— Как бы то ни было, я поехала. Со мной был знакомый парень;
этот кретин посадил меня в свою машину и привез в Гринвич на эту самую
вечеринку… все уже были пьяные, мой кавалер тоже напился в стельку и куда-то
пропал… от нечего делать я пошла по дому… и Билли, сын Артура, предложил мне
показать кабинет, где работает моя мать… Я знала, где эта комната… — Слезы
ручьями бежали по ее щекам, она их не чувствовала на ветру. Шарон хранила
молчание. — Он привел меня совсем не туда, а в спальню своего отца… там
все было серое… серый плюш, серый атлас и серый мех… даже ковер на полу был
серый… — Это были единственные запомнившиеся ей детали: бесконечный серый фон…
ее кровь на полу… перекошенное лицо Билли, потом — авария… Тане не хватало
воздуха, она рванула ворот рубашки и снова побежала, задыхаясь от рыданий.
Шарон не отставала от нее ни на шаг. Тана теперь была не одна: рядом подруга,
бегущая вместе с ней сквозь этот страшный кошмар; она нашла в себе силы
продолжать:
— Билли начал избивать меня, сбил с ног… и все, что я
ни делала… — Вновь ощутив ту беспомощность, то отчаяние, она остановилась и
закрыла лицо руками. Ночную темноту огласил ее душераздирающий всхлип. — Я
ничего не могла сделать… я не могла остановить его… — Ее тело сотрясалось от
рыданий. Шарон молча обняла Тану и крепко прижала к себе. — Он изнасиловал
меня и бросил там… я была вся в крови… меня вырвало… потом он догнал меня на
шоссе, заставил сесть в машину, потом чуть не врезался в грузовик, —
теперь она говорила быстро, будучи не в силах остановиться. — Мы налетели
на дерево, и он поранил себе лоб — все лицо было залито кровью; нас отвезли в
больницу, потом туда приехала моя мать… — Внезапно Тана снова умолкла, ее лицо
потухло при воспоминании, от которого она старалась убежать все эти пять
месяцев. Она взглянула Шарон прямо в глаза. — Когда я попыталась
рассказать ей обо всем, она не захотела мне поверить. «Билли Дарнинг не
способен на такое!» — Тана зарыдала еще более безутешно.
Шарон стояла не разжимая рук и все так же молча. Наконец
сказала:
— Я верю тебе, Тэн.
Тана кивнула. Вид у нее был несчастный, как у потерявшегося
ребенка.
— Никогда в жизни я не позволю прикоснуться к себе ни
одному мужчине. — Шарон очень хорошо понимала подругу, хотя и по другой
причине. Ее никто не насиловал — она отдалась сама, по любви. — Моя мать
не поверила ни единому моему слову. И не поверит никогда. Она боготворит семью
Дарнингов.
— Не Думай больше об этом, Тэн. Думай о самой себе —
это единственное, что имеет теперь значение. — Шарон подвела ее к скверу и
усадила на пень, села сама и предложила ей сигарету. Тана сделала одну-единственную
затяжку. — Знаешь, я считаю, что с тобой — полный порядок, даже лучше, чем
ты думаешь. — Глубоко тронутая доверием подруги, Шарон мягко улыбнулась
Тане и вытерла слезы с ее щек.
Губы Таны тронула слабая ответная улыбка.
— Ты не считаешь, что я должна презирать себя после
этого?
— Какие глупости ты спрашиваешь, Тэн! На тебе это никак
не отразилось.
— Не знаю… иногда мне кажется, что… что я могла бы
помешать ему, если бы… не растерялась. — Ей хотелось освободиться от
сомнения, высказать до конца все, что мучило ее столько дней.
— Скажи мне честно, Тэн: ты действительно веришь в это?
Ты в самом деле думаешь, что его можно было остановить?
Тана надолго задумалась, потом отрицательно мотнула головой.
— Тогда перестань терзать себя. То, что с тобой
случилось, ужасно, ужаснее не придумаешь. Может быть, это самое страшное из
всего, что тебе написано на роду. Но это произошло. Никто и никогда не сможет
сделать это над тобой снова. Ты считаешь, что он осквернил тебя? Но это не так!
Что бы там ни было, он не смог взять тебя, настоящую тебя, Тэн. Забудь обо всем
и продолжай жить.
— Это легче сказать, чем сделать. — Тана устало
улыбнулась. — Такое не забывается.
— Надо себя заставить, Тэн. Нельзя допустить, чтобы это
разрушило твою жизнь. Такой мерзавец, как он, не может одержать над тобой
победу: он силен только в мерзости, во всем остальном это слабая душонка, Тэн.
А ты — сильная. Не поддавайся депрессии — так ты только помогаешь ему. Как бы
ни было тебе тяжело, выбрось все из головы и иди вперед.
— О, Шарон!.. — Тана со вздохом поднялась на ноги
и взглянула на подругу. Вокруг был чудесный теплый вечер. — Что делает
тебя такой привлекательной в глазах парней?
Шарон загадочно улыбнулась, но Тана видела, что глаза ее
сегодня остаются серьезными, почти грустными.
— У меня тоже есть секреты.
— Например? — Тана теперь чувствовала себя гораздо
спокойнее, чем раньше. Ей казалось, что Шарон открыла спрятанную у нее внутри
клетку и выпустила из нее безжалостного зверя, который терзал ее не переставая.
Теперь Тана была свободна, в душе ее снова воцарился мир. Ее мать оказалась
неспособной сделать то, что сделала для нее молодая девушка, и Тана знала: что
бы теперь ни случилось, они с Шарон всегда останутся друзьями. — Что с
тобой произошло? — Тана отыскала взглядом глаза подруги, уже зная, что там
таится нечто сокровенное.
Ответный взгляд Шарон подтвердил это. Она не захотела
увиливать от ответа. Шарон никому не говорила о своих чувствах, но думала об
этом постоянно. Они с отцом имели важный разговор перед ее отъездом в
«Грин-Хиллз». Он сказал ей те же слова, которыми она только что подбадривала
подругу: нельзя допустить, чтобы твоя жизнь оказалась разрушенной. Что
случилось, то случилось — этого уже не исправишь. Нужно оставить это позади и
идти вперед. Шарон, однако, не была уверена в себе.
— В этом году я родила ребенка.
У Таны на миг перехватило дыхание — она была в шоке.
— Правда?
— Да. Дома я встречалась с одним и тем же мальчиком с
пятнадцати лет. Когда мне исполнилось шестнадцать, он подарил мне свое
фамильное кольцо. Не могу тебе описать, Тэн, что я чувствовала… Он сложен, как
африканский бог, и чертовски красив, а танцует… это надо видеть.
Лицо Шарон похорошело еще больше, когда она подумала о
нем, — теперь это была прелестная юная девушка.
— Сейчас он учится в Гарвардском университете, я не
встречалась с ним уже почти год. — Ее глаза погрустнели. — Я
забеременела до окончания школы и сказала ему об этом, а он, похоже,
запаниковал. Он стал просить, чтобы я сделала аборт у доктора, знакомого его
кузины, но я отказалась. Я знала о несчастных случаях с молодыми девчонками… —
При воспоминании об этом на ее глазах выступили слезы; она, казалось, напрочь
забыла о том, что Тана стоит рядом и смотрит на нее. — Я хотела сказать об
этом своей матери, но не решилась и рассказала отцу, а он сказал ей. Ты не
представляешь, что началось… все будто посходили с ума. Мои родители позвонили
к нему домой, его предки подняли крик; моя мама обозвала его «негритосом», а
его отец обругал меня «сукой»… Это был самый страшный вечер в моей жизни. Под
конец родители предоставили мне выбирать: я могла сделать аборт у того доктора,
о котором навела справки моя мать, или же я могла родить ребенка и отдать его в
чужие руки. Они мне сказали, — тут Шарон судорожно глотнула воздух, и Тана
поняла, что это было самым тяжелым в откровениях подруги, — что я не могу
оставить его себе… что завести ребенка в семнадцать лет — значит погубить свое
будущее… — Тело Шарон сотрясалось от конвульсий. — Сама не знаю, почему я
выбрала второй вариант и решилась рожать. Наверное, я надеялась, что Дэнни —
отец ребенка — может одуматься… или одумаются мои родители… или случится чудо.
Но ничего такого не произошло. Последние пять месяцев я провела в санатории,
выполняя все, что нужно, чтобы успешно закончить школу. Ребенок родился 19
апреля, крошечный такой мальчик… — Она вся дрожала. Тана молча взяла ее за
руку. — Предполагалось, что я не должна его видеть, но я все же увидела…
только один раз… он был такой крохотный… я мучилась родами тринадцать часов…
это было неописуемо, а он весил всего шесть фунтов. — У нее были
отсутствующие глаза; она думала о малютке сыне, которого никогда больше не
увидит… Наконец она опомнилась и посмотрела на подругу. — Я потеряла его,
Тэн. — Она вдруг заплакала в голос, как малый ребенок; во многих
отношениях она и была еще ребенком, как и ее подруга. — Три недели тому
назад я подписала все бумаги, моя мать их оформила… его усыновили какие-то люди
в Нью-Йорке. — Она сидела, низко опустив голову, продолжая
всхлипывать. — Боже мой! Мне остается только надеяться, что они будут
добры к нему… Я не должна была его отдавать, Тэн!.. И ради чего? — Она
сердито посмотрела на свою спутницу, будто обвиняя ее во всех своих
бедах. — Ради того, чтобы приехать в этот идиотский колледж и доказывать право
других цветных девушек учиться здесь? Когда-нибудь они будут здесь учиться. Ну
и что?
