— А собак вы используете? — спросила Пакстон все
еще под впечатлением только что пережитого опыта. Она понравилась ему, первая
американка, решившаяся заглянуть в туннель. Даже Ив, фотограф Ральфа, не
проявил ни малейшего энтузиазма. А эта юная, бойкая интересовалась всем, в этом
заключалось особое обаяние, к тому же, когда из-под шлема хлынула волна
золотистых волос, капитан заметил, что девушка очень красива. Еще как красива.
И ему почудилось, что он уже целую вечность торчит в Кучи.
— Да, мы используем собак, — откликнулся
он, — но, черт возьми, они почти все погибают, так что лучше этого не
делать. Мы охотнее посылаем мужчин, те могут стрелять в глубь туннеля, а
собачки-то не могут. У наших ребят есть хоть какой-то шанс. — Судя по
всему, не слишком-то большой. Ей сделалось страшно при одной мысли об этом,
Пакстон почувствовала, как холодок бежит вдоль позвоночника, покуда они
продвигались дальше и подошли к очередному отверстию, окруженному бамбуковым
воздуховодом.
— Здесь сидела отличная команда, — продолжал
Квинн, — семеро мужчин и одна женщина. Мы так прикинули, они продержались
тут не меньше года, а то и дольше.
Прямо под носом у американцев. Он пояснил, что по ночам
партизаны выбирались на поверхность и причиняли лагерю всевозможный ущерб,
оставляли мины, пластиковые бомбы, швыряли гранаты, стреляли из-за угла.
— Чертова уйма хлопот с ними.
Он ничуть не преувеличивал. Пакстон только раскрыла блокнот,
как к Квинну подошел сержант и предупредил его, что впереди замечен снайпер. Он
глянул на Пакстон, потом снова на Квинна.
— Не лучше ли им вернуться назад в лагерь? — Судя
по всему, его раздражало присутствие журналистов, и взгляд, который он бросил
на них, никак нельзя было назвать теплым или дружелюбным. Билла Квинна, однако,
это нисколько не волновало. Глянув на часы, он буркнул что-то в переговорное
устройство, проверяя, не нарушена ли связь с теми ребятами, что прочесывали еще
не расчищенные до конца заросли.
— Нет, им и тут хорошо, — возразил Билл Квинн
сержанту и продолжал беседу по рации, а затем объяснил Ральфу, что там впереди
засел снайпер, а может, и двое, и есть все основания полагать, что дальше
обнаружится очередной туннель.
— Если вам повезет, увидите, как мы их
выкуриваем, — с беззаботной улыбкой предупредил он Пакстон. Она еще не
знала, что капитан Квинн славился на весь Вьетнам. Он и его парни обнаружили и
расчистили больше туннелей, чем кто-либо другой за всю историю этой войны, он
неоднократно сам спускался под землю, четырежды его ранили, дважды представляли
к награде, все его подчиненные обожали своего командира.
— Чтобы сделаться «подземной крысой», нужна чуточка
безумия, — говаривал он и именно этого требовал от своих людей.
Отчаянная отвага, доходящая до исступления, и все же
достаточно владения собой, чтобы выполнить именно то, что приказано. Его люди
добровольно шли на смерть в узкой яме, где они и повернуться-то не могли. Как
раз готовность, с какой Пакстон спустилась вниз посмотреть, и привлекла
капитана, однако она не произвела ни малейшего впечатления на сержанта. Он еще
больше обозлился, получив сообщение о втором снайпере.
— Давайте я отведу их назад, сэр!
— Не стоит, сержант, — решительно возразил
Квинн, — полагаю, они проделали весь этот путь не для того, чтобы закусить
вместе с нами. Думаю, они приехали специально, чтобы все увидеть.
Как и их водитель Ковбой, капитан родился на северо-западе и
сохранил медлительность, беззаботную с виду, однако его люди знали, что он
может двигаться со скоростью гремучей змеи, наносящей удар.
— Хотите что-нибудь выпить? — предложил он,
оборачиваясь к Пакстон.
Она умирала от жажды и с благодарностью приняла заледеневший
стаканчик кока-колы, таинственным образом материализовавшийся из ящичка со
льдом. Нашлась выпивка и для Ральфа с Ивом, и вскоре все они вернулись в палатку,
которую капитан именовал штабом. Он охотно отвечал на все вопросы, не прекращая
переговоров по радио. После очередных двух сообщений он нахмурился и сказал,
что ему надо пойти самому. Ему не по вкусу пришлись последние известия насчет
снайперов.
Он казался озабоченным, когда они продвигались вперед, на
этот раз он сам велел Пакстон и Ральфу держаться позади. Ив ползком пробирался
в кустах, снимая с помощью сильного объектива то, что привлекало его внимание.
Не прошло, казалось, и мгновения с тех пор, как они вышли из палатки, как вдруг
в кустарнике поднялось какое-то движение, чуть впереди послышался
артиллерийский огонь, и все, включая Пакстон, рухнули на землю.
Билл Квинн пополз вперед, мальчик-радист отчаянно пытался
связаться хоть с кем-нибудь.
— Ну же, Одинокий Рейнджер, это Тонто… Рейнджер,
Рейнджер, ты меня слышишь? Что там у вас?
В ответ послышался высокий торопливый голос, радист поспешно
доложил сержанту: там, впереди, два снайпера и еще шесть вьетконговцев
вынырнули Бог знает откуда. Билл Квинн верно предсказывал, у них есть еще один
туннель.
Ральф оглянулся на Пакстон, покуда оба они прижимались к
земле, и она мысленно поблагодарила его за совет остаться в шлеме и
бронежилете.
— Хорошенький денек мы выбрали для прогулки, —
сокрушенно произнес Ральф.
— Не соскучишься, — улыбнулась она в ответ,
стараясь скрыть свой страх.
— Ты уже долго пробыла здесь. — Голос Ральфа
перекрыл шум. — Ты чересчур закалилась — Едва он вымолвил это, как сержант
вновь появился возле них, бросая злобные взгляды на Пакстон.
— Будьте так любезны, командир просил вас держаться
подальше, — объявил он голосом лифтера в правительственном здании. Его
манеры производили отталкивающее впечатление и на Пакстон, и на Ральфа.
— По какой причине вы отстраняете представителей
прессы? — резко спросил Ральф, оглядываясь на Ива, который по-прежнему
что-то снимал с телеобъективом и, кажется, весьма радовался тому, что у него
получается.
— Как же, мистер, у нас есть на то вполне разумная причина, —
фыркнул юный сержант, — вы притащили с собой женщину, и мы предпочли бы,
чтобы никого из вас не подстрелили по ошибке — с вашего разрешения,
разумеется. — У него был чисто нью-йоркский выговор и манеры
горожанина. — Достаточно разумный довод или как?
— Честно говоря, не очень — Ральф посмотрел ему прямо в
глаза. Пакстон наблюдала за ними. — Полагаю, пол не имеет никакого
отношения к профессии журналиста. Если она готова рискнуть, будь так добр,
приятель, предоставь ей ее шанс. — Он вовсе не был жесток, напротив, он
проявлял уважение к Пакстон, и ей это нравилось. Он считал: раз уж она попала
во Вьетнам, она должна делать свое дело. Именно так считала и Пакстон, и она
испытывала живейшую благодарность Ральфу.
— Возьмете на себя ответственность, если ее
пришьют? — прорычал сержант, родившийся в Нью-Йорке. Полоска с именем на
его форме гласила: «Кампобелло».
