Если подойти к проблеме Арчибальда непредвзято, хотя бы с точки зрения академика Виктора Скуратова, то он, как таковой, был вполне удачным «конструктом». При одном условии – если бы «пульт управления» находился не в его собственных руках. А так – ситуация Мюнхгаузена, вытаскивающего самого себя из болота за волосы, в чистом виде.
Главные противники (нет, противниками этих людей он не считал, просто – оппоненты) Арчибальда сгруппировались в трёх Россиях и вредили его замыслам просто фактом своего существования. Не слишком давно ему удалось большую их часть собрать в Замке и убедить отправиться на поиски приключений за пределы реальностей, представлявших для него интерес. Этот замысел удался. Шульгин, Новиков, их друзья, да и сам Антон ему больше не мешали. По расчётам выходило, что раньше чем через календарный год внутри специально сконструированного «временно́го изолята» никто из них не появится. А с теми, кто продолжает оказывать воздействие на реальности, он надеялся справиться без особого труда.
Причём, по законам восточных единоборств, силы противника он рассчитывал использовать против них же.
Русский император и необъяснимым образом не оставшаяся в зоне специально сконструированной «англо-бурской войны», а внезапно вернувшаяся на ГИП аггрианка Сильвия с несколькими мелкими подручными не казались ему серьёзными противниками. Арчибальд тщательно просчитал, к каким действиям их следует подтолкнуть, чтобы они сработали на его план.
После одесских событий все решили, что Катранджи со всем его «Чёрным интернационалом» перешёл на их сторону? Великолепно. Турку обещаны неограниченные поставки оружия для войны против «Севера»? Ещё лучше. Пусть эти миллионные толпы остервенелых фанатиков получат тяжёлую технику и даже авиацию. Среди них найдётся достаточно специалистов, чтобы укомплектовать десяток вполне боеспособных дивизий «братьев мусульман», «тигров Тамил-Илама», «беркутов Синцзяна» и прочих «Ихэцюаней»
[105]
. Квалифицированных инструкторов они тоже получат.
А завтра окажется, что Катранджи совсем не тот, кем его считали нынешние партнёры. С ним просто нужно немного поработать, и Арчибальд уже знал как.
Глава десятая
Валерий Уваров последнее время немного заскучал, занимаясь своими достаточно рутинными служебными обязанностями. Необходимыми, но не веселящими душу боевого офицера. И вдруг его пригласил к себе сам легендарный полковник Тарханов, иногда то ли с целью маскировки, то ли в виде дани традиции именуемый Неверовым. Кроме своих личных, чисто солдатских подвигов, отмеченных весьма высокими наградами, Тарханов был знаменит ещё и тем, что всего за два года сумел сделать карьеру от рядового «печенега» (правда, всё же инкогнито пребывая в полковничьем чине) до начальника управления спецопераций. А теперь вдруг прошёл слух, документально не подтверждённый правда, будто Император поручил Сергею Васильевичу вдобавок исполнять обязанности самого генерала Чекменёва в качестве начальника аж всего Главного разведывательного управления Российской Императорской Гвардии.
Такое мало кому удавалось, думал Уваров, даже примеривая на его собственный, уваровский аршин. Граф тоже неожиданно быстро дослужился из «засидевшегося в девках» поручика до подполковника. Но служба у них была разная. С первого дня прибытия в часть после училища до сегодняшнего (ну, пусть до вчерашнего) дня Валерий только воевал. В пустынях Мерва и Кушки, на афганских перевалах, в Варшаве и под Берендеевкой. Да ещё эти, не к ночи будь помянуты, «боковые» времена. Везде выполнял приказы, не задумываясь об их выполнимости, только о способе сделать положенное наилучшим способом.
И с начальством, следует отметить, Уварову везло. За исключением комбрига Гальцева, наверняка мечтавшего и в отставку отправить графа не выше чем штабс-капитаном, остальные в признании личных заслуг не отказывали, чинов не «зажимали». Лично-неприязненные отношения с генералом Чекменёвым – это совсем другое дело. Из иной оперы.
Правда, Тарханов оказался из той редкой породы командиров (в отличие от полковника Ляхова, которого Валерий, почти догнав в чине и не слишком отличаясь по возрасту, откровенно обожал), не допускавших с подчинёнными малейшего панибратства, умеющих в любых обстоятельствах выглядеть «застёгнутым на все пуговицы». Даже и в голову не приходило, что с ним можно, расслабившись, забыть о разнице в положении, сказать что-то попросту, да и выпить при случае предложить. О том, что в ответ нагрубит или накажет, или, хуже того, злобу затаит, и мысли не было. Просто – не хотелось встретиться с Сергеем Васильевичем взглядом, если хоть малейшее за собой несоответствие чувствуешь.
Бывают же такие люди! А с другой стороны – каких сантиментов и поглаживания по плечику следует ждать от человека, в одиночку, в ближнем бою, почти что голыми руками перебившего полторы сотни боевиков в Пятигорске и столько же моджахедов – вдвоём с Ляховым на сирийских перевалах?
Сам Уваров в боях уничтожил врагов едва ли меньше, но великолепно понимал – одно дело сражаться на фронте, выполняя приказ, в составе регулярной воинской части, снабжённой средствами усиления, и совсем другое – ввязаться в драку в одиночку, по собственной инициативе, не слишком рассчитывая на то, что твоё самоуправство вообще станет кому-то известно.
И всё равно – Вадим Петрович Ляхов остался весельчаком и добродушным циником, а Сергей Васильевич затвердел характером до непроницаемости. Но и это понять можно.
Полковник после одесских событий довольно долго Уварова не тревожил. Валерий относил это на счёт не то чтобы интриг, но неизбывной неприязни к нему генерала Чекменёва. Ляхов Уварову проговорился, вроде бы между делом, а скорее всего – с умыслом, будто Император велел (а не «повелел», в чём есть существенная разница) наградить его Георгием третьей степени или хотя бы Владимиром второй с мечами и бантом, но Чекменёв упёрся. Вплоть до того, что «или он, или я!». Его Величество (по словам опять же Ляхова) затевать ненужный спор с «ближним боярином» не захотел, но нашёл способ намекнуть, что своими милостями верного бойца не оставит.
И вот теперь полковник Тарханов, заняв, наконец, господствующую высоту, Уварова якобы «вспомнил». По нынешней должности он в своих кадровых предпочтениях никому отчёта давать не обязан.
Идти от штаба «печенегов» до Кремля всего ничего, но за графом была выслана машина. Кто его знает, зачем. Из уважения или каких-то других соображений? Как будто он на своей не мог доехать.
Перед тем как спуститься на улицу, Валерий подумал, не позвонить ли, на всякий случай, Ляхову? У них была личная договоренность – по ряду вопросов общаться напрямую, минуя непосредственное руководство в лице Тарханова, Стрельникова и ещё нескольких старших командиров. С одной стороны, Уварова такая схема вполне устраивала, в личном смысле, а с другой – офицерская и дворянская честь негромко, но протестовала. Как-то неправильно получалось. «И вашим, и нашим», «Ласковое теляти двух маток сосёт» и тому подобные афоризмы российской житейской мудрости несли в себе некоторый негативный оттенок. Впрочем, здесь граф начинал вдаваться в слишком уж глубокие дебри военной и общегражданской этики.
