Она обернулась на Шурея Шурассо, верноподданное лицо которого так и излучало желание служить делу завоевания миров, и, ухмыльнувшись, добавила:
– И не надейтесь, умненькие головки, обмануть меня! Я вижу каждого насквозь! Некоторые из вас, хитренькие глазки, думают ускользнуть от меня за Стекло Миров. Греться под нежарким солнышком и купаться в чистой водичке. «Там старуха ничего нам не сделает!» А вот это неправда, милые! Самую хорошую новость я приберегла для вас напоследок!.. Я всегда храню ее до этой минуты, чтобы у тех, кто готовится к следующей Великой Гонке, не иссяк пыл. А то ведь забросят подготовку!
Голос матери-опекунши истерично дрогнул, и Танья почувствовала, что новость окажется запоминающейся.
– В запасе у вас всего один год! Если до следующей Великой Гонки Стекло Миров не даст трещины и миры не сольются, вы все умрете! Так случилось со всеми, кто не оправдал моего доверия!.. Тот-кто-убивает-в-свое-время уничтожил их! Прислушайтесь!
Мать-опекунша вскинула руку к низким тучам. Слепое лицо стало вдохновенным.
– Неужели никто из вас не слышит стоны, крики, проклятья? А ведь в эти минуты в том другом мире гибнут прошлогодние победители Великой Гонки, жалкие неудачники, не выполнившие задание! А теперь повторяйте за мной:
– Я ненавижу мир, который покидаю, и клянусь перенести свою ненависть в тот мир, куда перехожу!
– …куда перехожу! – разом прозвучали семь голосов, один из которых был голос Таньи.
Дальше началось что-то путаное и жуткое. Все семь магусов, включая Чумью, забормотали разом. Танья вскрикнула. Между ее висками продернули тонкое сверло. Поле рядом с камнями начало меняться. Ветер лохматил песок, закручивал маленькие вихри. Порой из ниоткуда проступали нечеткие полупрозрачные деревья, скамейки и совсем неожиданный и необъяснимый здесь ящик с написанными краской буквами «Жилищник-1».
Мать-опекунша была довольна: все шло по плану. Еще несколько мгновений – и перемещение состоится. Но тут что-то изменилось. Танья ощутила это по той сверлящей силе, с которой длинные ногти Чумьи впились в кожу головы. Магус, стоящий позади Жанин Абот, пухлый, маленький и безбородый, как евнух, вскрикнул и откинулся назад, с ужасом уставившись на свои ноги, по колено ушедшие во внезапно размягчившийся камень. Еще спустя секунду там же исчезла его голова.
Жанин Абот, седьмая из некромагусов династии Мортов, повелительница костей, сердец и черепов, лучшая ученица матери-опекунши Чумьи, ощутила грозящую ей опасность прежде, чем расплавленное кресло обожгло ей ноги. Отчаянно рванувшись, она спрыгнула и прокатилась по земле.
Камень, тот самый, что недавно был ледяным, кипел и пузырился, жадно затягивая безбородого магуса, стоявшего за спиной Жанин.
Танья почувствовала, что и ее камень начинает быстро разогреваться.
«Все пропало! – лихорадочно подумала Таня. – Нигде нельзя ошибиться! Если хоть один собьется в одном слове – все погибнут!.. Но сбился ли безбородый? Возможно, он закончил ритуал!»
Она заметалась, решая для себя, прыгать ли ей с каменного кресла, как это сделала Жанин, или все же рискнуть, надеясь на чудо. Танья начала приподниматься, но мать-опекунша впилась в ее голову колючими ногтями и довела свою часть заклинания до конца. Танья ощутила, как она отрывается от тела – и вот уже видит себя со стороны сидящую на камне и повисшую на ней, как пиявка, мать-опекуншу.
В испуге Танья рванулась к своему телу, ничего так страстно не желая, как вернуть его, но пробиться не смогла. Она была слишком легкой и большой, чтобы втиснуться в эту тесную и находившуюся далеко внизу раковину. Ее уносило куда-то, постепенно рассеивая. Танья стала огромной, как весь их мир, только очень неплотной. Где-то внутри ее бежали реки и шумел от ветра лес, спорили и смеялись люди, скользили в морской толще плоские тела рыб и рычали в изрезанных высохшими ручьями долинах борсы.
А потом, когда Танья сделалась такой огромной, что никакой мир не мог вместить ее, и солнце лежало в ее изголовье, как подушка, что-то вспыхнуло у нее перед глазами, и все исчезло…
Глава 4
Последний день каникул
Всякое действие, повторенное триста раз подряд, становится привычкой. Триста раз победил безволие – приобрел волю. Триста раз отжался, пусть даже в сумме – руки станут крепче. Триста раз подряд сдержался и не накричал – стал сдержанным.
Дедал Критский, автор книги «Искусство драконбола» и просто древний грек
Герман Дурнев, председатель В.А.М.П.И.Р., крупный предприниматель, народный избранник и просто многогранная личность, разгуливал по квартире в сапогах графа Дракулы и с его короной на голове. Он был кисел, мрачен и недоволен жизнью: завтра его дочь Пенелопа, прилетавшая в Москву на каникулы, вновь отбывала в свой ужасный Тибидохс, или как он там называется. Этот Ты-Бы-Сдохс Дурнев ненавидел со всей гремучестью потомственного вампира.
– Нинель! А если мы спрячем ее чемоданы? – предложил он, осененный внезапной идеей.
Тетя Нинель лежала на диване, ложкой поедала из банки джем и читала пухлый роман дамского автора Романа Пупса, которым была увлечена не меньше, чем ее дочь Пенелопа своим Гэ-Пэ.
– Ах, Герман, какой он прекрасный человек и тонкий стилист! Как замечательно он пишет: «Он ее поцеловал!» Ты понимаешь, Герман?.. Поцеловал! Не пнул, не накричал, не метался перед глазами, как ты сейчас, а поцеловал! Ты мог бы написать книгу о любви?
Самый добрый депутат чихнул от злости и пнул диван, из чего следовало, что книгу о любви он написать может, но не собирается.
– Нинель! Пипа завтра улетает!.. Ты понимаешь, что я тебе говорю! Давай ее задержим! Примотаем скотчем к кровати, выкрадем вещи! Все, что угодно!
Тетя Нинель тщательно облизала джем с ложки и, заложив ею роман Пупса, села на диване, свесив ноги.
– Герман! – сказала она серьезно. – Немедленно прекрати истерику! Будь мужчиной!
Однако ее супруг мужчиной быть категорически не желал. Он хотел желтеть, пыхтеть и не отпускать от себя Пенелопу.
– Ты плохо знаешь свою дочь! – продолжала тетя Нинель. – Она не я. Заесть ее тебе не удастся. Ее не удержат ни сейфовая дверь, ни каменные стены! Она рвется в свой Тибидохс и попадет туда, даже если ей придется пройти по нашим трупам! Мы должны были думать об этом раньше, но ты, как чокнутый, носился в такси по Москве: искал ей яблоки без косточек!.. Это ты во всем виноват!
Дядя Герман схватился за шпагу.
– Не смей так говорить, женщина! – взревел он.
Такса Полтора Километра уныло заскулила из-под стола, напуганная грозным криком повелителя вампиров. Бедная собака полчаса страдала, измученная теми же сложностями выбора, которые когда-то загнали в гроб ослика мага Буридана. В желтой миске у нее был гусиный паштетик, в синей – прокрученная через мясорубку куриная грудка. Расстояние до обоих мисок абсолютно одинаковое. Полтора Километра лежала на ковре и, закрыв глаза, вздрагивала ушами, пытаясь просчитать самый короткий маршрут или хотя бы проголодаться.
