— Послушайте… Бога ради… как это произошло? —
Голос Ральфа ослаб, а Тони, судя по его голосу, заплакал.
— Как это произошло? Да как обычно. Он втрескался несколько
месяцев назад в эту чертову сучку и утратил бдительность. Он втрескался во весь
наш вонючий мир, вообразил себя прекрасным принцем, сэром Галлахадом, или как
его там. Вы хотите знать, что произошло, а, мистер? Наши ребята забоялись вчера
лезть в яму, и догадываетесь, кто пошел вместо них? Ну конечно же, капитан. Он
думал, что перехитрит того парня в туннеле, ведь раньше ему всегда удавалось. И
знаете что, мистер? После того как он отслужил тут четвертый срок, он все-таки
сделал ошибку, он оказался чересчур здоровым для этой дыры, слишком
медлительным, слишком старым, тем более когда голова забита всяким дерьмом, а
через пару недель он собирался вернуться домой вместе со своей сучкой и сказать
жене, что она и детишки могут убираться к черту в задницу, а тот малыш «чарли»
в туннеле не зевал и снес ему голову.
Ральфа замутило, когда он слушал это, ему стало дурно от
ярости, скорби, нелепости случившегося. Биллу оставалось меньше двух недель, и
тут-то его и убили. Подобное произошло уже с тысячами парней, но этот… Билл
Квинн был таким славным парнем, он так любил Пакстон.
— Неплохой матерьяльчик, мистер Джонсон? — сердито
окликнул его Тони, уже не скрывая слез. — Успели записать, а то, может,
вам приехать сюда осмотреть его тело? Мы отправим его домой только завтра
пополудни. Полагаю, теперь ему уже не удастся оставить жену ради девчонки.
Билл не первый, кто влюбился здесь, во Вьетнаме, и не первый
парень, изменивший жене, но сержант все последние месяцы кипел от ярости, он
постоянно предсказывал, чем это кончится, и оказался прав. Сколько раз он уже
убеждался: стоит мужчине связаться с женщиной и чересчур увлечься ею, как он
делается беззаботным. Тони был уверен: Билли погиб только из-за этого, и ничто
не могло поколебать это обвинение. По его понятиям, Пакстон Эндрюз прикончила
Билла, вот и вся история.
— Боже, это убьет ее, — пробормотал Ральф,
обращаясь скорее к себе самому, чем к Кампобелло. На том конце провода Тони
утер глаза рукавом.
— Очень хорошо. Надеюсь, так оно и будет. Ничего
лучшего она не заслужила.
— Ты ведь так не думаешь, верно?
— Думаю, — холодно отозвался сержант. — Она
все равно что своими руками пристрелила моего капитана.
— Он же взрослый человек. — Честь обязывала Ральфа
вступиться за Пакстон, к тому же этот человек уже действовал ему на нервы.
Никого Пакстон не убивала, она причинила зло только самой себе, она рискнула и
проиграла, как это уже произошло с ней однажды. Так обычно выходит на этой
войне.
Стоит только полюбить кого-нибудь, будь то солдат, собака
или ребенок, и тебе уже грозит потеря. — Кампобелло, он сам решал за себя,
и она тоже. Он прекрасно сознавал, на что идет.
Вчера он погиб только потому, что тот парень в туннеле
оказался чертовски проворным. Я знаю, Билл никогда не бывал беззаботен. —
Билл двигался так быстро, ловко, он так прекрасно разбирался в своем деле.
Ральф говорил правду, но Тони Кампобелло не желал его слушать.
— Вздор. Ему вовсе не следовало спускаться в ту дыру.
— Так почему же он полез туда? — настаивал Ральф.
— Чтобы доказать… не знаю что… Он только и думал о ней.
— Он не был так глуп или даже так храбр — пусть
генералы говорят, да и сам Билл повторял, что «подземной крысе» следует
сделаться чуточку безумной.
— Он свихнулся от любви.
— Это верно, — согласился Ральф из верности обоим
своим друзьям. — Но он знал свою работу и не допускал, чтобы любовь мешала
делу. Я просто не верю тому, что вы говорите. А если вы думаете иначе,
Кампобелло, вам лучше сразу же забыть об этом. Если вы вправду любили его, вам
лучше бы заткнуть себе глотку и держать свои грязные домыслы при себе. Девушку
ждет огромное горе, и не хватало еще, чтобы вы вздумали орать на нее, если ваши
дорожки когда-нибудь пересекутся, хотя я абсолютно уверен, что этого не будет.
— Еще бы.
— Ради его памяти сделайте мне такое одолжение,
обращайтесь с ней по-человечески, промолчите, если вам доведется встретиться с
ней.
— Поцелуйте себя В задницу, мистер, — выплюнул в
трубку Тони Кампобелло, и глаза его вновь наполнились слезами. — Эта сучка
прикончила моего капитана. — Он сейчас был словно малыш у постели умершей
матери, готовый убить всякого, кто приблизится к ее ложу. Несколько минут
спустя он швырнул трубку, а Ральф еще долго сидел, беспомощно уставившись в
окно. Как он расскажет об этом Пакс?
Все это время Франс прислушивалась к разговору. Когда Ральф
поднялся и начал одеваться, она подошла и ласково притронулась к его плечу.
— Мне очень жаль твоего друга. — Так нежно звучал
ее французский акцент; у этой женщины были чуткие руки и мудрое сердце.
Обернувшись, Ральф стиснул ее в объятиях. — Мне жаль их обоих.
— Мне тоже. Я давно уже пытался предупредить их.
— Зачем? — тихо спросила она.
— Потому что мне казалось, они поступают не правильно.
Ставки слишком высоки, и здесь всегда проигрываешь. Я
пытался объяснить им, но они не слушали.
— Наверное, не могли. — В конечном счете она
понимала все лучше, чем сам Ральф. Она не отводила от него глаз, пока он
одевался. Часом спустя он вошел в «Каравеллу» и с печалью в глазах постучал в
номер Пакстон. Девушка распахнула дверь. В джинсах, в принадлежавшей Биллу
рубашке и походных башмаках, она выглядела такой красивой, такой хрупкой.
— Они что-нибудь сказали? — тревожно спросила она,
отступая, чтобы дать Ральфу войти. Пакстон прибрала постель, и, хотя она не
поужинала накануне, утром она так и не смогла позавтракать.
— Да, — неуверенно начал он, входя и оглядываясь
по сторонам. Он изо всех сил пытался оттянуть роковой момент.
— Так что? — потребовала она, когда Ральф тяжело
опустился в кресло. Любимое кресло Билла. — Какого дьявола, что они
сказали тебе?
«Что они сказали? Как я расскажу ей об этом?» Тысячу раз
Ральфу уже приходилось сообщать эту весть, и внезапно он почувствовал, что
больше не выдержит, это убьет и его тоже. Ему едва исполнилось тридцать девять,
а он видел столько смертей, и слышал о смерти, и обонял ее, и писал о ней
столько, что с лихвой хватило бы на сотню жизней. Он сжал руками лицо, потом
посмотрел на Пакстон. Делать нечего, он обязан ей рассказать.
— Он вчера погиб, Пакс. — Голос его гулко разнесся
по комнате. На миг Пакстон показалось, что она теряет сознание.
Ей вновь привиделось лицо Эда Вильсона, пришедшего сообщить
о Питере, она услышала глухой звук, с каким ее сердце скатилось на пол и там
разбилось. Пакстон осторожно опустилась на постель и уставилась на Ральфа, не
веря его словам.
