— При чем здесь ружье? — насторожился Аксён.
— Ружье? Нет, ружье не при чем, ружье это метафора такая. Это я к тому, что если некоторым событиям суждено случиться, повлиять на это никак нельзя. Они случатся. Тот, кого должны повесить, никогда не утонет. Это железно. Вот сейчас ты влюблен. А через пять лет будешь вспоминать про это с улыбкой.
— Не буду.
— Будешь. Сейчас дышать тяжело, а потом…
— Это вы так говорите, — перебил Аксён. — Вы. Вам, старым, просто хочется, чтобы у нас все как у вас было!
— Может быть, — не стал спорить дядя.
Аксён подумал, что зря он на Гиляя наехал, дядюшка, в общем-то, не такой уж и плохой. Даже интересный. И если бы не всё уже давно его окружающее, он, наверное, поговорил с дядей по-хорошему…
Поэтому Аксён решил помириться.
— Вы тогда про ворона рассказывали, — сказал он. — Помните?
— Про ворона? — дядя наморщил лоб. — С чего бы это… Какой ворон? Валька Ворон, так он сейчас в Инте…
— Нет, про другого. Там стихи еще такие. Прилетел ворон, накаркал всякого. Мрачняга такая.
— Я стихи вообще не читаю, ты что-то путаешь, дружочек, — ответил дядя. — Вот если бы газетку какую. Тут газеток нет?
— Нет, это же пригородный.
— Жаль. Мы, кажется, уже подъезжаем? Это Неходь?
За окнами поплыли опилочные дюны.
— Пора переодеваться, — дядя закинул за плечи рюкзак и направился в сторону туалета.
Аксён стал смотреть в окно. Необычно так. Раньше взрослые никогда с ним не разговаривали. Хотя нет, Савельев, участковый, иногда пытался, но не очень у него получалось.
Не прав только дядька. О том, что все проходит. Ничего не проходит. Ничего. Каждую секунду… Стоп! А зачем он все-таки меня с собой потащил?
Неходь осталась позади, теперь только деревья мелькали. Зачем потащил? Зачем…
Так…
Мгновенно вспотел лоб. Аксён поежился.
Он это сделал затем, чтобы я зашел к ней. Специально! К ней. От вокзала по Советской, затем на Кирова и вверх, два квартала, так, чтобы справа стала видна новая водокачка, а потом Набережная и туда, к мосту, четыреста двадцать семь шагов, это если считать от колонки. Ага! Сейчас! Побегу просто! Как Жужжа! Как Бобик! С вытянутым языком! И прыгать буду! Эй, погляди на меня, я тут! Я хороший, я готов, только посмотри на меня, и я прыгну с моста, да что там с моста, я прыгну с телевышки вниз башкой, стекло буду кусать…
Появился дядя в оранжевой балдахинине. Немногочисленные пассажиры разглядывали дядю с интересом, сам Гиляй ни на кого внимания не обращал, лицо у него было нирваническое. Уселся напротив Аксёна, улыбнулся кротко, агнец просто.
— План у нас такой: к двенадцати, — дядя поглядел на часы, — к двенадцати выдвигаешься к базару. Там уже буду я. Ты меня не знаешь. Стоишь в сторонке. Потом будто случайно проходишь мимо. Я тебя останавливаю. Твоя задача — помалкивать и слушать меня. Понятно?
— Ну да…
— Я буду выглядеть… несколько нетривиально. Внимания не обращай. Все. После встречаемся в четыре часа на остановке возле поликлиники. Ясно?
— Да.
— Тогда в тамбур. До двенадцати можешь погулять.
Так и есть. До двенадцати еще полтора часа, значит, могу погулять. По Советской, затем по Кирова, вверх… Ну, и так далее.
— Все равно не так все, — сказал Аксён и направился в тамбур.
Он выскочил на перрон и, не заглядывая в вокзал, двинулся в город. По улице Советской. Но на Кирова не повернул, пошагал прямо. Улица Советская заканчивалась музыкальной школой, Аксён два раза прочитал расписание занятий, после чего отправился обратно. За полтора часа он четыре с половиной раза промерил Советскую, и ни разу не повернул на Кирова, даже не посмотрел в ту сторону, на пятом заходе он повернул к рынку.
По поводу субботы рынок расползся далеко за свои обычные границы. Приехало много вьетнамцев, молдаван и торговцев неопределимых национальностей, все галдели, кричали, размахивали руками, местное население с самодовольным видом болталось между, покупало мало, шоппинг совершался в основном для души. Аксён погрузился в толпу и стал бродить туда-сюда, стараясь увидеть дядю. Дяди не наблюдалось.
Его не наблюдалось довольно долго, Аксён заскучал, и даже испугался, что дядя попал, что, возможно, его повязала милиция.
Но тут дядя объявился.
Шагал сквозь толпу. Похожий на апельсин. На грейпфрут, красный, с оранжевыми точками. Ничего не говорил, просто шагал, руки держал перед собой, перебирал четки и блаженненько улыбался. Тазик держал подмышкой.
Перед дядей расступались, кто-то смеялся, большинству же было на это просто плевать — мало кого занесло, в Костроме всяких чудиков хоть волком ешь, а в Москве и подавно, тесно им там, вот и путешествуют, несут безумие в массы.
Иногда дядя останавливался и улыбался встречным, те по большей части шарахались, но некоторые смотрели с любопытством.
Интересно, зачем ему тазик?
Аксён вспомнил — в Солигаличе собралась секта, адепты которой мыли друг-другу ноги в тазике, а затем ставили клизмы. Аксён даже испугался — а вдруг дядя как раз из этих? Клизматиков? Сначала конфетой угостит, затем бац — и клизму. С виду то все нормальные, а чуть ковырнешь, такие восхищения проскакивают…
Хотя дядя, конечно, на буддиста больше похож. На этого, Саи Бабу, его в новостях часто показывают, и в «Светлой Силе» рекламируют, он тоже что-то там материализовывает. И тоже лохматый…
Но на всякий случай Аксён решил быть настороже, напустил на себя равнодушный вид и стал медленно приближаться к родственнику по синусоиде. Когда расстояние сократилось до трех метров, дядя Гиляй вдруг остановился и указал на Аксёна пальцем.
Аксён неуверенно приблизился.
Дядя электрошоково затрясся, неожиданно зазвенел и неуловимым движением карточного шулера извлек из эфира конфету. После чего с идиотской улыбкой протянул ее Аксёну.
Аксён конфету взял. Почему-то ему подумалось, что под оберткой никакой конфеты не будет, только воздух, но под «Мишкой на Севере» оказался именно мишка, все как полагается, чуть горький и с толченым орехом.
Вкусно.
Аксён хотел попросить еще, но дядя уже прошествовал мимо, к нему подскочил посторонний парнишка, дядя зазвенел и извлек еще конфету, после чего дело пошло вообще хорошо. Весть о том, что какой-то дурачок раздает конфеты, распространилась стремительно, скоро вокруг дяди стало не протолкнуться от детей и некоторых взрослых. Дядя улыбался совсем уже идиотски, извлекал из воздуха конфеты и еще какие-то зеленые штучки. Конфеты доставались детям, зеленые предметы взрослым, приглядевшись, Аксён понял, что это маленькие пузыречки, размером с полмизинца.
Народу собралось много, все галдели и тянулись к дяде, а тот гнул свое — сорил конфетами и мизинцами. Аксён все ждал, что дядя пустится в разглагольствования о всевозможных чакрах, кундалини и прочих упанишадах, а потом предложит публике исцеление от артрита, грудной жабы, ну, и само-собой беседы с загробными жителями и все это по прейскуранту и совсем недорого. Но дядя молчал, только колокольчиками брякал.
