Что-то страшное, она инстинктивно отшатнулась от него,
словно страшась близости того, что он принес с собой.
— Что-то произошло? — Она стояла такая юная,
Красивая, взволнованная, и старый Эд просто смотрел и качал головой, сдерживая
слезы, в поисках нужных слов. Он сам должен сказать ей об этом, он знал, Питер
хотел, чтобы это было именно так.
— Нам позвонили сегодня вечером… — Марджори осталась
дома, она не могла, это было выше ее сил, Эду Вильсону пришлось взять все на
себя. — Пакси… — Не так просто сказать об этом. — Он подошел к ней и
крепко обнял, на какое-то мгновение Пакстон представила, что это был не он, а
его сын. — Он погиб в Дананге. — Это было сказано очень тихо, Пакстон
еле расслышала. — Его послали на Север, едва он прибыл. Он патрулировал
ночью… Такой неопытный, просто его подставили. — Пакстон не могла понять,
о чем это он, впрочем, ей было все равно: закрыть уши и не слышать. —
Питер стоял на аванпосту… — Тут Эд Вильсон не выдержал и заплакал. — Он
погиб не в сражении… он был убит в «дружеской перестрелке», так они это
называют. Один из наших парней струхнул, подумал, что это вьетконговцы, и
открыл огонь. Ошибка, говорят, так бывает, Пакс… — Он плакал, а ведь пришел
сюда помочь, как-то поддержать Пакстон Питер мертв. — Наш мальчик стал
мишенью…
В пятницу привезут его тело… И все. — Страшная тяжесть
сдавила его грудь, эти слова были сказаны. Пакстон ощутила прилив ненависти к
нему, ей вдруг захотелось заставить его отказаться от этих слов.
Она безудержно разрыдалась у него на груди, и в атом порыве
ее руки и волосы метались как у безумной.
— Нет!.. Этого не может быть!.. Нет, нет… Я этого не
слышала!
— Я не хотел, Пакси… Но ты должна знать. — Он
посмотрел на нее горестно — человек, когда-то голосовавший за бомбардировку
Вьетнама, теперь потерявший там сына. — Погиб бог знает за что. — А
вспомнилась ему сейчас только улыбка маленького мальчика, нет, не то, как он
должен выглядеть теперь, то есть как он выглядел… в канун первого апреля. Дня
дурака. Во Вьетнаме Питеру удалось продержаться не больше недели, он приехал
туда в среду, а в воскресенье его уже не стало. Пять дней. Пять дней на то,
чтобы убить его. Так просто: при «дружеской перестрелке»… убит парень, которого
она любила, сын, его единственный сын.
— Служба через неделю, но Марджори хотелось, чтобы ты
пожила пока с нами… Я думаю, что так будет лучше… — Пакстон кивнула, ей
хотелось быть с ними, сейчас Это были самые близкие люди, ее родные, ее семья,
а что, если, оставшись с ними, она однажды вдруг — чего не бывает — дождется
звонка… Это будет Питер, и он скажет, что возвращается, а все остальное лишь
шутка, парень стрелял холостыми, с ним все в порядке, и он надеется, что уж
где-где, а на Гавайях они встретятся обязательно.
Пакстон ушла к себе, она открыла дверь в спальню, ее
охватило странное чувство, полная отрешенность; кое-как она оделась и стала
складывать вещи, свои и Питера. У дверей ее ожидал Эд Вильсон. Он заметил, что
Пакстон забыла закрыть дверь, и сделал это за нее, помог ей перенести вещи. Они
сели в машину и выехали на проезжую часть.
— Во всем виновата я, правда? — спросила Пакстон,
когда они проезжали мост. Пакстон смотрела прямо перед собой, на городской
ландшафт. Все в печали, все в тоске. Слишком многие умерли в эти дни… доктор
Кинг, Питер… казалось, все умирает, все обречено.
— Не надо так говорить, Пакстон. В этом нет ничьей
вины, разве что того парня, который неосторожно нажал на курок, случай. Рука
судьбы. Ты должна это знать.
— Если бы мы поженились, у него была бы отсрочка.
— Кто знает, может быть, случилось что-то еще.
Например, он мог уехать в Канаду, бежать, натворить черт знает чего.
Вообще-то, я думаю, он просто знал, что должен идти, потому
что его призвали. Мне нужно было настоять на его отъезде в Канаду, просто
заставить, а я этого не сделал. Тоже мог бы винить себя. Не надо… иначе мы
сойдем с ума.
Пакстон посмотрела ему в глаза, она хотела выведать правду:
— Вы ненавидите меня, потому что я не вышла замуж за
Питера?
— Я не могу никого ненавидеть. — В его глазах
стояли слезы, он похлопал ее по плечу и отвернулся. — Я хочу одного —
чтобы он был с нами.
Она кивнула. Больше говорить Пакстон не могла, она была
благодарна Эду за прощение, за милосердие. Она сидела суровая, строгая"
желая одного: чтобы их слезы смыли боль, тоску, гнев, а на смену им пришла
усталость. Когда они приехали в город, Габби была уже дома и ждала их, миссис
Вильсон уже оправилась от первоначального шока, но выглядела совершенно
изможденной. Обе плакали, а малышка Марджи скучала и хныкала, предоставленная
самой себе. Мистер Вильсон сразу же ушел к себе в кабинет, сославшись на дела.
Женщины остались одни. Они вспоминали Питера, сына, брата, любимого, его слова,
истории о нем. Иногда смеялись, но чаще плакали или просто сидели в молчании,
вспоминая.. Невозможно поверить, что его больше нет среди живых, он больше не
позвонит, не улыбнется.
После утреннего звонка последовала официальная телеграмма.
Она подтвердила: «Питер Вильсон погиб». Габби уехала с
Мэттью домой. Пакстон, разбитая и усталая, вошла в комнату для гостей, которая
служила ей спальней.
Остаток недели она провела у Вильсонов, помогая миссис
Вильсон по дому: это давало возможность обеим высказаться, поддержать друг
друга. Пакстон подумала было позвонить домой, но зачем?
Даже Квинни она не осмеливалась сказать о случившемся.
Произнести это — значит сделать реальным, ее же страшила всякая мысль об этом.
В субботу утром позвонили из форта и сообщили, что они могут забрать останки,
еще они передали соболезнование от правительства США. Это переполнило чашу.
Мистер Вильсон вошел в библиотеку помрачневший и сказал о звонке, через час он,
Марджори и Пакстон отправились в штаб-квартиру комитета Армии спасения. Кроме
них, в холле были еще две семьи. Их боль была так же сильна, их сердца
кровоточили, на лицах печать судьбы: их сыновей больше нет.
Питер лежал на катафалке в простом сосновом гробу, покрытом
национальным флагом. Их пригласили пройти внутрь небольшой комнаты и оставили
наедине с Питером. «Останки»…
Теперь стало очевидным, что его больше нет… он бал… Пакстон
зарыдала, миссис Вильсон медленно опустилась на колени и беззвучно плакала,
мистер Вильсон стоял рядом, пытаясь как-то их утешить, но его слов никто не
слышал.
— Успокойся, милая… не надо… — Это сказал Питер,
Пакстон слышала его голос. — Все в порядке… я люблю тебя… — Картины,
всплывавшие в памяти, были столь отчетливы, голос столь проникновенен…. Не
может быть! Он жив!.. Но это не так. Он погиб. Он ушел навсегда.
Они долго пробыли в комнате: последняя встреча с Питером,
разлука навсегда. Наконец Эд Вильсон помог жене подняться и, взяв Пакстон за
руку, повел женщин к выходу, в солнечный апрельский полдень. Но жизнь отныне
потеряла всякий смысл. Не важно, куда ты направлялся и откуда, что ты делал,
что говорил, ведь Питера не было.
