— Скажи, что случилось?
— Ральф… — Она смогла выговорить только имя, но Тони
почувствовал, как внутри у него что-то оборвалось.
— Все в порядке… дыши медленнее… задержи дыхание… — Он
осторожно усадил ее на землю и сел рядом. — Ну что ты… Что ты, Пакс… — Он
сам прошел через это и очень хорошо знал это состояние, видел такими других… а
потом она рассказала.
— Он подорвался на мине два дня назад, когда
возвращался с Меконга. И никто не сказал мне. — Она отрешенно смотрела в
пространство, а затем вдруг зарыдала, сотрясаясь, в бессильной злобе и отчаянии
заколотила кулаками в его грудь. — Подонки… будь они прокляты! Эти
ублюдки… Они убили его… Столько лет не могли… и вот теперь… — Тони было тяжело
ее слушать, но ему все это было очень, очень давно знакомо.
— Франс знает?
— Не знаю. Я ей еще не звонила.
Черт. С ребенком от американского солдата и с новорожденной
на руках… Как, черт возьми, она будет жить с двумя детьми-полукровками? Умирать
с голоду? Родители помочь ей не смогут, у них самих ничего не осталось. И никто
ей не сможет помочь. Да, только этого ей и не хватало.
Тони обнял Пакстон и нежно поцеловал.
— Мне очень жаль, но надо ехать. У меня тут целая
группа парней, которые ждут, когда я повезу их на учения. Как только мы
вернемся, я приеду к тебе в гостиницу. А сейчас я договорюсь, чтобы кто-нибудь
отвез тебя обратно в Сайгон.
Она кивнула, как послушный ребенок, глядя мимо него, и он
побежал искать кого-нибудь, кто был занят меньше других, чтобы тот отвез
Пакстон.
— Будь осторожен! — крикнула она ему вслед, он
махнул ей рукой и уехал.
Всю дорогу назад Пакстон сидела словно в оцепенении. Она не
сказала ни слова молодому парню, который ее вез, не спросила, как его зовут, не
ответила ни на один его вопрос. Она просто сидела, уставившись в окно, и
неотступно думала о Ральфе, о Франс, об Ане и малышке Пакси. Вернувшись в
гостиницу, она вошла в комнату, бросилась на кровать и так лежала, смотря в
потолок. Когда звонил телефон, она не снимала трубку. Поэтому, когда в восемь
вечера Тони добрался до гостиницы, он был вне себя от беспокойства. Он подумал
было, что теперь что-то случилось с Пакстон. Ведь тот мальчишка, которого он
послал с ней в Сайгон, так и не вернулся на базу. Напряжение начало сказываться
на каждом — все они пробыли во Вьетнаме уже слишком долго. Влетев в комнату,
Тони увидел, что она лежит, смотря пустыми глазами в потолок.
— Малышка, возьми себя в руки. — Он лег рядом и
тихо сказал:
— Подумай, он сам шел на риск. Он же знал, что это
может случиться в любой момент. Просто мы надеемся на лучшее, и он надеялся.
— Он был самым лучшим журналистом из всех, кого я знаю…
Он был… моим лучшим другом… — пробормотала она и стала похожа на ребенка,
который носком ботинка бросает камешки в реку. Затем она взглянула на
Тони. — Если не считать тебя. Но он был не просто другом, он стал для меня
тем, кем не смог стать мой брат Джордж.
— Я знаю. Мне он тоже нравился. Я встречал здесь много
симпатичных людей. Одним повезло больше, и они вернулись домой, другим не
повезло. Если бы Ральф боялся смерти, он давно бы уехал отсюда.
Пакстон знала, что это правда, но это ничего не меняло.
Боже, как ей будет его не хватать.
— А что Франс? Что с ней теперь будет?
— Это, — мрачно ответил Тони, — другая
история.
Будущее ее скорее всего окажется нелегким.
Он принял душ и переоделся. Они решили не звонить Франс
заранее, понимая, что, следуя правилам восточной вежливости, она будет
говорить, что с ней все в порядке, даже если это вовсе не так. Поэтому они сели
в джип Тони и поехали без звонка.
Как и в ту ночь, когда родился ребенок, им долго никто не
открывал, но Тони видел свет в окнах. Тогда они позвонили в другую квартиру. Их
обругали из окна, но все же впустили.
Пакстон и Тони подошли к ее двери. Было тихо, только изнутри
доносились звуки музыки. Они долго звонили, но безрезультатно. В квартире был
включен свет, работало радио, но больше не было слышно ни звука. Тони
встревоженно посмотрел на Пакстон.
— Мне кажется, тут что-то неладно. Или я ошибаюсь?
Может быть, она слишком переживает и никого не хочет видеть…
Но дети тоже молчат… Или они все ушли? Возможно, там просто никого нет? Может,
зайдем попозже?
Но Пакстон молча покачала головой, у нее тоже появилось
какое-то странное предчувствие.
— Как бы попасть в квартиру? — тихо сказала она.
— Ты предлагаешь выломать дверь? — озабоченно
спросил Тони. — За это нас могут арестовать.
— Думаешь, хозяин тут где-то рядом?
— Возможно. Не знаю, как у тебя с вьетнамским, но я
вряд ли смогу сообразить, как сказать «Извините, сэр, не могли бы вы впустить
нас в эту квартиру?». Ладно, обойдемся без хозяина. — Тони вынул из
кармана складной нож и начал возиться с замком. Сначала ничего не получалось, и
он уже хотел сдаться, но дверь неожиданно поддалась и медленно открылась
внутрь.
У них обоих возникло странное чувство. Они так старались
проникнуть внутрь, но теперь, когда дверь наконец открыта, вдруг появились
сомнения, а стоит ли входить? Это напоминало непрошеное вторжение.
Тони вошел первым. Пакетов последовала за ним. Они не знали,
что увидят, и в первый момент почувствовали себя глупо, когда огляделись вокруг
и увидели, что в квартире царит идеальный порядок. Собственно, он был даже
слишком идеальным.
По-прежнему тихо играла музыка. В комнате Дна горел свет, и
Пакстон заглянула туда. Там никого не было. Тони вошел в спальню, но вдруг
остановился и инстинктивно поднял руку, загораживая Пакстон дорогу.
— Не ходи.
Но она шла слишком быстро и в тот же миг уже была в комнате.
Как будто бы все в порядке. Они просто заснули.
Франс в своем аодай с нежной улыбкой на лице, прижимающая к
себе малышку в красивом крошечном платьице, которое шили, наверное, специально
для нее. Маленький ан, как ангелочек, спал рядом. Он был в своем лучшем
костюме, волосы вымыты и аккуратно расчесаны. Пакстон все еще ничего не
понимала. Она хотела сказать Тони, что надо говорить потише, чтобы не разбудить
их, но их уже не могло разбудить ничто. Тони убедился в этом окончательно,
когда нагнулся над ними и коснулся лиц.
Они были мертвы уже довольно давно. Франс отравилась сама и
отравила детей, как только узнала о гибели Ральфа. Рядом на столике лежала
записка по-вьетнамски и письмо, адресованное Пакстон. Тони встал перед ними на
колени, глаза его наполнились слезами Пакстон подошла и встала рядом. Она тоже
плакала, а затем встала на колени и коснулась каждого из них, как будто хотела
благословить.
— О Боже, зачем?.. — прошептала она. — Зачем?
