— Как жаль, что я не могу пойти одна. — Голос Таны
на другом конце провода звучал тускло и невыразительно. Джин рассердилась:
— Какие смешные вещи ты говоришь! Ну хорошо, давай
прекратим этот разговор! Не забудь пригласить свою подругу, ту самую, к которой
ты собираешься поехать на День Благодарения.
— Не забуду! — Тана не удержалась от улыбки. Если
бы только Джин Робертc знала, что Шарон — цветная! Что бы с ней было, если бы
она увидела их вместе на балу дебютанток, который собирается устроить Артур!
Тана почти развеселилась, представив себе такую картину. Но вряд ли можно было
воспользоваться услугами Шарон для этой цели: там соберутся нетерпимые,
чванливые кретины. Она знала, что даже ее мать не сумеет подняться над их
узкими взглядами. — Как ты собираешься провести День Благодарения, мам?
— Обо мне не беспокойся — Артур уже пригласил нас с
тобой в Гринвич на весь день.
— Может, без меня ты сможешь остаться и на ночь? —
Ответом ей было гробовое молчание, и Тана пожалела о сказанном. — Прости,
мам, я не хотела…
— Нет, ты хотела сказать именно это!
— Положим, но какое это имеет значение? Мне уже
восемнадцать лет, я все понимаю… — Перед ее глазами встала огромная серая
комната, где… — Извини, если тебе это неприятно.
Джин взяла себя в руки. Конечно, она будет скучать без
дочери, но сейчас у нее столько дел, а Тана так или иначе должна приехать домой
всего лишь через месяц.
— Будь осторожна и не забудь поблагодарить подругу за
приглашение.
Тана невольно улыбнулась: мать напутствует ее точно
семилетнего ребенка. Наверное, так будет продолжаться всю жизнь.
— Я всегда осторожна, мама. Желаю тебе хорошего
праздника.
— Спасибо. Я поблагодарю Артура от твоего имени.
— За что?
— За твой дебют. Не знаю, понимаешь ли ты это, но такие
вещи очень важны для молодой девушки, а сама я здесь бессильна.
— Важны?.. Для кого важны?
— Ты и понятия не имеешь, что это значит. — Глаза
матери жгли слезы обиды. В определенном смысле сбывалась ее мечта: дочь Энди и
Джин Робертc, ребенок, которого он никогда не видел, войдет в нью-йоркское
общество, пусть не самое высшее, но все равно это очень важно для них обеих…
для Таны… и особенно для нее самой, для Джин. Это будет важнейшим событием в ее
жизни. Ей припомнился первый бал Энн. Как волновалась тогда Джин, стараясь не
упустить ни одной самой незначительной мелочи. Могла ли она думать тогда, что
настанет такой день и для ее дочери?
— Извини, мам.
— Извиняю. Мне кажется, ты должна написать Артуру
хорошее письмо, рассказать ему, что это значит для тебя.
Тана едва не закричала в трубку: «А что, к дьяволу, это для
меня значит? Что в один прекрасный день я подыщу себе богатого мужа, который
улучшит родословную моих детей? Кому это нужно? Подумаешь, великое счастье
ехать на этот дурацкий бал, где на тебя будет глазеть толпа пьянчуг! И кто
будет меня сопровождать?» Тана недоуменно пожала плечами. За последние два года
обучения в школе она ходила на свидания с разными мальчиками; наверное, их было
с полдюжины — и ни одного сколько-нибудь серьезного. А после того, что
случилось с ней в июне на вечеринке в Гринвиче, она зареклась поддерживать
знакомство с кем бы то ни было.
— Мне пора, мам. — Она была не в силах продолжать
этот разговор.
В свою комнату она вернулась чернее тучи. Шарон занималась
своими ногтями — это было их любимым занятием на досуге. Недавно они
испробовали бежевый лак «Соломенная шляпка», производства «Фаберже». Увидев
подругу расстроенной, Шарон отставила флакончик с лаком в сторону.
— Она не разрешила?
— Разрешила.
— А почему ты выглядишь словно шарик, из которого
выпустили воздух?
— Она это умеет. — Тана устало плюхнулась на свою
кровать. — Дьявольщина! Она упросила своего ненаглядного дружка включить
меня в список участниц треклятого «выездного бала». Боже мой, Шар! Я чувствую
себя как последняя идиотка.
Шарон уставилась на нее, не понимая, потом засмеялась.
— Ты хочешь сказать, Тэн, что тебе предназначается роль
дебютантки?
— Что-то вроде этого. — Тана была в полном
смятении. — Как она могла? — Девушка застонала, будто от боли. —
Ведь это надо же придумать такое!
— Это может быть забавно.
— Для кого?! И какой в этом смысл? Это все равно что
аукцион по продаже молодых телок. Тебя одевают в белое платье и выставляют
напоказ целой армии алкоголиков, среди которых тебе предстоит найти мужа.
Неплохо придумано!
— С кем ты собираешься идти?
— Лучше не спрашивай. Она, естественно, желала бы,
чтобы это был Билли Дарнинг, но он, благодарение богу, сейчас в отъезде.
— Считай, что тебе повезло. — Шарон кинула в ее
сторону многозначительный взгляд.
— Да уж! Но сама затея представляется мне чудовищным
фарсом.
— Вся наша жизнь — фарс, за редкими исключениями.
— Не будь так цинична, Шар!
— А ты не будь так наивна. От этого ты только
выиграешь.
— Кто это сказал?
— Я. — Шарон приблизилась к ней и пристально
посмотрела на нее сверху вниз. — Ты живешь, точно монахиня.
— Ты тоже так живешь.
— У меня нет выбора. — Том ей больше не звонил.
Шарон понимала, что он сделал все, на что был способен, и не ожидала от него
невозможного. Ее жизнь в «Грин-Хиллз» была не слишком интересной. — А у
тебя он есть.
— Ну и что из этого следует?
— Ты должна начать встречаться с парнями. Тана
посмотрела ей прямо в лицо.
— Нет, только не это! Никто не заставит меня делать то,
что мне противно. Мне восемнадцать лет, я свободна, как птица.
— Как хромой утенок, — усмехнулась Шарон. —
Тебе пора вылезать из своего гнезда, Тэн.
Ни слова не говоря, Тана прошла в ванную, которую они делили
с обитательницами соседней комнаты, заперлась изнутри и включила воду. Прошел
целый час, прежде чем она вышла оттуда. Когда они улеглись и потушили свет,
Шарон сказала сиплым полушепотом:
— Ты помнишь, что я тебе сказала?
— О чем?
— Что ты должна ходить на свидания.
— А ты?
— Я тоже собираюсь это делать. — Шарон
вздохнула. — Возможно, когда поеду домой на каникулы. Здесь мне нет
пары. — Вдруг она рассмеялась. — Черт побери, Тэн! На что мне
жаловаться? В конце концов, у меня есть ты.
Тана ответила ей улыбкой. Они поболтали немного и
погрузились в сон.
На следующей неделе Тана отправилась с ней в Вашингтон. У
выхода из вагона их встретил отец Шарон Фримен Блейк. Он произвел на Тану
большое впечатление. Это был высокий, породистый мужчина с гордым, красивым
лицом, будто вырезанным из красного дерева, и с такими же длинными, как у
Шарон, ногами. Он приветствовал приехавших радостной белозубой улыбкой и немедленно
заключил дочь в объятия, крепко прижав к груди. Он знал, что этот год дался ей
нелегко, что она героически справилась со всеми трудностями. Дочь оправдала его
ожидания, и он гордился ею.
