Они вернулись к лимузину, женщины едва сдерживали рыдания.
— Мы должны были пожениться, — сквозь слезы
шептала Пакстон, но Марджори покачала головой.
— Никогда не знаешь, где подстелить соломки. Никто
этого не знает. — И никто ничего не знал о той войне, на которую
отправился Питер, солдатом которой он стал, никто не знал цену, которую он
заплатит, будучи там.
— Дай Бог, чтобы он был осторожен, — тихо сказала
миссис Вильсон, когда переезжали мост, возвращаясь в Сан-Франциско.
Пакстон заехала к Вильсонам, пообедала с ними, но оставаться
у них не захотела и в тот же день собрала вещи и уехала домой в Беркли. Сегодня
она должна была сдавать экономику, но было ясно, что сдавать она ничего не
будет. Сейчас Пакстон знала и помнила только одно: где Питер, куда он летит и
что его ждет. Сначала он должен был лететь на Гавайи, затем Гуам, а после
Сайгон, оттуда, если выйдет, он ей позвонит. Куда Питера направят, было неясно.
Пакстон надеялась, что никуда. Если повезет, его оставят в
штабном корпусе, она настаивала, чтобы он воспользовался своим положением, он
дипломированный специалист. Но назначение в правовой дипломатический корпус он
не получил, в этом случае его оставили бы в Штатах, во Вьетнаме не нужны были
юристы. Там было нужно пушечное мясо, живые мишени для снайперов «чарли»…
Наутро родители Питера позвонили и пригласили ее пожить у них несколько дней,
но Пакстон предпочла в первый день разлуки с Питером оставаться дома. Она вошла
в спальню и стала перебирать его одежду, потом легла на кровать и стала воображать,
что Питер рядом, вместе с нею.
Они уехали из этого дома в июне, и вот Питера нет, она одна,
но здесь его вещи, они хранят запах его любимого одеколона, его тела.
Словно не было разлуки, словно он здесь. Днем позвонила
Габби.
Они вспоминали и плакали.
— Я только хочу, чтобы он вернулся. — Габби чуть
не рыдала. Они очень сблизились за годы учебы, а особенно за время знакомства
Питера с Пакстон.
— Я тоже, — горестно произнесла Пакстон, глядя в
пустоту комнаты.
— А знаешь, что сегодня за день? — вдруг спросила
Габби. Пакстон не знала, ей было все равно. — Первое апреля, День дурака.
— Значит, сегодня вечером они вернут Питера и попросят
прощения за дурацкую шутку, — улыбнулась Пакстон.
— Неплохо было бы, козлы… — Пакстон услышала в трубке плач
маленькой Марджи, Габби нужно было идти к ней, но она обещала перезвонить,
когда удастся.
Следующий звонок оказался от Питера из Гуама. Была полночь,
она лежала в постели, думая о нем, это казалось чудом… она слышит его голос
сквозь шум и помехи на линии. Его рейс должны объявить через несколько минут, и
он звонит, чтобы сказать, что любит ее.
— И я люблю тебя, милый, береги себя…
— Я люблю тебя! — И все. Связь прервалась, голос
пропал.
Пакстон легла в постель, попыталась заснуть, но сон не
приходил.
На следующий день она снова не пошла в университет. Ей нужно
было время, чтобы прийти в себя. Она должна была к концу года представить две
зачетные работы, но со времени Форт-Орда она к ним не притрагивалась.
Напряжение было слишком велико, и результаты семестра показали это. Практически
по всем предметам стояло «удовлетворительно». Она зашла в библиотеку за
книгами, которые заказала бог весть когда.
Вдруг Пакстон поняла, что не знает, что делать со всем этим,
ее охватило смутное чувство тревоги, почти страха: она не успеет, не сможет
закончить университет.
Позвонила мать Питера. Она не знала, что Пакстон
разговаривала с ее сыном. Марджори просто хотела поговорить с Пакстон, узнать,
все ли у нее в порядке. Все в порядке. Разве что какое-то странное ощущение, возникшее
в ней недавно, ощущение, будто ее уносит подводное течение. Казалось, все
качается, плывет, и голоса, которые она слышит, будто бы Доносятся сквозь толщу
воды. Какое-то глухое равнодушие, забвение всего, ничто больше не существовало.
Ей просто хотелось спрятаться, просидеть все время дома, пока не вернется
Питер. Он обещал: они обязательно встретятся на Гавайях или еще где-нибудь.
Питер действительно не знал, куда, как далеко его зашлют, но в одном он был
уверен: несмотря ни на что, он встретится с Пакстон.
— Береги себя, — попросила ее миссис Вильсон, и
Пакстон пообещала, как раньше обещал ей Питер. Она повесила трубку, но вдруг
подумала, не позвонить ли ей Квинни в Саванну. Но расстраивать ее не хотелось.
Вечером Пакстон включила телевизор, она знала, что Питер уже
в Сайгоне. Сообщения из Вьетнама… Все вдруг ожило, пришло в движение: каждый
кадр, каждое слово сообщения стало емким, почти материальным, во все это была
вовлечена жизнь Питера, ее жизнь. Но не новости из Вьетнама стали потрясением дня,
а то, что следовало сразу за ними. Темная история…
Очередное сообщение о докторе Кинге, мелькание кадров, на
экране бегущие люди, какой-то отель… крики, а затем голос за кадром: «Доктор
Мартин Лютер Кинг убит в Мемфисе». Мертв, в него стреляли. Она смотрела на
экран и ничего не понимала.
Мир сошел с ума. Питер во Вьетнаме… Мартин Лютер Кинг убит…
кому-то это было нужно — эта смерть и забвение всего, за что он боролся. Она
медленно опустилась в кресло, вслушиваясь в слова диктора. Но поверить во все
это… В тот же вечер она узнала о прошедших по всей стране беспорядках.
Отчаянная попытка выразить протест тех, кто еще совсем недавно оплакивал
Кеннеди. Все эти годы они несли эту боль в себе, но сейчас… Чаша была
переполнена, новой боли не было места.
Пакстон сидела в поблекшей в сумерках гостиной и плакала,
зазвонил телефон, но на этот раз она не подошла к нему. Зачем?
Она знала, что это не Питер. Возможно, кто-то из знакомых,
приятелей, желающих пособолезновать ей, отвлечь ее, а она ничего этого не
хотела — ни говорить, ни слушать. Не желает она быть частью мира, в котором не
находится места для людей, подобных доктору Кингу. Пакстон вновь включила
телевизор и услышала новые подробности. Слезы потекли по ее щекам, она
почувствовала, что теряет веру и оплакивает саму себя. «Почему?» Безмолвный
вопрос — безмолвный ответ.
Унылая неделя, все это время Пакстон просидела дома. В ночь
на воскресенье ей приснился жуткий сон, странные птицы кружили над ее головой,
в их кружении было что-то грозное, пугающее. Проснулась она оттого, что звонил
телефон, слава Богу, это был лишь сон. А телефонный звонок в итоге оказался
дверным. Она недоумевала, кто бы это мог быть? Она накинула свитер Питера
поверх ночного халата, выбежала на кухню, чтобы посмотреть, кто пришел, но
никого не увидела. Босая, заспанная, пошла открывать. Каково же было ее
удивление, когда у распахнутых дверей Пакстон обнаружила отца Питера.
— Привет… Я… так странно… как поживаете? — Она
поцеловала его, пристально посмотрела ему в глаза и увидела, что они влажные,
он еле сдерживал слезы, что-то случилось.
