Пакстон было жаль Нигеля, хотя, говоря по правде, он ей
никогда особенно не нравился.
— Ты сейчас много работаешь?
— Очень много. — Ральф довольно улыбнулся. —
Но мне нравится. Как здорово, что мы снова будем вместе. Ну, когда думаешь начать?
Я все откладывал поездку в Дананг, ждал, не найдется ли попутчик.
— Рада слышать. — Пакстон никогда не бывала в
Дананге, не хотелось ехать туда из-за Питера — вдруг ей окажется невыносимо
тяжело там, где его убили. Но теперь она была готова ехать.
— Отлично. Я все беру на себя. Что, если послезавтра?
— Хорошо, — улыбнулась Пакстон.
Ральф взглянул на часы. Пора было возвращаться домой к
Франс. Не хотелось в такое время оставлять ее одну. Она последние дни неважно
себя чувствовала, а ан был сущим наказанием.
— Я тебя подброшу обратно в «Каравеллу», —
предложил Ральф, вставая, но Пакстон только покачала головой.
— Я лучше прогуляюсь, если не засну. А надоест ходить —
поймаю рикшу. Не беспокойся.
Он нагнулся и чмокнул ее в щеку.
— Как хорошо, что ты вернулась. Я очень рад, — Я
тоже. — Она крепко обняла его. — Огромный привет Франс. Увидимся
завтра на пятиминутке. Они все еще продолжаются?
Пакстон засмеялась от радости при мысли о том, что завтра
снова увидит всех знакомых корреспондентов. Да, теперь она твердо знала — она
вернулась домой. Но эта мысль, как бы справедлива она ни была, немного пугала.
Пакстон перестала быть приезжей, новичком, теперь она стала «одной из них». Из
тех, кто прирос к этому месту и будет связан с ним, пока не кончится война.
Она помахала Ральфу вслед и закрыла глаза, продолжая
потягивать из стакана. За соседним столиком сидел «зеленый берет» с
девушкой-вьетнамкой. На нем была полосатая защитная форма, на которой
чередовались красные, белые и голубые цвета. Они очень гордились этой формой,
за которую и получили прозвище «тигриные полосы».
Пакстон пила тхом-ксай, пенистый ананасовый напиток, к
которому давно пристрастилась. Она заранее знала, что стоит ей выпить, как у
нее начинают путаться мысли. Так случилось и на этот раз. Пакстон поставила
стакан и огляделась. Все это было больше похоже на сон. Она вернулась, теперь
ее окружали знакомые лица. Но не все в этом сне было таким приятным.
Сначала она не знала, что и сказать, да она и не собиралась
ничего говорить. Он сам первый уставился на нее, и было видно, что она
нервничает, а ему неловко. Это был Тони Кампобелло, первый сержант Билла.
— А я думал, вы уехали, — сказал он, глядя на нее
исподлобья, как будто ему было неловко за этот сон.
— Я уезжала, — нерешительно ответила Пакстон, опасаясь,
как бы он снова не напал на нее, потому что на этот раз Ральфа не было рядом и
защитить ее будет некому. — Но, как видите, вернулась. Сегодня.
— Ах вот как. — Он кивнул. — Ну и что там
делается?
Он разговаривал с ней стоя и чувствовал себя очень неловко
из-за того, что был в форме. Пакстон не понимала, как с ним говорить, но этот
человек напоминал ей о Билле. И это было тяжело и ей, и ему самому. Каким-то
непостижимым образом они все трое оказались связаны невидимыми узами. А ведь
Билл погиб полгода назад.
— Там, дома, чувствуешь себя неуютно, — откровенно
ответила Пакстон. — Никто ничего не понимает.
— Это все говорят. Мы здесь совершаем подвиги, а они
смотрят на нас как на каторжных.
— Вот такие дела, — задумчиво сказала Пакстон, все
еще не уверенная, стоит ли пригласить этого человека за свой столик. Он был
невысокого роста, но в нем чувствовалась мужественность, спокойная сила,
которая раньше ее немного отпугивала. Пакстон знала, что Билл любил и уважал
Тони, но у нее самой отношения с ним как-то не сложились. — Вы по-прежнему
в Кучи?
— Остался на дополнительный срок, — гордо и вместе
с тем застенчиво ответил он. — Это уже четвертый. Билл всегда утверждал,
что надо быть сумасшедшим, чтобы стать «туннельной крысой». Наверное, так оно и
есть.
— Сумасшедшим или очень храбрым, — тихо ответила
Пакстон, снова вспомнив Билла. Произнося эти слова, она встретилась взглядом с
Тони, и, хотя она больше ничего не сказала, он понял, о чем она думает.
— Он был парнем что надо, — сказал Тони с
восхищением, а затем, немного помявшись, добавил:
— Я хотел перед вами извиниться.
— Не стоит. — Ей не хотелось снова к этому
возвращаться.
Не хотелось снова ворошить старое, воскрешая в памяти тот
ужасный день, когда погиб Билл, а Ральф пришел и сообщил ей… Нет, больше она будет
не в силах пережить такое… Пакстон грустно взглянула на Тони:
— Я вас не виню. Мы были слишком убиты тем, что
случилось.
— Да, но вы тогда сделали одну вещь… Я потом много
думал об этом и хотел вам сказать. Тогда-то я и понял, почему он вас любил. А он
ведь действительно любил вас, я знаю.
Пакстон грустно улыбнулась, недоумевая, что же могло
произвести на Тони такое впечатление.
— Я тоже его любила. Наверное, так же, как и вы.
Наверное, мы все действительно немного тронулись…
— Я не о том. Помните, вы приехали за теми вещами,
которые после него остались, вы не хотели, чтобы они попали к жене. Я был
поражен. Другая женщина так бы никогда не поступила. Послала бы все ко всем
чертям, какая ей теперь разница, узнает жена что-нибудь или нет. Для нее-то это
уже все равно. Тут многие парни заводят себе женщин, но я что-то не припомню,
чтобы хоть одна вернулась, чтобы забрать вещи, из-за которых жена может о
чем-то догадаться. Если бы Билл видел, он бы сказал спасибо. Ведь дети были для
него всем. — Тони даже прослезился, а Пакстон крепилась, чтобы не
расплакаться. — Ив тот день вы мне рассказали об отце… не стоило этого
говорить. — Пакстон поставила на стол пустой стакан, и Тони шагнул к
ней. — Я только хотел извиниться перед вами. Я спрашивал о вас у одного
парня из «Ассошиэйтед Пресс», но он сказал мне, что вы уехали в
Сан-Франциско. — Он протянул ей руку. — Я рад, что вы все-таки
заговорили со мной после всего, что было.
— Нам всем было плохо. Тони. Спасибо вам. — Она
пожала ему руку.
Его рука оказалась теплой, твердой и сильной, как и он сам.
Его темные глаза, казал??сь, смотрели ей прямо в душу.
— Спасибо, Тони.
Пакстон начинала понимать, почему Билл был так привязан к
этому человеку, такому прямому и искреннему, хотя и обладающему весьма
непростым характером.
— Может быть, присядете? — Она указала на стул, но
Тони лишь отрицательно покачал головой. Он по-прежнему чувствовал себя с
Пакстон неловко.
— Да нет, спасибо. Я тут встречаюсь с одним
человеком. — Но не ушел, а спросил:
— Отчего же вы вернулись?