Глава 2
И почти сразу началась война.
Все были снежинками. Принцессами, золушками и кошками. А она стрекозой. Такие большие зеленые глаза, сделанные из донышек пластиковых бутылок, крылья из оргстекла, самая лучшая в мире стрекоза.
Все были разными. Бэтменами и монстрами, и казаками, и инопланетянами, кое-кто даже волком с древней потрескавшейся мордой. А он был просто, в джинсах и черной футболке.
Она выбрала его, и они просидели два часа на подоконнике, ели мандарины, ириски, и невкусный кислый зефир. А потом он сорвал с елки зеленую избушку и подарил ей. Самую красивую избушку самой красивой девочке.
Это не осталось незамеченным, на следующий день воспитательница поставила его в угол «до обеда». «До обеда» превратилось в «до ужина», он не хотел признаваться в краже избушки и стоял между диваном и шкафом до забора, до того, как за ним пришли.
На следующий день его назвали вором, и он подрался первый раз в жизни. Мальчика звали Игорь, он разбил Игорю нос. Они оба стояли в углу, вернее, в углах, рядом с окном, он по левую, Игорь по правую сторону. У Игоря то и дело начинала бежать носом кровь, и он легкомысленно вытирал ее о тюлевую штору. Когда это выяснилось, Игорю задали, а потом явился игорев отец и задал еще сильнее, так что Игорь потом не мог спокойно сидеть. А зеленая избушка разбилась через два дня, она принесла осколки в банке. Иван измельчил их молотком, вырезал домик из дерева и оклеил его толченой зеленью. Получилось даже лучше, чем настоящая.
А она его поцеловала в щеку, это было в первый раз.
И это не осталось незамеченным.
Глупые, они попытались его дразнить. Женихом.
А ее невестой. Ну, и еще тили-тили-тесто, это само-собой.
Зуев, Кареев, Золотарев, он запомнил фамилии. Они смеялись, дразнили его девчонкой, а ее довели до слез. Он сидел на крайнем стульчике и смотрел в пол. И думал. Он запомнил, о чем он тогда думал.
О птицах. О том, что хорошо бы иметь попугая. Во-первых, они умеют говорить, во-вторых, они красивые. А в третьих, они умные, не все, конечно, но попадаются. Некоторые даже в шашки играть умеют. Или на яйцах кататься.
Он думал о птицах до обеда.
Потом они сидели рядом и ели куриный суп. Она ела, а он смотрел, глаза у нее были заплаканные и мутные. Тихий час начался как обычно, и он даже поспал, немного, минут пятнадцать-двадцать. Проснулся, когда воспитательница ушла.
Начал с Зуева. Зуев спал в обнимку с осликом. То ли Иа, то ли другой сказочный осел, довольно большой и тяжелый.
Он разбудил Зуева и стал бить его ослом. Вряд ли это было как-то особенно больно, скорее страшно. Зуев только всхлипывал, а под конец описался. Тогда Иван перешел к Карееву.
Кареев был крупным, раза в два крупнее и Зуева и его самого, проснулся с первого удара, обхватил и принялся душить. За шею. Больно. Но он не сдавался. Кареев душил, а он бил. Лупил кулаками в пузо, а затем в лицо. Много, изо всех сил.
И Кареев сдулся. Отпустил и заплакал.
Иван стукнул его еще несколько раз. Чтобы Кареев запомнил. Да и самому хотелось запомнить. Ощущение силы.
Золотарев проснулся сам и спрятался в туалете, добыть его оттуда не получилось. Иван врубался с разбегу в дверь, плечом, девочки визжали, еще немного, и она бы поддалась, но тут явилась воспитательница.
С тех пор он дрался часто.
Драться было легко, Иван не понимал, почему это не получается у других. Он всегда побеждал. Уже в старшей группе детсада он знал, как можно побить третьеклассника. Достаточно немного разбежаться и хорошенько толкнуть противника в грудь. Обычно враг был выше на голову, сила прикладывалась удачно, и третьеклассник, а иногда даже и пятиклассник валился, взбрыкивая в воздухе ногами.
Иван быстро осознал действенность приема и часто отрабатывал его дома — толкал стену. Или деревья в лесу. Лучше всего толкались сосны, сила толчка измерялась шишками, если случалось от трех шишек и выше, значит, толчок получался удачный.
В садике с ним никто уже не связывался. Сначала не хотели драться, затем не хотели играть, а потом и просто разговаривать. Воспитательница постукивала пальцем по виску и рекомендовала сводить его к специалисту по профилю, но свидание с психологом не состоялось — в городе психологов не водилось отродясь, а везти его в Кострому мать не собиралась.
И тогда кто-то, подслушав разговор воспитателей, первый раз назвал его Психозом, и это прижилось надолго, так его называли даже в школе. Тогда ему даже нравилось, ну, что его бояться, ведь он побил всех, кто был выше его в группе, а затем тех, кто был одного с ним роста.
Конечно же, она с ним дружила.
Мать работала медсестрой в поликлинике, они приезжали в город на утреннем поезде, и она отводила его в сад. Семь утра, сад не работал, и он ждал во дворе. Обычно сидел на крыше фанерной машины, иногда влезал на дерево. Ее приводили тоже рано, они надолго оставались вдвоем, это было лучшее время.
Забирались в машину, и он вез ее в Кострому, в Москву и иногда даже в Америку. И лодка, на ней вполне можно было сгонять в Бразилию, только по правому борту выломаны две доски, и он сильно сомневался, что этот дредноут не дреданется на первой же тысяче миль, поэтому на лодке они ходили только по Волге. Ну, иногда еще заглядывали в Каспийское море.
В восем начинался рабочий день — завтрак, обед, полдник, ужин, тихий час, музыкальный час, физкультурный час, посторонние.
Они все были посторонними. И только мешали. Всегда, с утра и до вечера. Впрочем, последние два года в саду они уже знали, как себя вести, он их отдрессировал. И ребят, и взрослых.
Мальчики спали по правой стене, девочки по левой, под стеной со старым ковром, олени, медведи, зайцы.
Мальчиков было больше и вдоль правой стены часто не хватало мест, и тогда какого-нибудь мальчика переселяли к девочкам, и это считалось позором. Мальчика все начинали дразнить почему-то Дусей и доводили до истерики, так что приходилось вмешиваться воспитательнице и направо-налево наводить порядок с помощью скакалки. А ему требовалось просто находиться рядом, поэтому он поступил просто — взял раскладушку Лобина — с грузовичком, и перетащил на девчачью сторону, ее же раскладушку с малинкой перетащил на мальчишечью. Лобин был новеньким и полез драться, поскольку не хотел быть Дусей, но зря полез, в вопросе спанья Иван проявил свое обычное упорство. Он поколотил Лобина, затолкал его в раскладушку и велел молчать и не портить людям настроение.
Тихий час начался, воспитательница с удивлением поглядела на зареванного Лобина, но Иван пояснил, что тот поменялся совершенно добровольно, из высоких побуждений.
На следующий день, само собой, явились возмущенные лобинские родители и устроили скандал. Мать Ивана находилась уже на смене и скандал пролетел в основном над головой самого Ивана и над головой воспитательницы.
