Давай, возвращай быстро время снова на ноль, решение принимать надо.
— Сделано, — ответил Замок. И тут же продолжил без паузы: — Не могли они внутри отеля материализоваться. Мыслеформа держит. Александр с самого начала вообразил, что его убежища врагам должны быть недоступны. У меня научился… В тот раз, когда они с Новиковым отбили ментальный удар по комнате, которую он придумал
[54]
, чтобы спокойно поговорить на разные темы.
— Помню. Но ты тут при чем?
— Странный вопрос. Все, что происходит внутри меня, непосредственно меня касается. В тот день (условно говоря, конечно), когда тебе поступила команда сворачивать свои дела и устранить земных союзников, Шульгин и его друг с самого утра испытывали все нарастающее чувство беспричинной тревоги. Новиков потом записал:
«Опасность как будто исходила от чего-то чужеродного для Замка, но в нем находящегося. Угроза для всех и для каждого, и угроза нешуточная. Словно перед землетрясением, когда собаки воют, коровы испуганно мычат и кошки из дома убегают. Я поделился своим настроением с Сашкой, и он ответил, что ощущает то же самое. Почему и постарался устроить так, чтобы все остальные не сходили с „Валгаллы“ на берег, тем более — не входили в Замок…»
— Не читал, — ответил Антон, — но подобный разговор у меня с ними был, точно.
— Слушай дальше. Шульгин, чутья у которого побольше, чем у старшего друга, обратился ко мне, не слишком представляя, существую ли я вообще. Взмолился, можно сказать, подобно атеисту: «Господи, если ты есть, помилуй мою душу, если она есть…»
Да, многому научился Замок у Сашки с его компанией.
— Если же говорить серьезно, — голос сделал необходимую оговорку в расчете именно на психологию форзейля, — он сосредоточил свой волевой импульс на единственной идее. Попросил (или потребовал) создать такую секцию в занятом ими крыле, где можно было бы заэкранироваться от любой мыслимой опасности, от пронзающих Замок волн, сил, полей, любых носителей и приемников информации, с помощью которых ты, Антон (как считал Александр), вывернул наизнанку подсознание Воронцова. Захотелось ему, чтобы убежище было выключено из моей «системы», как я (в его понимании) выключен из земной реальности.
— Слушай, это было здорово придумано, — восхитился Антон.
— И я принял его просьбу, исполнил, можно сказать, с удовольствием, потому что был пока самостоятелен в своих действиях. Причем распространил ее на любые подобные ситуации. Ему это потом часто помогало…
— Догадываюсь. А что будем делать сейчас? Может, сбросим на площадь шариковую бомбу тонны в полторы весом? Чисто станет… — В голосе Антона прозвучала мечтательность, которой он в земной жизни был не чужд. — И появится тема для переговоров. С теми, с дуггурами. Какие-то мозги у них все же есть?
— Подождем, — возразил Замок. — Сброс бомбы через «непространство» непременно будет замечен, как на подобный факт среагируют враги, мне пока неясно. Как минимум мы раскроем им свои возможности, которые лучше сохранить в тайне. Они ведь тоже смогут в ответ придумать нечто такое, чего мы вовремя не заметим или не поймем…
— Резонно, — не мог не согласиться Антон.
— Имей в виду, пока Александр там, слишком близко к нему монстры подобраться не смогут. Радиус пятьдесят метров я гарантирую…
— Значит, все остальные защитники миссии погибнут?
— Не все. Да отчего тебя это так беспокоит? Для тебя, для вас… да и для меня тоже, — добавил он после короткой заминки, — сотни тысяч и миллионы были только расходным материалом. Откуда теперь такая сердобольность?
Если бы Антон знал, то ответил бы. Те самые мозговые клетки, нейроны и аксоны шульгинского мозга навязывали ему собственную модель мышления. Как «Андреевские братья» переориентировали мыслительную структуру Замка.
— Чтобы ты не слишком страдал, могу тебе сообщить, что помощь людям близка. Танки на полной скорости мчатся к площади. Скоро мы сможем насладиться впечатляющим зрелищем. Жаль, что здесь до сих пор не изобретены вертолеты огневой поддержки. Очень бы пригодились…
— Ну да, как в двадцатом при атаке на британскую эскадру, — согласился Антон. — Я только не понимаю, они и их «консультанты» настолько зациклились на миссии и на Шульгине, что не догадываются…
— Подожди, — прервал его голос, вновь включая обзорные экраны. — Кажется, там происходит еще кое-что интересное…
Сам отель ушел влево из поля зрения, и бульшая часть площади с перегруппирующимися для нового штурма монстрами. В центре обзора оказались два под прямым углом замыкающие площадь здания — одно поменьше, двухэтажное, судя по вывеске — ресторан «Агвардиенте», другое в четыре этажа, фасад весь в полукруглых, увитых плющом балкончиках.
Следующим скачком экран приблизился к его венецианским, трехметровой высоты окнам. За ними происходило какое-то шевеление.
— Вот они, смотри, — голосом, упавшим до свистящего шепота, сказал Замок, его эмоции и поведение очеловечивались с каждой минутой. — Дуггуры и есть! Наверное, не научились управлять внепространственно, лично приперлись! Но я их никакими сенсорами не беру, ты представляешь?! В ментальных уровнях они не проявляются!
Самым крупным планом Антон увидел до десятка странно человекоподобных существ, удивительно напомнивших ему компанию римлян эпохи упадка, только в исполнении театра лилипутов. Совсем не подходящие для современной войны тоги или туники, длинные роскошные волосы до лопаток и ниже, у кого русые, у кого темно-каштановые. Все они, возбужденные и напряженные, наблюдали за сражением и, как казалось Антону, им руководили.
— Как же ты их засек и высмотрел, если не проявляются?
— Опосредованно! Там какой-то офицер пытается к ним прорваться и их чувствует… Странная штука, я — нет, а он — да. Вся связь идет через него…
— Бывает и такое…
«Если этот офицер из команды Шульгина, — подумал Антон, — то ничего особенно странного. На Земле полным-полно людей со сверхчувственными задатками, и если одного из них Сашка сумел разыскать — вполне нормально. Удивительно, что не целую роту».
Гришин, обойдя указанный объект с фланга, легко взломал полуподвальную дверь и повел отряд сначала по техническим коридорам, потом вышел к основанию парадных лестниц.
С каждой минутой у него нарастало чувство, забытое с детства. Бабушка его, Катерина, в селе считалось не колдуньей, это звание обидное и опасное, а просто «бабкой», умевшей снимать сглазы, зубную боль, легким движением руки вправлять вывихи и лечить переломы костей. Однажды спасла ребенка, вроде бы угоревшего насмерть. Привораживанием не занималась, но чужие заклятья устраняла свободно и навсегда. Народ ее ценил и уважал, а некоторые односельчане, ничем себя вроде и не запятнавшие, как-то незаметно продавали дома и скотину, съезжали в неизвестном направлении.
