— О, теперь тебе надо поговорить со мной… — Тана была
жестока с ним, и теперь уже оба были в истерике. — Какая гнусность
происходит там?
Наступило долгое молчание, которое ему нечем было заполнить.
Тана бросила трубку и проплакала всю ночь. Он появился в Сан-Франциско на
следующий день. Была суббота, он нашел ее дома, да она знала, что так и будет.
Дрю воспользовался своим ключом, вошел и обнаружил ее мрачно сидящей на столе и
уставившейся на залив. Она даже не обернулась, услышав, что он вошел, но
заговорила, сидя к нему спиной:
— Зачем ты утруждал себя приездом сюда?
Он опустился перед ней на колени и прикоснулся к ее шее
кончиками пальцев.
— Потому что я люблю тебя, Тэн.
— Нет, не любишь, — она покачала головой. —
Ты любишь ее. И всегда любил.
— Это не правда… — Но они оба знали, что это правда,
фактически все трое. — Правда в том, что я люблю вас обеих. Ужасно так
говорить, но это правда. Я не знаю, как мне перестать любить ее, и в то же
время я влюблен в тебя.
— Это как болезнь. — Она упорно смотрела на залив,
предоставив ему решать, а он потянул ее за волосы, чтобы заставить взглянуть на
него, а когда она обернулась, увидел ее залитое слезами лицо. Это разбило ему
сердце.
— Я ничего не могу поделать со своими чувствами. И не
знаю, что делать со всем тем, что произошло. Элизабет чуть не исключили из
школы, она так подавлена из-за нас, Эйлин и меня. У Джулии ночные кошмары.
Эйлин ушла со своей работы, отказалась от посольского поста, на который они
пытались ее уговорить, и вернулась домой с девочками…
— Они живут с тобой? — Тана посмотрела на него
так, будто он только что вогнал ей в сердце кол, а он лишь кивнул. Больше не
мог ей лгать. — Когда все произошло?
— Мы очень много говорили об этом в Вашингтоне в
пасхальную неделю… Но я не хотел расстраивать тебя, когда у тебя была такая
сложная работа, Тэн… — Ей захотелось дать ему пинка за то, что он это сказал.
Как он мог не рассказать ей о таком важном для нее? — И тогда еще ничего
определенного не было. Она все проделала, не советуясь со мной, и просто
объявилась на прошлой неделе. И что ты предлагаешь мне теперь сделать?
Вышвырнуть их вон?
— Да. Тебе не следовало принимать их обратно.
— Она моя жена, а они мои дети, — похоже, он
вот-вот расплачется. И тут Тана встала.
— Полагаю, тогда решены все проблемы, не так ли? —
Она медленно подошла к двери и посмотрела на него. — До свидания, Дрю.
— Так я не уйду отсюда. Я люблю тебя, Тэн.
— Тогда избавься от жены. Это так просто.
— Да нет же, не просто, черт побери! — теперь он
орал. Она отказывалась понимать, через что ему довелось пройти. — Ты не
знаешь, каково это… что я чувствую… вину… агонию… — Он заплакал, и она испытала
приступ тошноты, глядя на него.
Тана отвернулась и проговорила, борясь со слезами в голосе:
— Пожалуйста, уходи…
— Я не уйду. — Он притянул ее к себе.
Она попыталась его оттолкнуть, но он не поддавайся, и вдруг,
не желая того, она уступила, и они занялись любовью, плача, умоляя, с криками и
проклятиями самим себе и судьбе, а когда все было кончено и Они, опустошенные,
лежали в объятиях друг друга, Тана посмотрела на него.
— Что же мы будем делать?
— Я не знаю. Дай мне время. Она обреченно вздохнула:
— Я поклялась, что никогда не сделаю ничего подобного…
— Но одна только мысль потерять его была невыносима, так же, как и он ни за что
не мог отказаться от нее.
Они плакали, лежа в объятиях друг друга следующие два дня, а
когда он улетал обратно в Лос-Анджелес, ничего не было решено. Оба знали
только, что на этом все не кончалось. Тана согласилась подождать еще немного, а
он обещал, что все уладит. На протяжении следующих шести месяцев они изводили
друг друга обещаниями и угрозами, ультиматумами и истериками. Тана звонила
тысячу раз и все нарывалась на Эйлин. Она сразу бросала трубку. Дрю умолял ее
не решать и не делать ничего в спешке. Даже дети понимали, в каком ужасном
состоянии он находился. А Тана начала избегать всех, прежде всего Гарри и
Аверил. Ей невыносимо было читать вопросы в его глазах, ощущать милую
заботливость его жены, видеть детей, которые напоминали ей о детях Дрю.
Ситуация была невыносимой для всех, и даже Эйлин знала об этом, но она заявила,
что больше от него не уйдет. Она будет ждать, пока он все как-то уладит, но не
собиралась никуда уезжать, а Тана уже была на грани помешательства. Как и
предполагала, в одиночестве она отметила день рождения, и Четвертое июля, и
День труда, и День Благодарения.
— Чего же ты хочешь от меня, Тана? Хочешь, чтобы я
просто сбежал от них?
— Может быть, и да. Может быть, именно этого я от тебя
и жду. Почему я всегда должна оставаться одна? Это тоже очень важно для меня…
— Но у меня дети…
— Да пошел ты…
Но, конечно же, не это она имела в виду, пока не провела в
одиночестве Рождество. Он обещал приехать и на Рождество, и на Новый год. Тана
сидела и ждала его всю ночь, но он так и не появился. Она просидела в вечернем
платье до девяти утра нового года, а потом медленно, с чувством безысходности
стянула его с себя и вышвырнула в мусор, как ненужный хлам. Она покупала это
платье только для него. На следующий день она сменила замок и упаковала все
оставленные им за полтора года веши, затем отослала их ему, не указав имени
отправителя. А потом отправила телеграмму: «Прощай. Больше не возвращайся». И
лежала, утопая в слезах. Несмотря на всю ее стойкость, последняя соломинка
сломала ее, а Дрю прилетел к ней, как только получил ее послание, телеграмму,
посылку. Он пришел в ужас от мысли, что на этот раз все действительно очень
серьезно, что она в самом деле подразумевала то, что говорила и делала, а когда
его ключ не подошел к замку, он убедился, что все именно так и есть. В отчаянии
он приехал к Тане в офис и настаивал на встрече с ней, а когда это ему удалось,
он наткнулся на ледяной взгляд ее зеленых глаз, взгляд, которого он никогда
раньше у нее не видал.
— Мне больше нечего сказать тебе, Дрю.
Какая-то часть ее умерла. Он убил ее вместе с несбывшимися
мечтами, неисполненными надеждами, убил своей ложью им обоим, но прежде всего
самому себе. Сейчас она поражалась, как ее мать столько лет терпела подобное
положение и не покончила с собой. Это были такие мучения, через которые ей
пришлось пройти, и больше она не хотела испытать ничего подобного. Из-за кого
бы то ни было. А тем более из-за него.
— Тана, пожалуйста…
— Прощай. — Она вышла из офиса в холл и исчезла в
зале заседаний.
А потом почти сразу же она вообще ушла из здания, но домой
не возвращалась несколько часов, а когда вернулась, он все-таки ждал ее у дома,
на улице, под проливным дождем. Тана притормозила, увидев его, но тут же уехала
снова. Ночь она провела в мотеле на «Ломбард-стрит», а когда утром вернулась к
своему дому, он спал в машине. Инстинктивно проснувшись от звука ее шагов, он
вылез из машины, намереваясь поговорить с ней.
