К счастью, страшная старуха не могла увидеть ее движения, а руку с ее шеи она убрала.
– В том мире у вас есть двойники, но существовать одновременно с ними вы не сможете! Это приведет к парадоксу, а вселенная их не терпит. Выход один…
– Понимаю! – Танья машинально потянулась к карману, забыв, что нож-невидимку у нее отобрали.
Танье почудилось, что крыса грызет ржавую клетку. Это смеялась мать-опекунша.
– О нет! Убивать никого не потребуется! Да ты и не смогла бы! Ну разве что вонзив нож себе в грудь.
– Почему?
– Все тот же парадокс миров-дублей! В момент перенесения ты сольешься со своим двойником в единое целое. У вас будет одно тело и два отдельных сознания…
Танья испытала разочарование. От яблока ее недавнего счастья была откушена добрая половина. Откушена, выплюнута и растоптана. Она подумала, что не стала бы готовиться к Великой Гонке с таким рвением, если бы знала об этом раньше. Должно быть, поэтому мать-опекунша сказала правду только сейчас.
– Две разные личности в одном теле?
Мать-опекунша шевельнула руками, неожиданно длинными для такого сдавленного туловища.
– До момента объединения миров. Чтобы получить контроль над телом, тебе придется загнать на задворки сознания ту другую личность. Но убить ее ты не сможешь. И побежденная, и победительница все равно будут существовать внутри одной черепной коробки.
Случайно сунув руку в карман, Танья нашарила то, чего не заметили солдамаги, обыскивающие ее в темноте. Иначе они узнали бы этот маленький малиновый цветок и отобрали его. Цветок назывался «слухач». Идеальное орудие шпиона. Разлученный со своим бутоном, он позволял через прижатый к раковине уха стебель слышать то, что слышит бутон. Недолго, пока не высохнет сок.
Не задумываясь, Танья оторвала у цветка головку и, разжав пальцы, позволила бутону скользнуть вдоль ноги. Конечно, она рисковала, но не так уж и сильно. На грязном полу хижины много сухой травы. Едва ли бутон заметят сразу, а через несколько часов головка высохнет и окончательно смешается с травой.
Подслушать саму Чумью! У Таньи голова начинала кружиться от одной этой мысли. Она не верила, что решилась на такое. Мать-опекунша никак не могла услышать звука падавшей цветочной головки, но внезапно она шагнула к Танье и схватила ее за руку.
– Что там у тебя? Что ты сделала? Не смей лгать! Твое дыхание изменилось! – резко спросила она.
– Ничего. Я… я вымокла. Пыталась согреться. У меня замерзли пальцы, – испуганно сказала Танья и очень удачно чихнула.
Мать-опекунша недоверчиво ощупала ее рубаху.
– Ни одной сухой нитки… Но заболеть ты не успеешь. До перемещения два часа! – проворчала она.
– А если она вытеснит меня? – спросила Танья.
– Кто?
– Ну эта… Таня Гроттер.
Чумья вытерла мокрую руку о свои лохмотья.
– Едва ли, Грутти! Как личность ты намного сильнее. Какой бы тяжелой ни была ее судьба – тебе пришлось вынести больше, а это очень закаляет.
Танья вспомнила даже не саму Великую Гонку, а свою подготовку к ней.
– Уверена, что сломаю ее. Не просто уверена. Я сломаю ее! – сказала она решительно.
– Хороший настрой! – одобрила мать-опекунша. – Но имей в виду: если не хочешь лишиться всего, ты не должна доверять бородатому магусу по имени Сарданапал! Он хитер как лис, хотя и покажется тебе добрым дедушкой! Если он заподозрит подмену, ты потеряешь все! Он изгонит твое сознание из чужого тела, и ты растворишься!
– Сарданапал, – повторила Танья. – Я уничтожу его, если смогу!
– Умница! А теперь ступай! Мне нужно еще переговорить с остальными!.. И не забывай правило пяти пальцев!
– Нельзя любить… нельзя дружить… нельзя бескорыстно помогать… нельзя надеяться… нельзя верить, – машинально отозвалась Танья.
Рот Чумьи дрогнул. Что ж, хоть один урок эта девчонка усвоила хорошо.
– Да, так! Особенно опасно для тебя первое. Знаешь, что будет, если ты там полюбишь? Не заинтересуешься чьим-то красивым лицом, а именно полюбишь? Та другая непременно возьмет верх, получит контроль над телом, и бесправной тенью станешь уже ты!.. Ты сильна, только пока ты ненавидишь!
Лицо матери-опекунши приблизилось к Танье. Запах тлена, к которому девушка почти привыкла, стал невыносимым.
– Ты мне веришь? – спросила Чумья.
– Верить нельзя. Пятое правило, – подозревая подвох, мгновенно отозвалась Танья.
Но она лукавила. На этот раз она верила. Та другая, Таня Гроттер, безусловно, умеет любить лучше. Она выросла в другом мире, где не было правила пяти пальцев. А раз так, если Танья полюбит, то она примет бой на территории врага и по его правилам.
– Задуй свечу! Не хватало еще пожара! – ворчливо приказала Чумья.
Все же Танья почувствовала, что старуха довольна. Танья погасила свечу. Она стояла в дверях, мешкая уходить.
– Хочешь о чем-то попросить? – проскрипела мать-опекунша.
– Да. Я… могу я взять с собой контра-босс?
– Нет, – отрезала Чумья. – Никаких контра-боссов! Прочь!
Танья выскочила, не дожидаясь повторного приказа. Дождь закончился, и, хотя до дневной жары было еще далеко, над землей стелился густой молочный туман. Рядом с солдамагами стояли Гулеб и Жанин Абот. Из-за тумана казалось, что у них нет ног и они, точно джинны, начинаются сразу от пояса. Оба мило болтали с солдамагами, а те – Танья испытала раздражение и зависть – относились к ним как к старым знакомым. Еще бы – некромагусы, ученики самой Чумьи!
Когда Танья появилась, все замолчали. Танья подошла к солдамагам и протянула руку. Ей вернули ее ножи, включая нож-невидимку, и мешочек с самородками. Уже по весу мешочка Танья ощутила, что что-то не так. Заглянув же внутрь, увидела мелкие камни, подобранные тут же, на улице.
– Что-то не так? – нагло спросил костистый солдамаг.
– Напротив! Все очень ожидаемо и потому прекрасно! – сказала Танья, пряча нож-невидимку.
Ей было обидно до слез. Утешало только, что через два часа ее тут не будет. А раз так, едва ли стоит связываться с солдамагами из-за нескольких самородков. Потерять можно гораздо больше.
Солдамаги, Гулеб и Жанин Абот смотрели, как она уходит. Танья ощутила себя чужой всем и для всех. Даже для Гулеба, не сделавшего никаких попыток ее защитить. Одновременно Танье стало интересно, о чем Чумья будет говорить со своими учениками. Теперь она была довольна, что оставила в хижине у старухи цветок. К сожалению, далеко он действовал в лесу или на равнине. Толстые каменные стены сокращали его действие до нескольких метров.
Притворяясь, что уходит, Танья дошла до поворота. Здесь она вытащила стебель слухача, заправила его себе за ухо, легла на живот и поползла к дому, который сейчас покинула. Только со стороны глухой, лишенной окон стены.
