— Идет.
Он приехал один, оставив Франс и ан одних дома. Ральф часто
так делал, он не любил, когда Франс слишком много болтает с другими репортерами,
но главное — сегодня он хотел побыть вдвоем с Пакстон.
— Все нормально? — Серьезно спросил он после
второй рюмки.
— Кажется, да, — сказала она и оглянулась на
зеркало, как будто надеялась там прочитать ответ. — Не знаю… — Она
посмотрела на Ральфа. — Как ты думаешь, человек может остаться прежним,
побывав здесь?
— Нет, — с уверенностью ответил Ральф, — не
может.
Некоторым удается это скрывать. Но может быть, ты пробыла
тут недолго и не успела измениться по-настоящему.
— Кажется, уже успела.
Ральф и сам этого боялся. Боялся за нее.
— Возможно, тебе; только так кажется. Из-за
Билла, — заметил он.
Ральфу приходилось видеть во Вьетнаме немало сломленных
людей. Наркотики, венерические болезни, ранения, постоянное ощущение опасности
и вообще странное воздействие этих мест на душу человека. Сама по себе
прекрасная, эта земля вызывает чувство, как будто пребывание людей тут
неуместно, рождает ощущение безысходности, смятение. И все же он надеялся, что
Пакстон еще не успело коснуться отравляющее воздействие этой страны, что она не
успела полюбить ее настолько, что будет не в состоянии забыть. — Лучше
всего для тебя сейчас — вернуться. Жизнь продолжается. — Он снова
улыбнулся, но Пакстон не ответила на улыбку.
— Вернуться — возможно, это лучший выход для всех. Может
быть, и ты когда-нибудь так сделаешь, — тихо сказала она. — Как бы
мне хотелось, чтобы ты тоже был там, а не здесь — мне тяжело было бы туда
возвращаться. Как говорить людям о том, что здесь происходит?
— У тебя дома знают про Билла?
Пакстон отрицательно покачала головой. Она никому не писала
об этом. Ждала, что он разберется в своих отношениях с Дебби. Возможно, в конце
концов он так и не решился бы порвать с ней. Этот вопрос так и остался у них
нерешенным.
— Теперь я вряд ли им что-нибудь скажу. Какой смысл?
Ральф кивнул. В их сайгонской жизни было немало такого, о
чем невозможно рассказать.
Они просидели до четырех утра. А через несколько часов Ральф
вернулся, чтобы проводить Пакстон в аэропорт. У нее в руках была небольшая
сумочка — та самая, с которой она приехала во Вьетнам. И чемодан был тем же, и
боль в сердце, только боль стала значительно острее. Теперь она потеряла во
Вьетнаме двоих. И все же, несмотря ни на что, начинала любить эту землю:
— Пакс, прошу тебя, забудь это место как можно
скорее, — сказал на прощание Ральф. — Так будет лучше для тебя. Если
ты этого не сделаешь, тебе крышка.
В глубине души Пакстон чувствовала, что он прав. Но в то же
время знала, что не сможет ничего забыть. Потому что она сама этого не хотела.
— Береги себя, Ральф. Будь осторожен. — Она крепко
обняла его. — Знаешь, я тебя очень люблю.
Когда он высвободился из ее объятий, у него в глазах стояли
слезы. Последнее, что Ральф сказал, прежде чем Пакстон поднялась по трапу,
было:
— Я тоже люблю тебя, Дельта-Дельта.
Глава 18
Прошло семнадцать часов, и Пакстон, летевшая самолетом
компании «Уорлд эруэйз», приземлилась в аэропорту Окленд.
Во время перелета она не раз пыталась заговорить с
возвращавшимися домой военными, но все они оказались до того измучены и
изнурены и к тому же несколько обескуражены этим возвращением, что им не
хотелось ни с кем разговаривать, даже с миловидной хрупкой блондинкой, какой
была Пакси. Они так давно мечтали об этом дне, но теперь даже боялись
осуществления мечты. Что они будут говорить там, дома? Как можно кому-то
объяснить, что ощущаешь, убивая человека? Как рассказать, что чувствуешь, когда
убиваешь человека своими руками — накалываешь на штык или стреляешь в лицо, а
потом обнаруживаешь, что это женщина? Как поведать о девятилетнем мальчике,
бросившем ручную гранату и убившем твоего товарища, и 6 том, как ты бросился за
ним в кусты, вытащил и убил? Или о закатах в горах, о буйной зелени Вьетнама, о
его звуках и запахах, о людях, о девушке, которая не может даже выговорить
твоего имени, но ты все равно твердо знаешь, что любишь ее… Итак, большую часть
пути все молчали.
Выйдя из самолета как была — в своих блузке и юбке, с
завязанными в конский хвост волосами, в стоптанных сандалиях, — Пакстон
никак не могла поверить, что она вернулась домой. Да это и не было ее домом.
Дом остался в Сайгоне, в гостинице «Каравелла», разве можно считать домом то
место в Беркли, где они жили с Питером? Или дом Вильсонов? И тем более дом
матери в Саванне.
Только теперь, выйдя из самолета, Пакс поняла, что дома у
нее больше нет. Стоявший рядом парень, военный, взглянул на нее, кивнул и
прошептал:
— Как это странно, возвращаться домой из Вьетнама…
И она поняла его, потому что тоже прилетела оттуда.
Эд Вильсон прислал за ней лимузин, и Пакстон не торопясь
отправилась в редакцию. Она и не ожидала такого приема, который ей
закатили, — ее встречали как героя, вернувшегося из дальних стран. И
редакторы, и люди, которых она совершенно не знала, пожимали ей руку, твердили
о необыкновенно трудной работе, которую она проделала в Сайгоне. Они ошеломили
Пакстон, которая совершенно не понимала, что они хотят этим сказать. Но она
благодарила их — по щекам текли слезы. Наконец прием закончился, и она осталась
наедине с Эдом Вильсоном.
Он смотрел на нее испытующе, догадываясь о том, какое
страшное воздействие оказал на нее Вьетнам. Пакс изменилась, похудела,
осунулась, хуже того, в глазах появилось нечто испугавшее его. Нечто грустное,
взрослое и мудрое. Она видела войну, видела, как умирают люди.
— Тебе пришлось нелегко, — сказал он, ни о чем не
спрашивая.
Уголки ее губ дрогнули, она кивнула.
— Я рада, что побывала там. — Она и в самом деле
так считала. Из-за Билла, из-за Ральфа, из-за себя самой. И еще потому
что" как ни странно, в этом она видела свой долг перед Питером и перед
страной.
— Предлагаю тебе съездить домой и немного прийти в
себя. Отдохни и принимайся за дело. Пиши что хочешь. Ты прекрасно справилась с
заданием, но теперь, я думаю, лучше вернуться к старым темам.
Пакстон была тронута, ей и самой хотелось того же, но ее
интересовал еще один вопрос. Что будет с той колонкой, которую она вела,
присылая материалы о Сайгоне.
— А «Вьетнамские репортажи»? Их будет продолжать кто-то
другой?
Эд с улыбкой покачал головой. Все они, журналисты, такие — относятся
к своим колонкам, как к собственным детям.
— Никсон обещает прекратить войну. А пока она не
Кончилась, думаю, мы обойдемся репортажами «Ассошиэйтед Пресс» из Сайгона.
