– А если… – осторожно начала Таня.
Ягге замахнулась на нее полотенцем.
– Терпеть не могу, когда ветеринары лезут в магическую медицину! Что ты хотела предложить? Ампутировать руку и запустить костеросток?
– Нет, хотя…
– Поздно, милая! Яд в крови, а кровь-то не сидит в руке! Чего я только не перепробовала – ничего не помогает! Гробыню как подменили!
– В каком смысле? – тревожно спросила Таня.
– Все действует наперекосяк! Любые мои лекарства! А сам яд? Пожирающие чернила должны пожирать! Вот и старый маразматик Абдулла, будь он неладен, утверждает то же самое! – сердито крикнула Ягге. – А она что? Гробыня становится полупрозрачной, как Недолеченная Дама! Пока только рука, но это сегодня!
– Гробыня станет невидимой?
– Если бы! Призраком она станет! Живой среди мертвых! И средства спасти ее нет!!! – И, сердито бросив полотенце, Ягге выставила Таню из магпункта.
Глава 13
Завтра-вчера
Есть одно слово, которое нужно записать на скрижалях нашего сердца золотыми буквами. Это слово «НАДО». Слову «ХОЧУ» доверять вообще нельзя, хотя бы оно и предлагало правильнейшие вещи: спать на голом полу, получить третье высшее образование, прочитывать по семь книг в неделю и купаться в проруби. Просто потому не верить, что оно «ХОЧУ». Завтра оно все равно поменяет планы, предложит какую-нибудь другую ерунду, предаст и бросит, потому что оно «хочу».
Медузия Горгонова
В детстве, когда Тане становилось нешуточно плохо, она забивалась под лестницу, где сквозь новые доски проглядывали острия длинных гвоздей, и сидела там, наблюдая, как качается от дыхания старая паутина. Над головой бегали, ее искали, а она все сидела, пока не засыпала.
Вот и сейчас Таня сама не поняла, как оказалась под лестницей. Рядом медлительно переминались и пыхтели атланты. В их длившемся веками бормотании слышалось что-то успокаивающее, хотя смысл, конечно, ускользал. У Тани не оставалось ни мыслей, ни чувств, ни жалости к себе или к Гробыне – одна глухая тоска. Она легла, свернулась калачиком и… ощутила, что на нее кто-то настойчиво смотрит.
Она резко села, стукнувшись ухом о твердую ногу атланта. Перед ней стоял маленький безбородый домовой. Он был все в тех же лаптях, но уже не в красной рубашке, а в белой. И в толстом фартуке из мешковины.
– Чего тебе, малец? – резко спросила Таня и смущенно замолчала, спохватившись, что домовой, даже самый юный, все равно старше ее лет на шестьсот.
Домовой виновато улыбнулся и показал на рот.
– Тебе нельзя со мной разговаривать, потому что ты не самый старший, да? – догадалась Таня.
Домовой поманил ее за собой. Таня вскочила, зацепив макушкой о низкий свод.
– Неужели контрабас готов?
Домовой сначала кивнул, а затем мотнул головой.
– Исчерпывающий ответ! – буркнула Таня и, почесывая макушку, пошла за ним. Вскоре ей пришлось ползти. Проход под лестницей становился все более узким.
В мастерской у домовых кипела работа. Но едва Таня оказалась внутри, все мгновенно стихло. На верстаке Таня увидела свой контрабас. Гриф, аккуратно отделенный от остальной части, лежал в стороне. Не до конца снятые струны свисали как щупальца спрута. Вид у разделанного контрабаса был укоряющий. Тане стало совестно и перед домовыми, и перед контрабасом. И чего ей не леталось на Тикалус плетутс?
– Слушайте, а молоточки стеклянные я купить не успела! Вот дырявая голова! Потом занесу, ничего? – сказала Таня с милой улыбкой.
Она еще в прошлый раз решила, что забрать контрабас заберет, а если домовые потребуют обещанные молоточки – прикинется бедной сироткой.
Борода пушком оглянулась на пегобородого, а пегобородый на белобородого. Таня напряглась, решив, что ее проделка с молоточками раскушена, но тут белобородый сказал:
– Мы не возьмем с тебя ничего. Починим все бесплатно. Ты Таня Гроттер!
Таня озадачилась.
– А в прошлый раз, когда вы просили молоточки, я не была Таней Гроттер?
Ей не ответили. У домовых была прекрасная привычка не слышать неинтересных им вопросов. Белобородый посмотрел на пегобородого, передавая ему эстафету.
– Ситуация изменилась. Мы позвали тебя, потому что кое-что нашли внутри грифа!
– Что? – непонимающе спросила Таня.
Домовые опять стали смотреть друг на друга.
– Мы нашли ничего, – торжественно сказал белобородый.
– Как же можно найти ничего?
– Ничего можно найти, если оно нигде! – Белобородый показал Тане на место, где гриф контрабаса крепился к корпусу. Таня увидела четыре крошечные черточки – три наверху и одну внизу.
– Похоже на птичий след! – сказала Таня.
Домовой важно кивнул.
– Он и есть. Птица пробежала отсюда и вот сюда.
– Где пробежала? Внутри грифа? – недоверчиво спросила Таня.
Домовые вновь стали переглядываться, но уже в обратном порядке – от старшего к младшему. На сей раз обычная иерархия отчего-то нарушилась, и ответила борода пушком.
– Да. Из контрабаса внутрь грифа и назад. Мы видели следы, когда клеили гриф.
– Это невозможно! Гриф сплошной. И как нужно пробежать, чтобы следы оттиснулись на контрабасе? Дерево твердое! Когда это было?
Домовые зашуршали и принялись толкать друг друга. Белобородый поднял на Таню ясные глаза. В них была фильтрующая мудрость, отрешенная от всего второстепенного.
– Это было завтра.
– Завтра еще не наступило! – напомнила Таня.
Молодые домовые недовольно завозились. Спорить со старшим не полагалось. Белобородый закрыл глаза. Он был терпелив и чем-то очень доволен.
– Значит, это было вчера. Вчера-недавно. Или вчера-давно. Она не прилетает просто так. Она любила твою мать Софию!
– Мою мать? Кто любил? Тот, кто оставил следы?
Белая борода молчала. Пегобородый подошел к Тане и легонько подтолкнул ее к выходу.
– Когда контрабас будет готов, мы принесем его! Мы рады за тебя. Она не прилетает просто так. И потому мы не возьмем с тебя ничего.
Таня почувствовала, что больше ей ничего не скажут. Она еще не ушла, а в мастерской у домовых вновь звонко и весело стучали молоточки.
* * *
Таня попала в Зал Двух Стихий после ужина. Молодцы из ларца одинаковые с лица заканчивали убирать со столов. С большим трудом Таня отыскала кусок хлеба с половинкой котлеты и робким следом чьих-то неуверенных зубов. Такая мелочь Таню не напугала. В детстве ей случалось есть обслюнявленные куски мяса, вырванные из пасти у ручного борса. А что поделаешь? Голод не тетка.
