— Желаю тебе хорошо повеселиться.
— Спасибо. Я не задержусь, мам.
— На это я не рассчитываю. — Джин улыбнулась про
себя: восемнадцатилетней дочери не установишь комендантский час, она это
понимала. Но Тана вела себя большей частью благоразумно.
Джин слышала, как она вернулась где-то в половине
двенадцатого. Тихонько постучавшись в дверь ее спальни, Тана шепнула:
— Я дома, мам, — после чего пошла к себе.
Успокоенная, Джин легла в кровать и заснула.
Следующий день стал незабываемым для Джин Робертc. Невинные
юные девушки, одетые в белые платья и связанные между собой гирляндами из
бело-розовых маргариток, образовали длинный ряд; позади них встали
торжественно-серьезные юноши; и все они запели в унисон — их голоса взлетали к
потолку, такие звонкие и чистые, их лица были такими свежими и цветущими!
Казалось, им предстоит родиться заново, вступая в этот мир, полный политических
страстей и интриг, полный лжи и инфарктов — все это ждет их за школьным
порогом, чтобы причинить им страдания. Джин знала, что их жизнь теперь не будет
такой гладкой, какой была до сих пор; слезы градом катились по ее щекам, когда
все они выходили из зала и молодые голоса сплетались в общий хор — в последний
раз. Из груди Джин рвались рыдания, и она не была одинока в проявлении своих
чувств: отцы выпускников плакали, не таясь, как и матери…
И тут вдруг началось вавилонское столпотворение: едва выйдя
в коридор, молодежь начала громко кричать, обниматься, обмениваться пылкими
поцелуями, обещаниями, клятвами, которые вряд ли будут выполнены. Они клялись
встречаться, ездить вместе в путешествия, не забывать… приехать скоро… на
будущий год… когда-нибудь после… Джин наблюдала за ними исподтишка, в особенности
за дочерью. Глаза у Таны стали как темные изумруды, лицо горело оживлением. И
все они были такие возбужденные, такие счастливые, такие не искушенные жизнью…
Волнение Таны еще не улеглось, когда вечером того же дня они
с матерью отправились в ресторан. Им подали деликатесный обед, и Джин
преподнесла дочери сюрприз, заказав шампанское. Вообще говоря, Джин не хотела с
таких лет приучать дочь к спиртному: судьба ее собственных родителей и Мери
Дарнинг была еще свежа в ее памяти. Однако сегодня допускалось исключение.
Поздравив дочь с бокалом в руке, она преподнесла ей небольшой футляр от Артура.
Выбирала подарок, конечно, сама Джин, как все другие подарки, даже и те, что
предназначались его собственным детям. Внутри лежал красивый золотой браслет,
который Тана надела себе на запястье с выражением сдержанной радости.
— Очень мило с его стороны, — сказала она без
особого, впрочем, воодушевления, и обе они знали почему.
Тана не стала вдаваться в дискуссии на эту тему, не желая
огорчать Джин.
А к концу недели Тана проиграла ей решающую битву: у нее не
хватило терпения слушать непрестанные материнские причитания, и она согласилась
пойти на вечеринку к Билли Дарнингу.
— Но это в последний раз, мам. Договорились?
— В кого ты такая упрямая, Тана? Ведь тебе оказали
любезность.
— Но почему? — Глаза девушки полыхнули зеленым
огнем, и язык повернулся раньше, чем она успела сдержать себя. — Потому
что я — дочь наемной служащей? Всемогущий Дарнинг снизошел до меня! Это все
равно что пригласить горничную.
Глаза Джин наполнились слезами, а Тана удалилась к себе в
комнату, проклиная свою несдержанность. Но она больше не могла видеть, как
пресмыкается ее мать перед Дарнингами — не только перед Артуром, но и перед
Энн, и перед Билли. Ей было нестерпимо, что каждое их слово или жест воспринимаются
матерью как неслыханная милость, за которую надо униженно благодарить. Тана
хорошо знала, что представляют собой вечеринки, устраиваемые Билли: реки вина,
парочки в темных углах, приставания пьяных нахалов. Она ненавидела такие
вечеринки, и эта не была исключением.
Один из друзей Таны, живущих неподалеку, привез ее в Гринвич
в красном «Корвете», который взял у отца. Всю дорогу они проделали со скоростью
восемьдесят миль в час: парень хотел произвести на нее впечатление, в чем,
однако, не преуспел: Тана приехала на вечеринку в том же скверном настроении, в
каком выехала из дома. На ней было белое шелковое платье и белые туфли без
каблуков. Ее длинные стройные ноги смотрелись очень грациозно, когда она
выбиралась из низко сидящей кабины автомобиля. Перекинув на спину золотистые
пряди волос, она огляделась вокруг, заведомо не надеясь встретить знакомое
лицо. Особенно ненавистны были ей эти вечера, когда Тана была маленькой и дети
Артура открыто ее игнорировали. Теперь было проще. К ней направились трое
молодых людей в полосатых хлопчатобумажных пиджаках, наперебой предлагая
принести джин с тоником или что-нибудь другое по ее выбору. Она отвечала
отказом и скоро смешалась с толпой гостей, потеряв из виду привезшего ее
молодого человека. С полчаса она бродила по саду, кляня себя за то, что
поддалась на уговоры. Развязные хохочущие девицы, собравшись компаниями, лихо
поглощали пиво или джин с тоником, на них глазели молодые люди. Немного погодя
заиграла музыка, и образовались пары танцующих. Еще через полчаса огни
притушили, и разгоряченные алкоголем и танцами тела начали самозабвенно
приникать друг к другу. Несколько пар, как успела заметить Тана, потихоньку
ретировались. Только теперь она заметила наконец Билли Дарнинга, который, когда
они подъехали, и не подумал их встретить. Он подошел к ней и окинул ее
холодным, оценивающим взглядом. Раньше они встречались довольно часто, и каждый
раз он оглядывал Тану заново, будто приценяясь. Это всегда сердило ее, как
рассердило и теперь.
— Привет, Билли!
— Здравствуй. Черт знает, какая ты стала длинная! Такое
приветствие ее не вдохновило, к тому же в нем не было смысла: он в любом случае
был значительно выше ее. Но тут она заметила, что он уставился на ее высокий
бюст, и ей захотелось ударить его. Она стиснула зубы и решила
продемонстрировать хорошие манеры, хотя бы ради матери.
— Спасибо тебе за приглашение, — сказала она, хотя
глаза ее говорили другое.
— Мы всегда приглашаем как можно больше девчонок.
«Точно скот, — подумала Тана. — Столько-то голов,
столько-то ног, титек, ягодиц…»
— Благодарю за откровенность.
Он засмеялся и передернул плечами.
— Пойдем погуляем?
Она хотела отказаться, но потом подумала: «А почему бы и
нет?» Он был старше ее на два года, но держался всегда так, что его можно было
принять за десятилетнего ребенка, если, конечно, забыть, что он уже десять лет
как пьет. Он схватил ее за руку и повел сквозь толпу незнакомых ей людей в
ухоженный сад, в дальнем конце которого находился крытый бассейн, где
расположились его друзья. Накануне они уже успели сжечь стол и два кресла, и
Билли просил приятелей умерить свой пыл, если они не хотят иметь дело с его
отцом. Однако Артур, будучи не в состоянии выносить присутствие сына,
предусмотрительно уехал на эту неделю в загородный клуб.
