— Невероятно. — Тана благоговела перед ним, была
зачарована его замечательными, почти как у Распутина, глазами, его отвагой, с
которой он всегда и во всем шел против течения. Было в этом мужчине нечто
выдающееся, и ее не удивило, что он, как дитя, увлечен коммунизмом. Все в нем
было загадочным и необычным, и когда в Сочельник он нежно привлек ее к себе и
они занялись любовью, это тоже показалось загадочным. Только однажды ей
пришлось сделать усилие, чтобы изгнать Гаррисона Уинслоу из головы. И, как ни
странно, он сам подготовил ее к этому, хотя Йел Мак Би ничем его не напоминал.
Йелу удалось разбудить ее тело, Тане и в голову не приходило, что она способна
на такое; он добрался до самых глубин, затронул то, чего она хотела и от чего
так долго отказывалась. Он проник в ее душу и вытащил наружу страсть и желание,
о которых она даже не подозревала, он дал ей то, что, казалось, ни один мужчина
дать не в состоянии; она стала зависеть от того, что он давал ей. К тому
времени, как вернулись Гарри и Аверил, Тана стала почти его рабой и больше жила
у него, чем у себя дома. Она спала с Йелом на матрасе, свернувшись от холода,
до тех пор, пока он не прикасался к ней, и тогда жизнь сразу становилась
экзотической и жаркой, сверкающей всеми цветами радуги. Она уже не могла жить
без него, и как-то после ужина, когда они сидели с остальными в гостиной, разговаривая
о политике и покуривая травку, Тана вдруг почувствовала себя женщиной, женщиной
в полном расцвете, дерзко следующей по стопам своего мужчины.
— Черт возьми, Тэн, где тебя все время носит? Мы тебя
совсем не видим, — как-то спросил Гарри.
— В библиотеке. Мне очень много надо перечитать перед
экзаменами.
Ей осталось учиться пять месяцев. А потом предстояли
экзамены на получение права адвокатской практики, и это приводило ее в панику,
но на самом деле она почти все время проводила с Йелом, но ни Гарри, ни Аверил
Тана о нем ничего не сказала, не знала, что говорить. Они жили в таких разных
мирах, что невозможно было представить их в одном месте, в одном доме, в одном
колледже.
— У тебя что, роман, Тэн? Что происходит? — Он был
полон подозрений: мало того, что она все время пропадает где-то, так еще этот
странный вид, какой-то оцепенелый, остекленевший, будто она вступила в некую
секту или постоянно курит марихуану, что тоже приходило ему в голову. Но только
на Пасху Гарри увидел ее вместе с Йелом и пришел в ужас. Он дождался ее после
занятий и набросился на нее, как раздраженный родитель:
— Какого черта ты связалась с этим недоумком? Ты хоть
знаешь, кто это?
— Конечно… Я знакома с ним целый год… — Тана знала, что
он не поймет ее, и так ему и сказала.
— Знаешь ли ты, что у него за репутация? Он яростный
радикал, коммунист, нарушитель спокойствия в самом худшем смысле. Я видел, как
его арестовали в прошлом году, и кто-то мне сказал, что он до этого год провел
в тюрьме… Тэн, очнись, ради бога!
— Ты, придурок безмозглый! — Они орали друг на
друга за дверьми главной библиотеки, и проходящие мимо время от времени
оборачивались на них, но это их ничуть не волновало. — Он сидел в тюрьме
за отказ от призыва, что для тебя, конечно, хуже убийства первой степени, но я
вовсе так не думаю.
— Я это прекрасно знаю. Но ты лучше хорошенько подумай
своей проклятой задницей, иначе тебе не надо будет беспокоиться о том, чтобы
сдавать экзамены в июне. Тебя арестуют и вышвырнут из колледжа так быстро, что
ты и глазом не успеешь моргнуть.
— Ты совершенно ничего не понимаешь!
Но на следующей неделе, после пасхальных каникул, Йел
организовал большую демонстрацию у здания администрации, и десятка два
студентов были арестованы.
— Ну, что я тебе говорил?
Гарри моментально ухватился за возможность убедить ее в
своей правоте, а Тана опять в ярости вылетела из дома. Гарри ничего не понимал.
Главным образом, что этот Йел значит для нее. К счастью, самому Йелу удалось
избежать ареста, и Тана провела с ним всю неделю. Все в нем возбуждало ее, все
ее чувства обострялись, стоило ему войти в комнату, и в эти дни у него
происходили очень интересные события. К концу учебного года его друзья все
больше проводили всяческие демонстрации, но Тана так боялась предстоящих экзаменов,
что все чаще оставалась дома, чтобы немного позаниматься. И тогда Гарри
старался урезонить ее, на этот раз более мягко; он приходил в ужас при мысли,
что с нею что-нибудь случится, считал, что должен сделать все, что в его силах,
чтобы предотвратить это, пока не поздно.
— Пожалуйста, Тэн, прошу, выслушай меня… С ним ты точно
влипнешь в какие-нибудь неприятности… Ты что, влюблена в него?
Сердце его разрывалось при одной только мысли об этом, не
потому, что он все еще сам был влюблен, но потому, что такой ужасной судьбы не
хотел для нее. Этого парня, о котором он за последние полгода понаслышался,
Гарри ненавидел: грубый, неотесанный, невоспитанный, эгоистичный ублюдок. Он
был жесток и рано или поздно влипнет в серьезные неприятности. Гарри вовсе не хотел,
чтобы Йел потащил за собой и Тану, а это было, по его разумению, вполне
возможно. Если она позволит. И похоже, что такое может случиться: Тана была
просто ослеплена страстью к этому мужчине. Даже его политические убеждения
восхищали ее, Гарри делалось дурно, когда он думал об этом.
Тана уверяла, что совсем не влюблена в Йела, но Гарри
понимал, что все не так просто, что Йел — первый мужчина, которому она
добровольно отдалась, и она так долго пребывала в целомудрии, что ее суждения в
какой-то степени исказились. Ясно было, что если бы подходящий мужчина или, как
сейчас, неподходящий смог разбудить в ней незнакомые прежде ощущения, она пала
бы его жертвой. Так оно и случилось. Тана была заворожена Йелом и его необычной
жизнью и друзьями, ее восхищало все неизведанное, а он играл на ее телесных
ощущениях, как виртуоз на скрипке. Такое сочетание трудно разрушить. Но вот
перед самыми экзаменами (прошло полгода с начала их романа) Йел взял все в свои
руки и подверг ее чувства испытанию.
— Ты нужна мне на следующей неделе, Тэн.
— Зачем? — Она рассеянно глянула через плечо: в
этот вечер ей предстояло прочесть еще более двухсот страниц.
— Да мы проводим что-то вроде митинга… — Он был
отстранен и курил, наверное, уже пятый косячок за вечер. Обычно это не было заметно,
но в последнее время он устал.
— Что за митинг?
— Мы хотим встретиться с людьми, имеющими кое-какой
вес.
Она улыбнулась:
— Кто такие?
— Думаю, пора открыто поговорить с правительством. Мы
собираемся к дому мэра.
— Господи, да вас наверняка повяжут. — Казалось,
что это ее не особенно обеспокоило. Она к этому уже привыкла, хотя ее пока, как
других, не арестовывали.
— Ну и что, — беспечно отмахнулся он.
— Если я буду с вами и попадусь и никто не внесет за
меня залог, я пропущу экзамены.
— Ох, Тэн, бога ради, что с того? И в конце концов, кем
ты собираешься стать? Каким-то дешевым адвокатом, чтобы защищать существующее
общество? Оно прогнило, воняет, сначала надо от него избавиться, а уж потом
работать. Ты можешь сдать экзамены на следующий год. То, что я предлагаю, более
важно.
