Прежде всего нужно было все обдумать. Обдумать то, что она
узнала. Пакстон снова и снова перечитывала свои записи, однако ничего другого
не оставалось, и в понедельник она приняла решение.
Пакстон направилась прямо к редактору. Сначала он заявил,
что Пакстон, видно, сошла с ума. Но через некоторое время редактора удалось
убедить. Пакстон уже бывала там и хорошо знала страну. Американская армия ушла,
но кто-то из наших все еще оставался: журналисты, медицинский персонал,
несколько иностранных бизнесменов и разные сумасшедшие. Кто-то там еще должен
быть. Она не могла поступить иначе — она должна ехать обратно во Вьетнам и
оставаться там, пока не найдет ответа, не важно, сколько времени это займет и
что с ней может случиться.
Наконец они пришли к соглашению. Другого выбора у редакции
не было — или потерять Пакстон, или позволить ей ехать с их ведома, и она
получила разрешение делать все что хочет.
В те выходные Пакстон долго гуляла с Джоем. Она сказала
мальчику, что возвращается во Вьетнам, чтобы найти его отца, или его останки,
или хотя бы кого-то, кто точно может ответить, что на самом деле случилось. Она
рассказала ему про военнопленного из Президио и о том, что он сообщил. Сын имел
право знать о судьбе отца, и Пакстон считала, что обязана говорить ему все.
— Знаешь, мои мама с папой все еще считают тебя
сумасшедшей. — Джой улыбнулся, он и сам подумывал так иногда, но он очень
любил Пакстон.
— И ты тоже так думаешь? — Она улыбнулась.
— Иногда. Только на самом деле мне все равно, Пакс. Все
нормально.
— Спасибо. По правде говоря, я и сама считаю, что я
сумасшедшая, раз туда еду. Но я знаю, что не успокоюсь, пока не получу ответ.
Раньше-то я думала, что мне уже все известно. — Она вспоминала рассказ
Джордана в Кларк-Филдсе. — Но теперь я понимаю, что это не так. Этот
военнопленный был уверен, что твоему отцу удалось бежать.
— Ты, правда, думаешь, он сейчас жив? Прошло уже три
года, как он пропал. — Даже Джой был настроен скептически.
— Я совсем ничего не знаю, малыш.
Он кивнул. Он беспокоился за нее.
— И сколько ты там пробудешь?
— Не знаю. Не хочу ничего обещать. Я напишу тебе или
позвоню, если смогу. Не знаю, работает ли там телефонная связь, теперь, когда
войска ушли. Скорее всего довольно плохо. Сделаю, что смогу. И вернусь, когда
все узнаю, не раньше.
Он крепко сжал ей руку своей маленькой ладошкой и долго не
отпускал.
— Береги себя, Пакс… Смотри, чтобы с тобой ничего не
случилось… как с папой.
— Ничего со мной не случится, — пообещала она и,
наклонившись, поцеловала его в затылок, а потом пригладила ему челку
назад. — Я же не такая смелая, каким был он.
Глава 31
Самолет приземлился в аэропорту Тан Сон Нхат. С воздуха все
выглядело таким же, как и раньше, но, когда самолет спустился ниже, Пакстон
увидела, что на земле гораздо больше воронок, чем было три года назад. В
Сайгоне тоже все переменилось.
На улицах куда больше детей, больше сирот —
полувьетнамцев-полубелых, которых отцы бросили вместе с их матерями и ушли
вместе с армией — им больше не было до них дела. Больше наркотиков, больше
проституток, больше разрушенных зданий.
Хаос. Даже отель «Каравелла» выглядел намного хуже, чем
раньше, но здесь ее помнили и были очень любезны.
На этот раз ей дали другую комнату, которая, впрочем,
оказалась не хуже прежней. Пакстон обрадовалась этому — было бы невыносимо жить
в той же комнате, где они провели столько времени вместе с Тони.
Офис «Ассошиэйтед Пресс» находился все там же. Пакстон
увидела несколько знакомых лиц и подумала, что в каком-то смысле здесь ничего
не изменилось. Однако, разумеется, это было не так. Американские войска ушли, и
понемногу все менялось.
Пакстон начала искать знакомых. Ее саму удивило, насколько
она с первой же минуты почувствовала себя в Сайгоне как дома.
С этим городом у нее по-прежнему было связано много
воспоминаний, несмотря на то что последние годы она провела на Западе. Часто,
лежа ночью без сна, она думала о Джое. Может быть, теперь все пойдет
по-другому, потому что она стала старше. В двадцать семь Пакстон уже не так
боялась рисковать жизнью, как пять лет назад. В этом смысле она тоже
изменилась. Это напомнило ей о Ральфе и об их совместных поездках.
Теперь она выезжала из города одна во взятой напрокат машине,
которую вел шофер или фотограф из «Ассошиэйтед Пресс», и, куда бы она ни ехала,
в каждом городе, в каждой деревне, в каждом разрушенном селении она спрашивала
о Тони. Никто не видел его. Но Пакстон была уверена, что если будет
расспрашивать очень долго, то в конце концов, если он еще жив, она найдет тех,
кто что-то знает о нем. Может быть, он по-прежнему боится обнаружить себя,
может быть, слишком ослабел, изувечен, изранен. Если так, она увезет его домой,
залечит его раны, и они затянутся… Если он еще жив, что по-прежнему вызывало
сомнение. Увидев, что наделали северные войска и американцы, прежде чем уйти,
Пакстон начинала понимать, как трудно, должно быть, бежать из плена и выжить в
этой стране.
Но даже если она убедится в том, что он мертв, это станет
облегчением. Что-нибудь. Клочок материи, прядь волос… Что угодно из того, что
когда-то было частью Тони.
В апреле приехал генерал Грэм Мартин, призванный заменить
Элсворта Бункера на посту посла. А в июне, к невероятному изумлению Пакстон,
разразился уотергейтский скандал.
Казалось, политика везде становится трудным делом, и она не
без интереса читала теперь телетайпные сообщения, которые приходили в Сайгон,
продолжала писать статьи, но ни на день не прекращала поисков Тони. В июле в
сенате заслушивались чтения о бомбардировках в Камбодже, закончившиеся лишь в
августе. Восемь дней спустя Никсон указал Киссинджеру как госсекретарю на
необходимость сместить Роджера. Этим летом во Вьетнаме все было тихо. Постоянно
шел дождь, и Пакстон продолжала ездить по дорогам, показывая всем фотографии
Тони и спрашивая, не видел ли кто этого человека, но никто его не видел.
Пакстон слегла с воспалением легких.
В сентябре ей стало лучше, и она смогла продолжить поиски.
Каждую неделю она отправляла Джою письма. Наконец ей самой все это стало
казаться сумасшествием. Но такова была вся жизнь во Вьетнаме. Пакстон ходила по
улицам и повсюду видела брошенных детей, в жилах которых текла половина
американской крови. Она неизменно давала им деньги и еду, сколько могла, по
разве возможно спасти всех? Вот этой судьбы и боялась Франс, когда отравила
себя и своих детей после гибели Ральфа. Тогда трудно было поверить, что она
права, но кто знает? Кто здесь что-нибудь знал? Пакстон понимала, что и она
сама ничего не знает.
В октябре вице-президентом назначили Агню, а ноябрьский
конгресс отверг вето Никсона на закон, который ограничивал право президента
объявлять войну. Никто больше не хотел, чтобы нечто подобное повторилось. Во
Вьетнаме Америка проиграла, и теперь пусть лучше будущие политики подумают
дважды, прежде чем снова ввязаться в подобную авантюру. Конгресс хотел отныне
сам осуществлять контроль над президентом.
