– Говори, что случилось, – с настойчивостью дятла повторил Иван.
– Я побывала у Бутрова, рассказала ему о Наде, – после короткой паузы сообщила я. – Алексей Николаевич оформил завещание, отписал Надежде все свое имущество.
– Официально? – вдруг поинтересовался Добров. – На бумаге с печатью?
– Ну да, – удивилась я, – поставил подпись в присутствии свидетеля и нотариуса. Все формальности соблюдены.
В трубке установилась тишина, затем Иван заорал:
– Немедленно вернись и откажись! От моего имени! Чушь! Гадость! Никаких подачек! Не надо нам его квартир, денег и шкатулок с ангелами, у которых морда его матери!
– Иван Сергеевич, – попыталась я остановить набирающий обороты скандал. – Сейчас уже ничего поделать нельзя. Алексей Николаевич имеет право высказать последнюю волю.
– Не нужно! Мы не просили! – бесновался бизнесмен. – Кто велел? Зачем? Гори он в аду со своими подарками! Сволочь! Бегом к Бутрову! Слышала! Живо! Я приказал! Выбросить завещание!
Я поняла: взбешенный Добров не способен мыслить продуктивно и сообразить, что завещание вступает в силу лишь после кончины того, кто скрепил его подписью. Если не хотите получать наследство, откажитесь и забудьте про него. Но, повторяю, отказаться от дара можно только после оглашения завещания, сейчас ничего поделать нельзя, Алексей Николаевич жив. Кстати, он может переписать завещание, некоторые люди по многу раз его редактируют.
– Дура! – бушевал Добров. – Кретинка!
Мое терпение лопнуло. Хамство клиента нельзя оправдывать тяжелыми испытаниями, выпавшими на его долю. С какой стати Иван Сергеевич кричит на меня?
Я нажала на кнопку отбоя, незамедлительно соединилась с Приходько и ввела его в курс дела.
– Заглючило мужика по полной, – резюмировал босс. – Снесло ему крышу. Постой-ка, второй звонок.
Зазвучала задорная мелодия, вкрадчивый женский голос произнес:
– Оставайтесь на линии, вы сможете продолжить разговор через короткое время.
Я покорно ждала, потом что-то щелкнуло, и Приходько приказал:
– Немедленно отправляйся к Добровым. Коробков уже выехал.
– Что-то случилось? – воскликнула я.
– Любовь покончила с собой, – сказал Приходько. – Подробностей я не знаю. Мне позвонил Иван Сергеевич, он невменяем. Поторопись, пока не случилась новая беда.
Несмотря на то что я летела, как на реактивной тяге, Димон опередил меня, встретил на пороге и мрачно сказал:
– Фатима сейчас приедет. Тебе лучше…
– Где она? – закричал Иван Сергеевич, выбегая в прихожую. – А-а-а! Явилась! Убийца! Все из-за тебя!
Я попятилась, а Димон схватил обезумевшего Доброва за плечи и произнес:
– Татьяна здесь ни при чем.
– Из-за нее моя жена ушла из жизни, – зарыдал Иван Сергеевич. – Она ее убила! Рассказала мне про Надю! Я решил выяснить отношения… и… и…
– Что тут у нас? – озабоченно спросил женский голос.
Я испытала облегчение. А вот и Фатима, наш эксперт. Она гениальна, от нее не ускользнет ни малейшая, даже самая крохотная деталь. Еще Фатя умеет общаться с убитыми горем родственниками. Ей следовало стать не криминалистом, а психотерапевтом. Димон тоже обрадовался ее приезду.
– Иван Сергеевич – муж Любы, чье тело лежит в спальне.
Фатима поставила на пол серо-голубой кофр и взяла плачущего Доброва под руку.
– Пойдемте, налью вам настойки пустырника.
Иван неожиданно покорно пошел вместе с Фатей.
– Ты в курсе того, что случилось? – поинтересовалась я у Димона.
Коробок утянул меня на кухню.
– Иван сказал, что пришел домой, они с женой выяснили отношения. Люба рухнула в кровать и вроде заснула. Иван в спальню не заходил, к супруге не приближался, переживал ситуацию с Надей на кухне один, сколько времени, не помнит. Потом позвонила ты и начала пугать Доброва.
– Что? – поразилась я. – Он совсем ума лишился? Я всего-то попросила Ивана подозвать супругу!
Димон похлопал меня по плечу:
– Мужик распсиховался, ему показалось, что ты узнала неприятную новость и не хочешь ему ничего рассказывать.
– Просто бред, – беспомощно сказала я.
Коробок втянул носом воздух:
– Ну и воняет же у него на кухне! С виду чисто, а на самом деле натуральная свалка!
Я тоже удивилась. Вот странность: ощущаю амбре, как и в доме Бутрова в лифте и на первом этаже: смесь запахов протухшей рыбы и какого-то растения.
– Фу, – сказал Димон, – ладно, авось принюхаюсь. В общем, Добров влетел в спальню, бросился к жене и понял: она умерла! Похоже, Люба покончила с собой! Хотя тело на первый взгляд не повреждено.
– Интересно, – сказала я, – если на трупе нет ран, вокруг не видно крови, то родственники, как правило, предполагают инфаркт-инсульт. А Иван подумал о суициде.
Димон отошел к окну.
– Сын умер, дочь при смерти, тут не всякая выдержит. И на тумбочке лежит записка, текст простой. «Простите, простите, простите, иначе я не могла. Все простите. Все прощайте и простите. Люба». Муж узнал почерк жены.
– Люба не произвела на меня впечатления человека, который замыслил покончить с собой, – занервничала я. – Наоборот, она говорила о желании жить во что бы то ни стало, даже если Надя умрет.
Из коридора послышались шуршание, скрип и тихие мужские голоса. Санитары уносили тело Любы.
– Она! Она! Она виновата! – снова закричал Иван Сергеевич. – Татьяна! Это ее рук дело! Она мне про Надю рассказала!
Мне стало неприятно. Некоторые люди, потеряв близкого человека, ищут, кого бы обвинить в его кончине. Ненависть помогает им справиться с горем.
– Уезжай отсюда, – посоветовал Коробок. – Иван завтра оклемается, сейчас же тебе лучше не маячить на глазах у Доброва.
Я кивнула и спустилась в машину.
Странным образом в джипе тоже завоняло рыбой. Запах в подъезде и лифте объяснялся испорченным мусоропроводом, «аромат» на кухне Доброва явился следствием не вынесенного вовремя ведра с отбросами. Но внедорожник! Откуда в нем пищевые отходы?
Я старательно обшарила салон. Из-за нехватки времени я порой ем за рулем бутерброды, может, уронила кусок палтуса или судака?
Через полчаса мне стало ясно, что в салоне чисто. Я призадумалась, потом решила еще раз поднять коврик, наклонилась и внезапно поняла: ужасный запах исходит от меня.
Быстрым движением я скинула дугги и уставилась на свои ноги, обмотанные ошейниками. Антипаразитные приспособления оказались замечательными, блохи прекратили атаку на меня, лодыжки больше не чесались, со ступней исчезли красные пятна. Но резиновые полоски источали смрад.
