И все же, что вы думаете делать дальше?
— Дальше начнется очень нудная и рутинная работа. С не очень большими шансами на быстрый успех. Тут главная штука в чем? Нарком-то наш может простейшим образом укрыться на заранее подготовленной «хазе», как у нас выражаются, и сидеть там неделю, две, месяц.
Причем буквально в двух шагах от нас, пока мы будем искать его в Ленинграде или Кисловодске.
— Почему именно в Кисловодске? — насторожился Шадрин.
— Да так, сказалось, и все. Может, потому, что узнал — он там отдыхал два раза. Вполне мог знакомства завести.
— Так что — безнадега?
— Я такого не говорил. Буду работать. С вашей стороны требуется организовать, а главное — поддерживать самый жесткий контроль на улицах, дорогах, вокзалах. Если он еще в Москве — вполне может попытаться выбраться, когда сочтет, что его устали искать. Ну а мне придется день и ночь копаться в бумагах, допрашивать сотни людей — учителей и одноклассников его детей, сотрудников наркомата, прежде всего — секретарш и шоферов, которые хоть раз в жизни его возили (вдруг да и сболтнул что-то интересное невзначай), друзей и сослуживцев жены, ну и много кого еще. Адская работа, но обычно приносит результаты.
— Но сроки, сроки! — почти с отчаянием воскликнул Шадрин.
Буданцев пожал плечами.
— Товарищ старший майор, это и есть работа угрозыска. Если преступник не задержан с поличным или по горячим следам — вот так и копаемся. Тут хоть подозреваемый есть, уже легче.
Шадрин скрипнул зубами. Чуда не получилось.
— Хорошо. Работайте как умеете. Комната для вас приготовлена в нашей приемной, здесь рядом.
— Я знаю, — кивнул Буданцев.
— Машина в вашем распоряжении, вызывайте, кого считаете нужным, беседуйте, только…
— Понятно, товарищ старший майор, — снова перебил его сыщик. Лишней болтовни он не любил, а учить его соблюдать максимально возможную секретность не требовалось. — Постараюсь. Мне теперь нужно три-четыре помощника из моей бригады и столько же — из ваших людей. Распорядитесь, пожалуйста. Я скажу, кого именно, а вы мое начальство уговорите.
Да найдем мы его, — решил наконец Буданцев поднять чекисту настроение. — Высунется он где-нибудь непременно. Не сам, так жена или дети. Не на дне же морском они прячутся. Дилетанты, — а Шестаков, безусловно, дилетант, нет в его биографии моментов, говорящих об обратном, — обычно на самой ерунде прокалываются. Будьте спокойны.
— Хорошо, хорошо, можете быть свободны, Антонюк все сделает. — Шадрин протянул руку через стол, уже погружаясь в другие мысли.
Глава 18
А Лихарев, простившись с сыщиком, поехал в Кремль. Теперь у него хватало материала, чтобы начать давно задуманную интригу. Что интересно — исходно она не имела отношения к «делу наркома». Но так оно к месту сейчас подвернулось.
