Игорь Викторович уже догадался, что думать придётся. Исходя не только из собственных убеждений, но и Олеговых тоже. Да и Ляхов с Тархановым не прогуляться по дорожкам сюда вызваны. Эти ребята, помимо войны, мало кому и нужны. В мирное время, что самое страшное, обязательно образуется зазор между уходом «людей мира» и приходом «людей войны». Точнее – наоборот. «Люди мира» добровольно никуда не уходят. Они или непонятным образом вдруг оказываются на достаточно тёплых тыловых должностях, или очень быстро пополняют списки санитарных и безвозвратных потерь по причине неприспособленности к фронтовым условиям.
Кто-кто, а Чекменёв знал это прекрасно, и страшно ему было вообразить, что на месте Тарханова в Пятигорске оказался бы по всем параметрам выдающийся офицер штаба ГРУ, но – другой. В лучшем случае он выбрался бы из города живой и доставил какие-то разведданные. И его пришлось бы наградить, потому что нельзя требовать от штабного аналитика в одиночку воевать с батальоном. А что он сам увидел бы в курортном городе после трёхдневных уличных боёв – Чекменев не хотел и представлять, тем более вариант «Тарханов» ему для сравнения никто бы не предложил. Так бы и спорили от «самого верха» до местных жителей, кто виноват, и пятьсот своих за шестьсот чужих – это победа или «не очень».
Иные варианты – «ноль за триста» никто и рассматривать бы не взялся, ибо «история не имеет сослагательного наклонения».
Глава третья
…После разговора с Сильвией российский Президент некоторое время пребывал в достаточно расстроенных чувствах. Не в том смысле, что действительно был расстроен случившимся. Напротив, новый поворот сюжета его, скорее, воодушевил. Перед ним открывался горизонт непредставимых ещё вчера возможностей. При условии, что его новые знакомые действительно таковы, какими себя изображают, с заявленными техническими возможностями и геополитическими целями. Обещанная поддержка сразу снимет массу проблем, постоянно, с самого момента вступления в должность, осложнявших ему жизнь, не позволявших в полной мере реализовывать достаточно амбициозные планы и намерения.
Это только со стороны кажется, что президентская власть в России авторитарна и почти не ограничена. За что его не только критикуют, но и прямым образом клевещут многочисленные оппоненты дома и за рубежом. Одни, как тот же «Александр Александрович»
[30]
, обвиняют его в потворстве или даже в сотрудничестве с коррупционерами и иными криминальными структурами, другие – в зажиме демократии, великодержавном шовинизме и едва ли не фашизме. Запад всеми силами, прямыми и непрямыми действиями пытается заставить Президента играть по своим правилам, причём не по тем, что использует сам во внешней и внутренней политике, а специально придуманным для тех, кого считает своими сателлитами или надеется в таковых превратить.
От Китая или Саудовской Аравии ни США, ни ЕС не требуют следовать их пониманию «демократии» и «прав человека», а от России – постоянно и непрерывно, зачастую в самой непристойной форме. Причём такую разницу в подходах нельзя объяснить ни страхом перед мощью Китая, ни «особыми союзническими отношениями» со средневековой теократией. Отнюдь нет. Всё упирается в иррациональную, подсознательную ненависть к России, которая никуда не денется до тех пор, пока вообще существует такое государственное образование, хотя бы ради его уничтожения пришлось вести горячие или холодные войны ещё несколько сотен лет. Не считаясь ни с какими угодно потерями, ни со здравым смыслом.
Вот и приходится непрерывно маневрировать, с оглядкой на массу факторов, соглашений и предрассудков, которые он с удовольствием послал бы по известному адресу. А вот нельзя, по множеству причин, перечислять которые бессмысленно и неприятно.
Политика – это искусство возможного. Предел своих возможностей Президент осознавал вполне, отчего и стал Президентом, а не остался, по Бабелю, качаться на нижних ступеньках веревочной лестницы.
Но теперь, если поверить и «Александру Александровичу», типу интересному, но неприятному своей фанатичной убеждённостью (вроде Савонаролы), и очаровательной, но опасной, как коралловая змейка или паучиха «чёрная вдова», Сильвии, он сможет раздвинуть предписанные ему текущими обстоятельствами рамки.
А он им почти поверил. Причём эта вера определялась не только продемонстрированными «чудесами техники» – впечатляющими, с этим не поспоришь. Зря похожий на фарсового персонажа «Александр» намекнул на отсутствие у Президента раскованного воображения. Оно имелось в полном или хотя бы достаточном объёме. Достаточном, чтобы поверить в реальность межпространственных перемещений, научного анализа близкого будущего, иначе именуемого «ясновидением», и тому подобного. За последние двести лет наука продемонстрировала массу не менее удивительных и даже невероятных, с точки зрения обыденного «здравого смысла», открытий, воплощённых в действующие устройства и приборы.
Президент вдобавок разбирался в человеческой психологии, групповой и индивидуальной, как мало кто другой в его стране (по крайней мере – из тех, с кем приходилось контактировать по должности). И он видел – «Александр» и Сильвия с ним откровенны. Не до конца, конечно, о многом они умалчивали, но в сказанном он не улавливал намеренной лжи. И вполне убедительно звучали слова о том, что лично для себя никому из них ничего не надо. У них и так есть всё – от возможности безнаказанно убить любого человека до неограниченных материальных ресурсов. В таких случаях начинают действовать мотивации высших порядков.
Другое дело, что слова «высшие» и «возвышенные» – не синонимы. Сталин, к примеру, мог бы иметь тысячу пар лучших сапог ручной работы, а годами ходил в одних, старых. Он был «выше» банальных материальных потребностей, но что этот факт меняет, если из «высших соображений» или собственного каприза ему ничего не стоило приговорить к смерти или каторге любое количество людей «невзирая на лица», от близких родственников до всемирно признанных гениев?
Президент, в отличие от «вождя народов», ставил кантовский «нравственный закон» выше сиюминутных интересов, хоть личных, хоть «государственных». С этих позиций он и рассуждал. Если действительность такова, какой ему представляется, значит, в планировании своих дальнейших действий нужно исходить из двух предположений. Допустим, у него появился могучий союзник, которому можно верить. Не ищущий личной выгоды, но озабоченный тем же, чем он. Могущий действовать самостоятельно, нестеснённо никакими законами и «привходящими обстоятельствами», но нуждающийся именно в легитимизации результатов своей деятельности. Абсолютно при этом бескорыстно (в материальном, разумеется, смысле).
С личной властью тоже понятно. Сильвия сказала, что может в любой час объявить себя «Царицей мира», и он с ней согласился – да, сможет. И мир действительно пойдёт за ней после демонстрации нескольких эффектных фокусов или, на крайний случай, – устранения тем или иным способом любого количества оппонентов.
Сразу Президент сам себе не признался (действовала иная установка), а теперь, при здравом размышлении, вынужден был согласиться со словами «Александра» – ему ведь действительно понравилась та манера, в которой с ним разговаривали и он, и Сильвия. Как с человеком, а не с «функцией». Что ж, он постарается соответствовать тому мнению, что сложилось о нём у этих людей.
