Игроки обещали оставить землян в покое, но своего обещания не сдержали. По какой причине — неважно. И вот нашелся НЕКТО, удаливший их из зала за неспортивное поведение.
Сашка, будь он сейчас человеком, скорее всего взял бы тайм-аут. Подумать, к чему приведет один вариант, другой. Вдруг и третий обрисуется. Оставить шанс когда-нибудь стать Богом, отказаться ли? Подискутировать внутри себя по методике Сократа. Но человеком он сейчас не был. Всего лишь — нематериальной эманацией неизвестно чего, тахионов, хроноквантов, тех элементов, из которых состоит мысль Будды, и сам Будда, достигший нирваны.
Вот к какой проблеме выбора привело его столь мелкое, незначительное, прямо скажем — ничтожное вмешательство в структуру Сети. Положить ту самую соломинку, что переломит спину буйволу?
И — проблеск другого сознания. «Андрей, как ты думаешь, мы еще люди?» — задал он другу вопрос в иной, но тоже критической ситуации. Когда тоже или — или.
«Думаю, да, — ответил Новиков. — До тех пор, как…»
Получается, Шульгин и на тех уровнях сделал выбор.
Сфера вокруг него стянулась в точку и растаяла. Экран монитора мерцал, по нему горизонтально скользила крупная рябь и мигала в углу трафаретка с тревожной надписью. Пока эта штука не взорвалась, упаси бог, Шульгин нажал кнопку выхода.
Никакого голоса он в этот раз не слышал, никто не пытался ему помешать или вступить в диалог. «Следствие закончено, забудьте!», был такой фильм, кажется.
Все, получается? Отныне и навеки человечество, исходное, и производные от него предоставлены самим себе? Живите как хотите, плодитесь, размножайтесь, воюйте — никто вас не потревожит и уму-разуму учить не станет. Но при этом у «братьев» остаются те же умения и возможности, которые были им присущи изначально и которые они сумели приобрести в процессе Игры? Так это же великолепно! Более чем прекрасно. По-прежнему можно шляться между мирами, реализовывая собственные представления о правде и справедливости, более не опасаясь, что кто-то возьмет тебя за шиворот и встряхнет, чтобы не зарывался?
Бога нет и все позволено? Гуляй, рванина, от рубля и выше? Или наоборот — надеяться не на кого, паши, как колонисты острова Линкольн, и никакой капитан Немо не вылезет однажды ночью из колодца, чтобы поделиться коробочкой лекарства, не подбросит сундук с ширпотребом. Никто больше не будет подсовывать дары, обычные и данайские. Исчезнет опасность провалиться в Ловушку, слишком поздно узнав, что правила игры снова поменялись.
Придется привыкать и приспосабливаться. Кое-что вернуть в исходное состояние, кое-какие позиции пересмотреть в корне. Но ведь прочие опасности, сопровождающие человечество со времен изгнания из рая, никуда не денутся? Химера, например, все равно может в любой момент рухнуть от внутренних, имманентных
[11]
противоречий.
Шульгин увидел, что бокал хереса так и стоит на столе рядом с пультом. Свою маскирующую роль он сыграл, теперь сгодится по прямому назначению.
Опять Сашка вышел на балкон, оперся на перила, обвел глазами панораму, словно пытаясь сообразить, изменилось ли что-нибудь в окружающем пространстве-времени?
Сколько он там провел, внутри Узла? Ого, почти два часа. Ночное коловращение жизни внизу прекратилось, утреннее пока не началось. Тишина, только снежинки, как раньше, порхают в свете уличных фонарей.
Он прислушался к себе. Как там подсознание, не скажет ли вдруг, что все случившееся — очередная туфта, старательно заправленная? Деза, проще сказать. Уловка ловушки, назначенная его разоружить.
Нет, все чисто. Тем самым особым знанием, которое и позволяло странствовать в астрале и перемещаться между линиями, он ощущал, что мир вокруг действительно чист. Как в Средневековье невозможно уловить обонянием хоть одну-единственную молекулу автомобильного выхлопа, так и здесь не ощущалось больше ментального эха чуждых разумов.
Невольно он рассмеялся вслух. Как же повезло Антону! Он пока и сам не догадывается, как именно повезло. В последнюю секунду перепрыгнул с борта тонущего корабля на спасательный плот. Совсем бы чуть-чуть, и догнивать ему в своей бамбуковой тюрьме. А теперь…
Теперь мы найдем ему работенку по способностям. И Дайяне, и здешней Сильвии. В наших руках теперь бывшие вершители судеб человечества, кроме гомеостатов и портсигаров, ничего у них за душой…
Трудно передать волну ликования, накрывшую Сашку. Сравнить это можно, пожалуй, только с чувствами офицера, запечатленного фотокорреспондентом на ступенях Рейхстага в мае сорок пятого, улыбающегося до ушей и палящего в воздух из поднятого над головой «ППС». Все! Дожили, дошли, отвоевались! Что будет завтра — отдельный разговор. Где тот офицер, как его жизнь сложилась, никто не знает. А фотография осталась во всех посвященных Победе альбомах и монографиях, момент высшего человеческого счастья зафиксирован навеки. Как символ или как метафора…
Как накатило, так и прошло. Миг на то и миг, чтоб была реперная точка между прошлым и будущим. Ни на что больше он не годится. Пусть и пел Олег Даль: «Именно он называется жизнь!»
Как Шульгин и предположил, стоя на балконе, Ростокина в его спальне не оказалось. Сбежать физическим образом он не мог, у нас не убежишь, значит, воссоединил нарушенную временнýю ткань, возвратившись на Столешников. В ближайшее время в смежных мирах произойдет еще не одно подобное событие, доступное, конечно, восприятию лишь немногих посвященных.
Значит, и нам пора.
Он написал два коротких письма Суздалеву и Маркину, в которых извинился за очередное прощание по-английски, выразил надежду на скорую встречу и на то, что уважаемые коллеги найдут общий язык и не отступят от достигнутых договоренностей, ибо волюнтаризм всем обойдется непомерно дорого. Сбросил их в защищенные «почтовые ящики». Пока все с этим миром.
По старой привычке он обошел квартиру, прикидывая, не забыто ли здесь что-нибудь важное для него или для Ростокина. Похоже — нет.
По той же привычке тщательно уничтожил все следы собственного здесь пребывания. Бытовую электронику перевел в ждущий режим, охранные системы активизировал по максимуму.
Сел в кресло, должным образом настроился. Ну, поехали!
Глава пятая
Странно было видеть Антона в субтильном обличье пожилого литератора. Совсем недавно он был крепким мужиком в самом соку, ростом под метр девяносто, при этом тренированный и гибкий. А каково ему сейчас? Однако сам он по этому поводу не особенно грустил. Привычка, наверное.
Шульгин явился к нему из Москвы 2056-го в собственном теле, сгущенном до полной неотличимости из эфирного. В таком можно существовать неограниченно долго. То есть, как объяснял Удолин, оно полностью аналогично настоящему, никаким анализом не различишь, и сроки его функционирования лежат в пределах таковых для белковых структур. Если не случится чего-нибудь экстраординарного с прочими сущностями.
