Теперь за Тимофеем ухаживала Лиза Лапкина, которую в санаторное отделение на место Ксюши привела Юлия. Моркова удалось вернуть в нормальное состояние.
А у Николая Ефимовича внезапно возникли подозрения. В первые дни после трагической гибели «Кротовой» он неожиданно пришел к Юле и сказал:
– Знаю, ты умеешь держать язык за зубами. Достань мне хоть что-нибудь из вещей Елены, чтобы можно было провести анализ ДНК.
– Вы сомневаетесь в ее смерти? – изумилась Юля. – Но моя несчастная подружка упала с обрыва на глазах у большого количества людей, все они, словно сговорившись, повторяли одну фразу: «Лена наступила на камень, пошатнулась и не удержалась на тропинке».
Николай Ефремович почесал в затылке:
– Хитрая она, запросто могла смерть инсценировать.
Юлия попыталась воззвать к логике директора завода:
– Да зачем это ей?
– Не знаю, – признался Морковкин, – но желаю стопроцентно убедиться: девица мертва, а не задумала новый пиар-ход.
Решив не спорить с ним, Юлия отдала ему щетку, в которой остались волосы Елены. Анализ ДНК подтвердил, что разбилась «Кротова», и Николай Ефимович успокоился. Ксению Малову похоронили под именем Елены Кротовой, а через неприлично короткий срок Тимофей женился на Эстер Ротшильд.
– Которая на самом деле была Елизаветой Лапкиной, – уточнила я.
Глава 34
Юля развела руками:
– Просто дежавю. Вера Кирилловна повторила ситуацию, только вместо серег она подарила Лизке роскошный браслет. Я отговаривала Лапкину, твердила: «Нехорошая примета замещать умершую, ты на себя чужую жизнь примеряешь, для Ксю это плохо закончилось». Но Лапкина легкомысленно отвечала: «Морков мне нравится, он красавец, мачо, по нему бабы сохнут. Знаменитый, богатый, разве от такого подарка отказываются?»
Чтобы пресса никак не связала Моркова с «Созвездием», Лизе вручили паспорт на имя Эстер Ротшильд и придумали вышибающую слезу историю про давнюю подругу, которая преданно любила звезду и вот дождалась своего часа. Основные фанаты Моркова женщины, а слабый пол обожает подобные сказки. Газеты опубликовали эту историю, никто в ней не усомнился.
Я вспомнила, как в самом начале расследования Марта и Чеслав рассказывали нам биографию Тима. Если уж Карц и шеф поверили желтой прессе, то чего требовать от остальных?
Эстер оказалась иной, чем Лена. Она заботилась о Тимофее, везде появлялась вместе с мужем, таскала ему на съемки термос с домашней едой, изумительно гладила рубашки, чистила ботинки, но в рабочие дела не лезла. С журналистами Ротшильд не общалась, по продюсерам и режиссерам не бегала.
– Погоди-ка, – остановила я собеседницу, – выходит, Эстер не могла придумать и организовать масштабную пиар-акцию? Она не занималась продвижением мужа, как Елена?
Юля засмеялась.
– Конечно, нет. Она боялась лишний раз взглянуть на Тима. Дурочка влюбилась в него по уши и решила, что лучший способ удержать мачо около себя – никогда с ним не спорить и ползать на коленях с домашними тапками в зубах.
– Не совсем верная позиция, – отметила я.
– Да уж, – протянула Юля, – я объясняла ей: Тиму требуется твердая рука. Почему он смотрел Лене в рот? Потому что та его кнутом стегала, на каждое предложение супруга заявляла: «Молчи, ты идиот. До встречи со мной изображал седьмую яблоню у входа в кулисы, а я из тебя сделала идола толпы». Тимофей и не рыпался.
Но Эстер лишь мотала головой: «Нет, Тимоше необходимы ласка и нежность, чем больше облизываешь мужа, тем сильнее он полюбит жену».
Она его разбаловала, как комнатную собачку. Даже Вера Кирилловна возмущалась: «Эста, прекрати Тиму в пояс кланяться».
Но Ротшильд не хотела, а может, в силу излишне мягкого характера не могла проявить разумную жесткость.
Около месяца назад Тимофея в условиях строжайшей секретности, ночью, доставили в «Созвездие» и поселили в пятом коттедже. Сына сопровождала белая, как ванильный зефир, Вера Кирилловна. Ларион уже перебрался в Америку, и, вероятно, поэтому к актеру применили новую терапию. Моркова погрузили в глубокий сон. Почти десять дней Тим находился в искусственной коме, потом его стали осторожно возвращать к реальности. Процесс реабилитации шел тяжело, Морков впадал в агрессию, один раз, когда опекающая медсестра на минуту отошла в туалет, он кинулся к подоконнику, начал его ломать и орать невразумительные фразы про Деда Мороза и Снегурочку. Артиста явно раздражал снег и пугал приближающийся Новый год. Но фармакология в наши дни почти всемогуща, в конце концов Тимофей превратился в нормального человека. Несколько дней назад Вера Кирилловна забрала сына…
Юля запнулась и уставилась в окно.
– Говорила я ей, – тихо произнесла она, – Тимофей лишь выглядит обычно, оставьте его еще в «Созвездии». Но Морковкина не послушала меня – и вот результат. Самоубийство! Есть такие люди, роковые, общение с ними приводит к смерти окружающих, – похоже, Вера Кирилловна из их числа. Сначала с горы упала бедная Ленка-Ксюша, потом Тим покончил с собой, затем погибла Лиза-Эстер. Мне неохота даже по телефону разговаривать с Верой Кирилловной, надеюсь, она больше никогда со мной не свяжется. А почему вы думаете, что Эстер убили? Она была тихая, никому зла не делала, у нее вшитый кардиостимулятор стоял, из-за него Эста (она отвыкла от имени Лиза) и жила в медленном ритме, оберегала себя от стрессов, не ходила в кинотеатр, если там шел фильм, после которого будешь переживать. Ее радовали исключительно романтические комедии, сказки, все веселое, легкое, вроде книг Милады Смоляковой. Единственной страстью бедняжки был Тимофей, она один раз призналась: «Если Тим меня бросит – я умру, если он скончается первым, я за ним в могилу прыгну». Наверное, больное сердце не выдержало смерти мужа.
– Когда Тимофея выписали? – спросила я.
– В субботу вечером, – ответила Юлия, – специально выбрали выходной, чтобы только одна дежурная медсестра была и никаких посторонних. Я лично довела Тима и Веру Кирилловну до машины.
– И куда они поехали? – не успокаивалась я.
– Не знаю, – пожала плечами медсестра, – шофер положил сумку с вещами Моркова в багажник и сел за руль.
– Водитель не узнал Тимофея? – наседала я.
– Бейсболка, темные очки, парик, – перечислила Юлия, – Тимофею изменили внешность. Да и водила у них был пожилой, лет шестьдесят, такому все по барабану. Он поклажу минут пять в тачку запихивал, то так, то эдак ее поворачивал, что-то бубнил себе под нос. Вера Кирилловна даже возмутилась, высунулась в окошко и сказала: «Любезный, поторопитесь, мы опаздываем». А он ей в ответ глупость: «Внучка не домик!» Еще какое-то время провозился и отчалил.
– Внучка не домик, – повторила я.
– Ага, правда, бредятина? – скривилась Юля.
Она встала, подошла к окну, отдернула белую занавеску в мелкий горошек и взяла лежащую на подоконнике пачку сигарет. Я невольно проследила взглядом за медсестрой и увидела несколько упаковок лекарств. На одной было написано «Викарил», на другой «Залкан», на третьей «Асентракс».
