Пакстон улыбнулась в ответ:
— Осталась на дополнительный срок. Пока еще только на
второй.
Он засмеялся:
— А вы крепкий орешек. Большинство ждут не дождутся,
когда наконец выберутся отсюда. Здесь ведь настоящий ад.
— А мне таким показался Сан-Франциско.
— А вы оттуда? — В его голосе послышалось
любопытство. Билл не очень-то о ней распространялся.
— Там находится редакция нашей газеты. Там же я и
училась — в университете Беркли. Но вообще-то я из Саванны.
— Да ну! — воскликнул Тони. Было видно, что он
поражен. — Я ведь там бывал. Как-то, проходя в Джорджии подготовку, я
поехал туда на выходные. Ну и народ у вас! Боевой!
Чуть не свернули мне шею за то, что я пришел на танцы.
Сам-то я из Нью-Йорка. И должен сказать, на Севере все-таки намного веселее.
Его описание Саванны насмешило Пакстон.
— Вот-вот, вы попали в самую точку. Потому-то я там и
не живу. Но моя мама до сих пор никак не может этого понять.
— Она, наверное, в ужасе от того, что вы здесь, —
заметил Тони.
В его глазах светилась такая мудрость, что Пакстон невольно
задалась вопросом, сколько же ему может быть лет. На самом деле Тони было
тридцать.
— Трудно сказать, — ответила Пакстон на его вопрос
о матери. — Но ведь ее никто особенно и не спрашивал. Я просто не могла
там больше находиться. Я отдала бы все, только бы сбежать из Сан-Франциско
обратно в Сайгон.
— Но почему?
Тони не мог этого понять до конца. Ведь Пакстон, хорошенькая
молодая девушка, неплохой журналист, могла отправиться в любое другое место. Но
какого черта именно в Сайгон?
— Я и сама не знаю, — честно призналась
Пакстон. — Я не успела в этом разобраться. Здесь у меня незаконченная
работа. Мне почему-то кажется, что я нужна здесь. Там приходилось выносить эту
пустую болтовню: новая машина, новая работа, новые занавески — больше ни о чем
не говорят. И это в то время, когда здесь вьетконговцы убивают наших
парней! — Они оба сталкивались с этим. — Просто невыносимо.
Он дотронулся до лба, и в первый момент Пакстон приняла этот
жест за приветствие.
— У нас это называют «пацца». Псих. Чокнутый.
Сейчас он стал очень похож на типичного Нью-Йоркца. Пакстон
засмеялась и поднялась с места. Она почувствовала, что ужасно устала —
сказывалась девятичасовая разница во времени. Она больше была не в силах сидеть.
— Вы, наверное, ужасно устали, — сказал Тони,
когда Пакстон встала, едва держась на ногах.
— Пожалуй.
Тони посмотрел на девушку, как будто собирался принять
какое-то решение. Она же старалась сохранять спокойствие. Она не могла не
вспомнить, как полгода назад, когда они с Биллом были вместе, он ненавидел ее,
как кричал, проклинал. Но теперь это кануло в прошлое, и не стоило об этом
вспоминать. Пакстон видела, что теперь Топи ищет примирения. Не имело смысла
продолжать вражду, тем более — Пакстон была в этом уверена — Билл хотел бы
видеть их друзьями. И она решила закрыть глаза на некоторую странность в
поведении Тони. Даже не странность, а какое-то внутреннее беспокойство и
нервозность. Хотя кто же в Сайгоне не был нервозным?
— Я могу подбросить вас до гостиницы. У меня здесь
припаркован краденый джип, который я подобрал в аэропорту, — невозмутимо
сказал Тони, и Пакстон рассмеялась.
— Что ж, это неплохо. Я, правда, собиралась прогуляться
пешком. — Но сейчас об этом нечего было и думать. — Ну, если вы
будете так любезны…
Он кивнул.
— Я остановилась в «Каравелле» — это тут недалеко. Вниз
по улице.
— Неплохое место, — заметил он. — Я там
однажды ужинал.
Все было свежее. — Он поймал удивленный взгляд
Пакстон. — Знаю. Это звучит смешно. Но я из семьи оптовых торговцев
овощами. И с детства дома я постоянно слышал разговоры о том, свежие или нет
были овощи там, где мы обедали. Ребенком я ненавидел разговоры про эти овощи.
Всегда думал — катились бы эти овощи к чертям собачьим. А вот теперь я взрослый
и сам про них говорю.
Прямо семейное проклятие.
Пакстон снова засмеялась. Она так устала, что ей не хотелось
с ним ссориться. Но как странно все-таки, что, вернувшись, она снова
столкнулась с этим человеком, и теперь вот так болтает с ним без всякой
враждебности и злобы. А ведь Тони просто ревновал. Пакстон слышала, что
некоторые подчиненные начинают относиться к своим командирам как к своего рода
собственности.
— Я обязательно вспомню про овощи, если буду там
обедать. — Она устало улыбнулась.
— Еще бы! — Они как раз подъезжали к «Каравелле».
Тони помог Пакстон выйти. — Боже, да вы прямо спите на
ходу. — Глаза у нее действительно слипались. — Ну как, все нормально?
— Станет нормально, когда я доберусь до кровати.
Спасибо, что подвезли, сержант.
— До свидания, мисс Эндрюз, — неожиданно сказал
Тони, и Пакстон удивилась тому, что он, оказывается, помнит ее фамилию.
Она вошла в свой номер, поставила на пол чемодан и, не
раздеваясь, бросилась на кровать. Пакстон проснулась через двадцать часов,
когда в окно светило послеполуденное солнце. И сразу же вспомнила свой разговор
с сержантом на террасе. И на миг ей показалось, что это был только сон.
Глава 20
Когда Пакстон проснулась, было уже два часа дня. Она
распаковала чемодан, приняла душ, поела, а потом снова заснула и проспала до
самого утра. На письменном столе она нашла записку от Ральфа, который писал,
что заедет за ней завтра в семь утра. В шесть она уже была на ногах и
любовалась восходом солнца. Погода была прекрасной, но со временем становилось
чертовски жарко. Пакстон надела свой защитный полевой костюм, футболку цвета
хаки, зашнуровала высокие ботинки — все это Ральф дал ей, когда она приехала в
Сайгон год назад.
На этот раз ей ничуть не было страшно. Теперь все это было в
порядке вещей. Спускаясь вниз, она чувствовала, что ей стало очень легко —
теперь она была на своем месте и знала, что делает.
Ральф, как всегда, приехал вовремя, с ним был Берти, пожилой
англичанин — фотограф, жуткий человек. Пакстон когда-то с ним уже работала, и
он ей нравился. Всю дорогу он отпускал грубоватые шуточки, и Пакстон,
поглядывая на Ральфа, только ухмылялась, время от времени наливая себе из
термоса кофе. Солнце стояло уже высоко, начало парить. В воздухе носился до
боли знакомый запах — цветов, фруктов и выхлопных газов, он висел над ними как
дымка. На выезде из города пошла извечная зелень холмов, знакомая красная
земля, до которой так и хотелось дотронуться и помять ее в ладонях… А вокруг те
же нищие, те же сироты, раненые, увечные. Та самая страна, которую она полюбила
настолько, что не смогла покинуть. Накануне Ральф написал, что вместо Дананга
его посылают в какое-то другое место, но он все равно приглашал Пакстон
составить ему компанию.
