Таким точно образом, как это получилось в первой и второй контраггрианской войне.
Глава 11
…Шульгин в очередной раз «нашел себя». Стратегические замыслы — это хорошо, интересно, увлекательно, но все-таки — больше для Берестина. Командующий фронтом, Главковерх — это его. Все изучить, обмыслить, нарисовать в голове картину победоносной кампании, после чего напрячь своих штабистов, снова оценить их разработки и, подписав необходимые документы и карты, послать дивизии и армии в бой.
Ему же куда больше нравится практическая работа. Нет, поруководить он тоже не прочь, поучить окружающих уму-разуму, но куда интереснее самому все придумать и своими руками сделать. Хоть базу пришельцев штурмовать, хоть в роли наркома родной наркомат ограбить. Или с «Системой» воевать практически в одиночку. Совсем другой эмоциональный накал.
Сейчас ему представилась буквально уникальная возможность дать выход своим талантам и пристрастиям.
Обработка полученной с помощью Антона и его компьютера информации дала настолько полную и глубокую картину сиюминутного состояния пучка сопряженных, параллельных и взаимно перпендикулярных реальностей, что даже некоторая оторопь брала от осознания собственной ничтожности по сравнению с невообразимой сложностью кем-то измысленного мироустройства и от того, что при всей этой сложности приходящие в голову решения выглядят как-то уж слишком примитивно. В то же время — пока что нет основания усомниться в их действенности.
Грубо говоря — так же несопоставима конструктивная сложность наисовременнейшего швейцарского хронометра и элементарной часовой отвертки, однако этой отверткой можно сделать с прецезионным механизмом все, что заблагорассудится: починить, переналадить, раскрутить по винтику и все винтики и колеса выбросить в мусорное ведро или, выражаясь по-марксистски, — «на свалку истории».
В частности, с полнейшей наглядностью Шульгин теперь представлял, как именно возникли и взаимодействуют так поразившие его воображение идущие борт к борту, как два корабля в штилевом океане, реальности «2003» и «2005». Один слегка опережает другой, но при желании совсем нетрудно перепрыгнуть с юта
[24]
одного на шканцы
[25]
другого и наоборот, соответственно. Корабли разных конструкций, как, допустим, советские и немецкие эсминцы, и разных годов постройки, но при необходимости любой матрос и офицер без особого труда разберется, что к чему, и сумеет подменить коллегу на его боевом посту.
Еще одна немаловажная деталь — пока на море штиль и все идет штатно, корабли могут двигаться вровень неограниченно долго, завести с борта на борт швартовы, обмениваться людьми, топливом и припасами. При желании, конечно.
Но стоит одному из рулевых совершить малейшую ошибку — вот и происшествие, как принято говорить, или даже авария, что тяжелее по последствиям. А налети вдруг не вовремя замеченный шквал — и, пожалуйста, катастрофа! Корабли бросает друг на друга, острый форштевень врезается в тонкий борт соседа, сталь рвется, как картон. Минута, другая, не успеешь и шлюпок спустить, да и как их в штормовую волну спустишь, и вот на поверхности болтаются только немногочисленные обломки, пятна мазута и среди них — головы случайно уцелевших моряков верхней команды. Все.
Достаточно яркая аналогия?
При прошлом, несанкционированном, партизанском проникновении в Сеть Шульгин увидел и запомнил многое, но многого не заметил, а ряд визуальных образов и условных знаков не понял вообще или понял превратным образом. Оттого и ввел невольно в заблуждение друзей и коллег.
Зато теперь он располагал (ему казалось) объективным знанием и даже видел ту самую точку, где «корабли» соприкасаются бортами. Саму точку и людей на палубах. Понимал, что с ними случится в следующий момент, как они себя поведут.
Пожалуй, здесь нам удалось переплюнуть самого Антона. Он же признавался, что всю свою полуторасотлетнюю деятельность на Земле не мог знать и предвидеть последствий своих действий, и Сильвия со своей командой не могла. Они полагались только на собственную интуицию и некоторые построения «базовых теорий», а еще точнее, просто воплощали в жизнь разработки Игроков. Вроде как демонстраторы, что в старые времена указками двигали на настенных щитах плоские шахматные фигуры, повторяя ходы гроссмейстеров для сведения зрителей.
«Впрочем, — подумал Шульгин, — я тут не прав. Антон говорил, что не знает будущего в своей реальности и только в ней не может видеть грядущие результаты своих и вражеских комбинаций. А на чужих досках сыгранные вчера партии — вполне.
Мы и сейчас, при столь возросших ментальных способностях, свое личное будущее не знаем ни на шаг вперед: пойду я к себе, поскользнусь на трапе, и пожалуйста — незапланированный перелом основания черепа.
Но в чужих реальностях, никак не избавленные от подобных же личных неприятностей, мы хотя бы можем на моделях просчитать, что возможно и нужно сделать, чтобы к предварительно вычисленной точке система подошла в нужном нам состоянии.
Не вдаваясь в еще более густые дебри времен, причин и следствий (вроде встречи Андрея с Иркой на мосту или нашего с ним знакомства в седьмом классе), я бы не сидел здесь сейчас и не мучился бы галактическими проблемами, не загляни, в один прекрасный день, ко мне в кабинет совершенно случайно, в поисках совсем другого человека, наш председатель профкома и, Бог знает с чего, не спроси вдруг: «Тебе не нужна горящая путевка в Кисловодск? С послезавтрего. За тридцать процентов. Никак не могу пристроить. А если сдам — нам на новый квартал заявку срежут!»
А у меня жена второй день в отпуске. «Дикарем» ехать не решилась, для «второго состава» у них в театре профсоюзных милостей не предусмотрено. Она и ходит по дому из угла в угол злая от обиды и безделья. Ну, я и схватил путевочку, еще и налил функционеру «казенного» за то, что мы друг друга выручили. Тридцать процентов от двухсот сорока по тем временам для кандидата наук смешные деньги. Жена бы дома за месяц втрое больше проела.
В итоге имеем то, что имеем».
Александра Шульгина, с самого первого прочтения «Графа Монте-Кристо» в пятнадцать лет (тут он запоздал немножко, другие и в десять успели), больше всего интересовал оставленный тезкой без разъяснений кусок сюжета. Пропущенный то ли от недостатка времени, то ли — фантазии.
Страх как интересно было бы узнать, каким все-таки образом раскопавший сокровища беглый узник сумел легализоваться в качестве означенного графа? Эта часть романа могла бы получиться не хуже прочих.
Теперь он лично оказался в аналогичном с Дантесом положении, ничего не зная о случившихся в его мире переменах и новом устройстве. На самом деле — Фариа сидел в тюрьме дольше Эдмона, значит, не мог подсказать ученику, в какой политико-экономической среде тому придется действовать. Будущий граф попал в замок Иф в весьма невинном возрасте, а до этого жил во времена Наполеоновской Империи. То есть человек, родившийся и выросший в период якобинского террора, непрерывных войн и мобилизационной экономики, вдруг оказывается в стране совершенно другой по всем параметрам. Дикий капитализм, первоначальное накопление, разгул нуворишей
[26]
, зреющее революционное движение обделенных и все такое… Однако сумел устроиться, с нуля, без документов и легенды, сокровища в ликвидную форму перевел, деньги грамотно вложил, титул купил, недвижимость, само собой, еще и на Востоке погеройствовал, заодно научился гашишем и опиумом пользоваться.
