Устя заколебалась, но я схватила ее за руку, подтащила к двери.
– Она ушла, – сказала дочь Домны, войдя в дом, – нигде не видно.
Я бочком-бочком, глядя под ноги, скользнула в избу. И тут вспомнила о своих вечерних мытарствах.
– Устя, помоги, я чаю не попила, огонь не разгорелся!
Устя посмотрела в печь и сообщила:
– Дрова сырые. Приходите к нам, напоим.
– Нет, спасибо, – отказалась я, боясь опять стать жертвой болтливой девушки. Хотя сейчас она была немногословна. Выслушав мои слова, она молча кивнула и быстро ушла. Наверное, Устя заболела, потому что, покидая избу, она кашлянула и ойкнула, схватившись за грудь.
Может, Устинья и выглядит умственно отсталой, вполне вероятно, что она не умеет ни читать, ни писать, но если на Земле случится атомная война и полностью исчезнут компьютеры вкупе с другими техническими наворотами, то кому понадобятся мои знания в области русской литературы? Я умру от голода, повторяя про себя главы из «Евгения Онегина», а Устя вскопает огород и выживет. Так кто из нас даун? Вот, скажем, профессор, занимающийся решением вопроса, быть или не быть, или простой рукастый рабочий, способный собрать автомобиль из отходов, найденных на помойке… Кто из них более ценен для человечества?
Я потрясла головой. Ночевка на комкастом, колючем матрасе пробуждает желание пофилософствовать, но мне лучше заняться практическими задачами. Итак, что удалось выяснить? Во «Владимире» никаких следов преступления нет. Оксану застрелили – я видела, как по светлой блузке несчастной растеклось темное пятно. Хоть одна капля крови должна была упасть на пол! Бедная женщина в момент казни сидела на пластиковом стуле, а в избе были лишь грубые табуретки. И фоном для картинки расстрела служила белая стена. Дома же в «Лучших временах» собраны из темных бревен, проложенных паклей. Исходя из этого, можно сделать вывод: Оксана убита не в поселке.
А где? Хороший вопрос. Впрочем, есть и другие, не менее интересные. Например, кем и за что она убита, а также о какой тайне идет речь?
Кофе я выпила в небольшой забегаловке у метро, там же нашлась и электророзетка, куда я воткнула зарядное устройство, присоединив к нему сотовый телефон. После ночи в «Лучших временах» любое достижение прогресса радовало необычайно.
Сначала я позвонила на квартиру Бондаренко, но вдовец Федор опять не подошел к телефону. Наверное, он отправился на работу. Может, его мать наконец окажется на месте? Вчера она так и не отозвалась на звонок.
– Слушаю, – прошелестело из трубки.
– Доброе утро. Позовите, пожалуйста, Полину Юрьевну.
– Слушаю, – прозвучало вновь.
– Это вы, Полина Юрьевна?
И тот же односложный отклик:
– Слушаю.
– Мне очень надо с вами побеседовать!
– Я сейчас не беру учеников, – спокойно ответила мать Федора.
– Сделайте одолжение! Я не отниму у вас много времени!
– Группы уже сформированы, мы работаем целый год. Если желаете начать занятия, то это следует делать с первого октября.
– Мне очень, очень надо, – бубнила я.
Конечно, можно было представиться сотрудницей милиции, которая хочет задать свекрови погибшей несколько вопросов, но мне нужно добиться от тетки откровенности, а при слове «следователь» Полина Юрьевна мигом насторожится. Наш народ привычно не любит сотрудников правоохранительных органов и старается избегать общения с ними, даже в качестве потерпевшего или свидетеля. Вообще-то я хотела назваться журналисткой, которая жаждет написать материал об убийстве, но мать Федора невольно подсказала мне другой путь: я любвеобильная родительница, которая ищет репетитора для недоросля. Жаль, что сразу забыла уточнить у следователя Кузнецова, кем работает Полина Юрьевна. Теперь ясно, что она преподаватель. Но по какому предмету?
– В конце лета я беру отпуск, а в октябре набираю новеньких, тогда и звоните, – предложила собеседница.
– Мне сейчас надо!
– Ребенок когда идет учиться?
– Как все, первого сентября, – выкрутилась я.
– В нынешнем году?
– Да.
– Милая, вы опоздали. Посмотрите на календарь, уже ведь август.
– Умоляю! Заплачу тройную цену!
– Нет.
– В пять раз больше!
– Даже не настаивайте.
– В десять! Двадцать! Сяду под вашей дверью и буду плакать!
– Как вас зовут?
– Таня.
– А по отчеству?
– Лучше без него.
– Видите ли, уважаемая Татьяна, я совершенно не способна брать деньги за просто так, только за результат. Ваш… Кстати, кто у вас? Мальчик?
Одного мгновения мне хватило, чтобы понять, как должен, по идее, звучать правильный ответ.
– Девочка. Маша.
Наверняка я угадала, ведь учителя больше любят тихонь с бантиками, чем малолетних безобразников с машинками и пистолетами.
– Девочка? – с явным разочарованием переспросила Полина. – Ах девочка…
– Мальчик, – быстро поправилась я. – Ванечка!
– Но только что вы вели речь о Марии, – напомнила учительница.
– У меня двое детей, репетитор нужен Ване.
– Я не репетитор.
– Да, да, простите, профессор.
– И никогда не имела профессорского звания. Я всего лишь простой врач.
На секунду я растерялась, но потом снова нашла выход из положения:
– Вы помогли стольким людям, что народ уже присвоил вам звание профессора. Умоляю! Ваня так нуждается в вашей помощи, Полина Юрьевна, не откажите!
– Ладно, – сдалась собеседница. – Но у меня в четырнадцать ноль-ноль собирается группа.
– Уже лечу! – закричала я. – Буду через сорок минут.
И как только люди раньше жили без мобильного телефона? По дороге к Бондаренко я успела соединиться с Эдуардом Кузнецовым и получить информацию о свекрови погибшей.
Полина Юрьевна логопед, занимается подготовкой детей к школе. Работает официально, состоит в штате платной поликлиники, исправно отчисляет налоги и ни в чем дурном не замечена, никаких трений с законом, самая обычная москвичка, не богатая, но и не нищая, вдова, одна воспитавшая не особо удачного сына. Впрочем, о Федоре тоже ничего плохого нарыть не удалось. В подростковом возрасте он получил черепно-мозговую травму и с грехом пополам окончил школу, не служил в армии, работал грузчиком, а потом устроился «оператором малой механизации» в фирму «Вир». Очевидно, для молодого человека с дефектом развития это замечательная карьера.
Ребенок с отклонениями может появиться на свет в любой семье. Когда-то у моих родителей были соседи Караваевы, они работали в каком-то НИИ, имели ученые степени и ездили на служебной «Волге», значит, были начальством. У Караваевых росла дочь Галя, больная девчонка с круглыми, удивленными глазами. Галочку за добрый нрав, вечную улыбчивость и хорошее воспитание обожал весь двор. Девочка всегда бросалась на помощь тем, кто нес тяжелые сумки. Десятилетку Галя окончила с трудом, отец пристроил ее лифтером в наш подъезд, и очень скоро Галочка стала для всех добрым ангелом. Ей оставляли ключи, ее просили присмотреть за малышом, прогулять собачку, «посторожить» слесаря, который пришел устранить протечку. Гале давали список продуктов, деньги, и она бегала в гастроном за хлебом и молоком. Караваевы гордились дочерью и никогда, по крайней мере внешне, не выказывали никаких комплексов по поводу того, что в их семье появился «особенный» ребенок.
