На выходные они поехали в Вунгтау, целых три дня провели в
прелестном городке на побережье, все еще сохранившем облик курорта со
множеством пляжей. Пакстон казалось, что большего счастья она в жизни не испытывала.
Порой они толковали о будущем, но старались обращаться к этой теме как можно
реже.
Сейчас стоило говорить только о тех часах, которые они
проводили вместе. Когда он вернется в Штаты, тогда и решит, как поступить с
Дебби. Они уезжали в Штаты примерно в одно и то же время. Пакстон обещала
вернуться к Рождеству, а Билл заканчивал срок на месяц позже. В конце января он
попадет в Сан-Франциско, и, как они оба с Пакстон решили, он уже достаточно
отслужил во Вьетнаме. Четыре срока — это уж чересчур. Ему следовало остаться на
родине и подыскать себе занятие.
— Как ты думаешь, ты сможешь стать женой кадрового
военного? — спросил он ее в постели однажды ночью в Вунгтау. Его и вправду
тревожил этот вопрос.
— Думаю, да. — Пакстон усмехнулась. — Буду
писать репортажи для «Звезд и полос».
— Для них ты чересчур хороша. — Хотя военная
газета изобиловала информацией и все здесь читали ее.
— Глупости. — Она повернулась в постели, и Билл
поцеловал ее.
Они наслаждались жизнью в Вунгтау, потом вернулись в Сайгон,
наступил октябрь, и вскоре Билл поехал на неделю в Сайгон на свидание с Дебби.
Они долго и подробно обсуждали предстоявшую встречу, и Билл хотел отменить ее,
но Пакстон решила, что он обязан поехать, пусть это ей и тяжело. Она считала,
что у него есть долг перед Дебби и сейчас не время выяснять отношения. Однако
после свидания с женой настроение у Билла надолго испортилось. Дебби принялась
давить на него и по поводу супружеских отношений, и по поводу его участия в
войне. Она недавно втянулась в работу антивоенной оппозиции и мужа называла
убийцей. Кроме того, она хотела новую машину, а армия надоела ей до смерти.
К этому времени Никсон стал президентом, из дома приходили
добрые вести. Мать Пакстон, похоже, чувствовала себя превосходно и мечтала
увидеться с дочкой на Рождество, Габби тоже написала письмо, сообщая, что ждет
очередного ребенка Жизнь продолжалась, но Пакстон уже не могла себе
представить, каково ей будет рядом с ними. После пяти месяцев во Вьетнаме ей
казалось, что она попала на другую планету.
Однажды вечером, когда они вместе с Биллом отправились
поужинать, она так и сказала ему:
— Знаешь, я чувствую себя виноватой, но мне неохота
возвращаться домой на Рождество. — Она хотела остаться во Вьетнаме рядом с
ним. Это казалось гораздо важнее, чем поехать домой в Саванну к родным. Она и
так ненавидела семейные сборища, а нынче выйдет еще хуже. За этот год она стала
слишком взрослой, все так изменилось. Рождество в лоне семьи и без Квинна — это
просто кошмар. Снова оказаться в Штатах означало к тому же вновь погрузиться в
горестные воспоминания о Питере. Хотя теперь она совсем редко думала о нем,
Пакстон понимала, что в каком-то уголке души никогда не перестанет любить
погибшего. Все очень изменилось, но даже Билл понимал это чувство.
— Так почему тебе не остаться на Рождество? — Билл
сознавал, что надо бы уговорить Пакстон поехать домой, но — пусть он выглядит
эгоистом — ему так не хотелось, чтобы она уезжала. Последняя возможность
провести несколько дней вместе, прежде чем сам он отправится домой и попробует
решить, как ему обойтись с Дебби.
— Ты в самом деле этого хочешь? — Пакстон дразняще
улыбнулась ему.
— Еще как.
— Тогда решено. — Она потянулась к Биллу и
поцеловала его. Они вместе отправились в гостиницу и весь остаток вечера
занимались любовью. Утром она отослала телекс в «Морнинг сан»
«Не могу вернуться в декабре, как планировалось. Готовлю
большой материал. Буду к 15 января Пожалуйста, сообщите родным в Саванне.
Пакстон Эндрюз».
Пакстон понимала, что произведет там переполох, но не
терзалась угрызениями совести. Ей хотелось остаться с Биллом на их первое и,
кто знает, возможно, последнее Рождество. Если он решит положить конец их
роману, этого праздника у нее уже никто не отнимет. Пакстон старалась
относиться ко всему философски. Приходится, когда живешь под постоянной
угрозой.
Накануне Рождества они вместе сходили в церковь, а наутро
проснулись в объятиях друг друга. Билл купил ей свитер в офицерском магазине, а
из Гонконга, когда был там в октябре вместе с Дебби, прихватил изящный золотой
браслет. В браслете сверкал бриллиант, Билл сам надел его на руку Пакс и
поцеловал ее, а девушка вручила ему красивые часы, тоже из офицерского
магазина, несколько книг, которые выписала из Штатов, зная его вкусы, и
забавные штанишки, которые обнаружила на черном рынке. Все это были пустячки,
просто в тех обстоятельствах не нашлось ничего лучшего, однако браслет, который
Билл подарил ей, оказался и в самом деле дорогим и красивым, а внутри тонкой
гравировкой были обозначены их инициалы и дата — Рождество, 1968.
— Первое из многих, — намекнул Билл, целуя ее.
Днем они отправились на рождественский спектакль,
понравившийся всей публике. В тот день в Дананг приехал Боб Хоуп, ему
аплодировало десять тысяч солдат, не говоря уж о женщинах. Гвоздем программы
стало шоу Анн-Маргет, хотя Пакстон и считала, что показывать солдатам
сексуальную символику означает только дразнить их, но люди все равно
радовались. В конце спектакля генерал Абраме приколол к рубашке Хоупа медаль
«За выдающиеся заслуги», и все стоя аплодировали ему.
На спектакле Пакстон и Билл столкнулись с Тони Кампобелло,
видели они и Ральфа — он готовил репортаж для «Ассошиэйтед Пресс». Тот привел с
собой Франс и ее сына, Ана, который выглядел очень мило и казался точной копией
своей матери. Билл и Пакстон немного поболтали с Ральфом и Франс, а потом
двинулись дальше и больше уже не встречались с ними.
Толпа все росла, и они уже не натыкались на Тони или еще на
кого-нибудь из парней Билла. Тони держался подчеркнуто холодно, когда
разговаривал со своим капитаном и с Пакстон. Он так и не избавился от недоброго
чувства по отношению к девушке и не старался ей угодить. Все это уже не имело
значения.
Через месяц и она, и Билл вернутся домой. Они часто говорили
о том, как это странно, что они окажутся в одном и том же городе, но не будут
вместе.
— Это ненадолго, — постоянно уверял ее Билл, но
Пакстон сомневалась, как все сложится, когда он вновь увидит своих детей и
по-настоящему почувствует себя дома. Она предчувствовала, что ему уже не так
легко будет покинуть их, как он утверждал теперь, в разгар романа.
Канун Нового года они мирно провели в офицерском клубе и
завершили его выпивкой в баре наверху. Потом они занялись любовью в комнате
Пакстон и встретили Новый год в порыве нежности и страсти. Наутро они
по-прежнему сжимали друг друга в объятиях, целуясь и шепча какие-то слова.
Большую часть дня они проспали, а с наступлением сумерек Билл должен был
вернуться в Кучи и приступить к выполнению своих обязанностей. Он обещал вновь
приехать в Сайгон через два дня, а Пакстон опять засела за статью для «Морнинг
сан». Ее колонка «Вьетнамские репортажи» сделалась весьма популярной, собирала
обширную почту, некоторые письма ей даже пересылали в Сайгон. Она давала
читателям подлинную картину того, что происходило на другом конце света, ее
честность и понимание событий явственно сквозили в статьях. Особенно радовался
Эд Вильсон, теперь он всем хвастался, что это он послал Пакстон во Вьетнам. Ему
казалось, что каким-то образом Пакстон своей работой мстит за Питера, что его
сын погиб не напрасно. Пакстон отправилась в эту страну, чтобы рассказать о
Питере и о сотнях тысячах таких же мальчиков, как он. А она плакала над
письмами, откликами на статьи. Порой она пыталась ответить, но у нее не хватало
времени.
