— Нет!
— Да. — Ральф кивнул. — Он спустился в
очередной туннель, и «чарли» достал его. Все произошло мгновенно. Билл не
мучился. Подробности не так уж важны. — Он не знал, все ли в его словах
правда, но старался смягчить горе Пакс. Он протянул ей руку, но Пакстон сидела
неподвижно, глядя на него, и руки не приняла.
— Я могу увидеть его?
Ральф заколебался, вспоминая, как Тони сказал, что «чарли»
снес Биллу голову.
— Полагаю, тебе не следует этого делать. Завтра его
отправят домой.
— Всего две недели, — почти бездумно пробормотала
она.
Пакстон сидела на кровати, смертельно побледнев, глядя в
пустоту. На ней была рубашка Билла, и ничего хорошего уже не ждало ее в жизни.
Ей еще не исполнилось двадцати трех лет, а она уже утратила двоих любимых людей
в этой проклятой войне, и теперь Пакстон думала, что и ее жизнь кончена.
— Я предупреждал, что это может случиться, Пакс. Ты
сама знала. Попав сюда, мы все рискуем. Завтра это может случиться с тобой или
со мной, а на этот раз — с ним. С кем угодно может произойти то же самое.
— Но не произошло. — Тут слезы медленно покатились
из ее глаз, и Ральф, пересев на постель, опустился рядом с Пакстон. Он обнимал
ее, пока она плакала, казалось, это длится часами, ее скорбь, словно июльская
гроза, не знала успокоения.
— Мне очень жаль, Пакс… мне так жаль. — Но она не
воспринимала слов, не могла думать, не внимала утешениям. Ничего не осталось.
Ничего. Она утратила Билла. Он ушел, превратился в воспоминание, все, что
осталось от него, — это браслет, подаренный на Рождество. Пакстон
скользнула по нему взглядом, и тут ей пришло в голову, что сослуживцы соберут
все личные вещи Билла и отошлют Дебби в Сан-Франциско. Книги, подаренные
Пакстон, надписанные ею, всякие мелочи, фотографии (они ведь снимали друг друга
в Вунгтау), даже письма.
— Господи… как же это можно.
Ральф подумал, что эти слова тоже исторгла скорбь, но
Пакстон объяснила ему, о чем она думает:
— Мы не должны это допустить.
— Это уже случалось с другими ребятами, Пакс. Придется
Дебби понять, он же был на войне, причем очень долго. Люди меняются.
— Так нечестно. Она не должна жить с этим. —
Пакстон помнила, каково пришлось матери, когда их отец погиб вместе с другой
женщиной. — А потом, дети. Разве мы не сумеем их остановить?
— Не знаю. — Ральф призадумался, он уважал Пакстон
за то, что она вспомнила об этом, но не очень понимал, чем тут помочь.
Армейские всегда очень скрупулезно относятся к личным вещам
погибшего, они отсылают домой все мелочи, вплоть до подштанников и открыток.
Пакстон права, об этом надо побеспокоиться.
— С кем можно это обсудить?
Им обоим одновременно пришел на ум один и тот же человек, и
Ральф застонал при одной мысли о нем, но Пакстон сама произнесла имя:
— Кампобелло.
— Иисусе. Он и пальцем не шевельнет по моей просьбе,
Пакс.
— Тогда я позвоню… нет… поеду и встречусь с ним.
Конечно, он тоже очень расстроен.
Пакстон плохо знала Тони, но Ральф не мог ей сказать, что
парень относится к ней почти со звериной ненавистью и возложил на нее
ответственность за гибель Билла.
— Послушай, предоставь мне все уладить.
Пакстон высморкалась, и голос ее вновь дрогнул, когда она
возразила:
— Это мой долг перед Биллом — сделать все самой. Я
поеду туда.
— Черт. Тогда я еду с тобой.
Пакстон представления не имела, на что она идет, но все
попытки Ральфа ее отговорить оказались бесплодными. Стремление избавить Дебби
от лишнего горя, если бы их роман выплыл наружу, придало Пакс новые силы, она
сумела совладать со своей скорбью, пока Ральф вез ее в Кучи. Однако по прибытии
на базу Ральф совершенно растерялся, сразу же наткнувшись на Кампобелло,
который чуть ли не с кулаками набросился на Пакс, Ральф все-таки сгреб сержанта
за плечи и хорошенько потряс:
— Бога ради, парень. Остановись. Ты что, не видишь, в
каком она состоянии?
— Тем лучше, черт бы ее побрал, — заорал сержант,
слезы градом катились по его лицу, он все еще трясся, отходя от того, что сам
же наговорил Пакс. В основном он повторил то, что уже сказал Ральфу по
телефону, но на этот раз вложил в свои слова еще больше яду. — Может, вам
интересно, в каком состоянии он?
— Пожалуйста. — Пакстон упала на колени,
всхлипывая, она Начала икать. Кампобелло, побледнев, наблюдал за ней. —
Пожалуйста, перестаньте… я любила его.
И тут внезапно наступила тишина. Новобранцы глазели издали,
гадая, что там у них происходит. Кампобелло, бледный, дрожащий, вырвался из лап
Ральфа, а Пакстон поднялась на ноги и смерила его гневным взглядом.
— Я любила его. Вы можете это понять? — тихо
сказала она, и сержант заплакал.
— Я тоже любил его. Я бы умер за него. Он спас мою
жизнь в такой же проклятой дыре… я ничем не смог помочь ему на этот раз.
— Никто ничего не мог поделать, приятель, —
пробормотал Ральф, отпуская его, — тут никто никому не может помочь. Это
просто случится — или минует. Только посмотри на тех ребят, которые так
чертовски осторожничают, а в тот самый день, когда приходит пора отправляться
домой, они схлопочут пулю. А другой пьянствует и плевать на все хотел — так
он-то вернется без царапинки. Судьба. Рок. Провидение. Называй как хочешь, но
не стоит никого обвинять, этим ничего не изменишь.
Кампобелло понимал, что Ральф прав, но это как раз и сводило
его с ума. Требовалось свалить на кого-нибудь вину за гибель Билла. Слишком
много товарищей Тони уже погибло, а теперь и капитан, которого он любил,
который спас ему жизнь, и сколько раз они вместе пили и веселились, были
приятелями, даже друзьями, и вот его нет, кто-то должен ответить за это.
Кампобелло отчаянно хотел во всем обвинить Пакстон.
Ральф принялся негромко объяснять, зачем они явились сюда, и
Кампобелло не на шутку удивился.
— Не могли бы вы помочь нам? Она совершенно права. Не
надо, чтобы эти вещи попали домой, к жене.
Тут сержант сердито глянул на Пакстон и вновь наполнился
ядом, но Пакетов уже стояла на ногах, сокрушенная, но не сдающаяся.
— Боитесь попасться? Так оно выходит? — спросил
он.
— Нет. — Пакстон покачала головой. — Не хочу
причинять боль ей и девочкам. Билл любил ее и детей тоже. Зачем же так
поступать с ними? Мы порой говорили, что поженимся. Но теперь не надо, чтобы
кто-нибудь знал про это. — И тут, хотя она вовсе не была обязана
отчитываться перед сержантом, она рассказала ему, что случилось с ее
отцом. — Он разбился в своем самолете вместе с другой женщиной, и маме
придется прожить остаток жизни, помня об этом, а в один прекрасный день брат
рассказал об этом и мне, только я так и не поняла, зачем он это сделал. Мы все
растерялись, хотя, что касается наших родителей, мы в общем-то были в курсе, и
все-таки вышло нехорошо. Нам не следовало этого знать, и его семье тоже не
надо, довольно того, что он погиб. Я должна забрать свои вещи.
