– Мадам Помпадур? – засмеялся Роман. – Да уж! Фаворитка короля Людовика XV, блестящая светская дама! Думаю, она бы возмутилась, узнав, что ее именем воспользовались торговцы рваными валенками!
– Рваные валенки мадам Помпадур! – подхватил Валерий. – Прикольно!
Я решила быть объективной:
– Мои дугги целые.
Валера усмехнулся:
– Зато с блохами.
– Блохастые валенки мадам Помпадур, – восторженно произнес Роман. – Жаль, француженка не сумеет подать на мошенников в суд.
– «Блохастые валенки» как-то странно звучит, уж лучше рваные валенки, – воскликнул Валерий, – а наказать торговцев нужно.
– Вы направите к ним санэпидемстанцию? – мстительно спросила я.
– Непременно, – пообещал врач, – а вам советую впредь быть внимательней! Не ведитесь на уловки мошенников! Сумчатая зебра! О таком животном никто никогда не слышал. Ваша дорогая обувь сделана из овчины! Самой обычной, ничем не примечательной.
– В чем пойдете? – озаботился Рома. – Не босиком же до метро чапать! На улице холодно.
Я протянула врачу ключи:
– Сделайте одолжение, принесите из моей машины пакет с туфлями, он лежит на полу около заднего сиденья.
Минут через сорок я, наступив в пару луж, дошла до торгового центра, расположенного через дом от ветеринарной клиники. Мне так не хватало теплых уютных сапожек. Очень хотелось найти им достойную замену. Следующие два часа я перемещалась из одной торговой точки в другую и везде натыкалась на «копыта»-близнецы. Производители были разные, но итог их деятельности выглядел удручающе одинаково: огромная платформа, тонкий спицеобразный каблук, мех лишь на опушке, внутри сапоги холодные. Вот украшения у них разнились. Мне попались варианты со стразами, блестками, пряжками, позолоченными шнурками, ремешками… А еще меня пугала цена. Я неплохо зарабатываю, но кем надо быть, чтобы отдать за обновку сумму, равную общегодовой пенсии среднестатистического российского пенсионера? Да и качество изделий оставляло желать лучшего.
В конце концов у меня подкосились ноги, я притормозила около какого-то магазина, перевела дух, поняла: нахожусь перед входом в лавку для детей, а в витрине стоит мечта первоклашки Сергеевой: замок с башенками. Крепостное сооружение имело три этажа, комнаты были заставлены кукольной мебелью. Я прилипла к стеклу и затаила дыхание. В спаленках стояли кровати, тумбочки, шкафы. Ванные радовали глаз рукомойничками, снежно-белыми унитазами, махровыми полотенчиками, здесь даже были стаканы, а из них торчали зубные щетки и паста. При взгляде на тюбик с надписью «Мятная» я почему-то занервничала, но не смогла конкретизировать причину своего беспокойства, потому что из магазина вынырнула девушка и ринулась в атаку на потенциальную покупательницу:
– Вас заинтересовал замок? Великолепный подарок. На витрине находится демонстрационный образец, вы легко подберете мебель и аксессуары по своему вкусу.
– Спасибо, – сказала я.
– У нас огромный выбор: кухни, посуда, – трещала девушка, – сделаем вам скидку. И абсолютно любая семья!
– Простите? – не поняла я.
Продавщица указала рукой вправо:
– В замке должен кто-то жить! На выбор предлагаются куколки или зверушки. Например, семья мышей. Папа Мыш, мама Мышка, дети Мышонки, у них есть бабушка-дедушка-няня, шофер-домработница. Можете набрать какое угодно количество обитателей.
Я стиснула кулаки. Таня, не вздумай заплакать. Наверное, у каждой семейной пары есть свои ласковые клички, о которых известно лишь двоим. Так вот, Гри был Мыш, а я Мышка. Понимаю, это смешно звучит, нам на момент бракосочетания давно было не двадцать лет, но тем не менее мы называли друг друга Мыш и Мышка. Большинство эсэмэсок мне Гри подписывал двумя буквами «Л.М.». Это означало: «Люблю. Мыш».
Я отошла от витрины, продавщица сообразила, что зря теряет время, и вернулась в торговый зал. Я оглянулась. Мои глаза не отрываясь смотрели на парочку мышей. Мама в фартуке, папа в клетчатой рубашке. Сидят на кухне, пьют чай, лакомятся печеньем. Вот оно – простое мышиное счастье.
Я вонзила ногти в ладони. Только не хватает сейчас зареветь белугой! Надо спешно улепетывать, сохраняя, как говорят японцы, лицо.
Я вздернула подбородок, выпрямила спину, сделала шаг и тут же налетела на мужчину в черной куртке и вязаной шапке.
– Смотри, куда прешь! – грубо сказал он и скрылся в толпе.
До моего носа долетел запах его одеколона – нотки сандала, бергамота и шипра. Стало совсем нехорошо: грубиян использовал любимый парфюм Гри. Помимо воли я обернулась и еще раз взглянула на мышей. Очень надеюсь, что папа Мыш не работает в особой бригаде и его не отправят невесть куда. Пусть мама Мышка и дальше живет счастливо с любимым мужем.
В сумочке запиликал мобильный, я вынула трубку и сказала:
– Димон?
– У тебя что, голова болит? – спросил компьютерный гений. – Голос странный!
– Булочку ем, – выкрутилась я.
– С корицей? – завистливо вздохнул Коробок. – Надеюсь, я не испортил тебе удовольствие. Нарыл интересные детали! Полазил по компу Любови Добровой и обнаружил… Ну, в общем, когда ты приедешь?
– Уже в пути, – заверила я и, стараясь не думать о холодных противных туфлях, поспешила к джипу.
Коробков нетерпелив, как ребенок. Не успела я войти в его кабинет, как он объявил:
– Люба была крайне аккуратна, даже педантична. Ей следовало работать бухгалтером. Семейную кассу она вела тщательнейшим образом. И являлась вполне продвинутым пользователем. Я покопался в ее ноутбуке и засомневался.
Я села около Коробка:
– В чем?
Димон побегал пальцами по клавиатуре:
– Вот. Читай.
Я прищурилась:
– Двадцать восьмое июня. Получила зарплату. Свет, газ, телефон. Сумма от Алеши. Продукты. Туфли Наде. Встреча с О.В., клуб кролика.
Коробок откинулся на спинку кресла.
– Люба тщательнейшим образом записывала расходы и предстоящие дела. Двадцать восьмого числа она получила деньги и по-хозяйски ими распорядилась. Не женщина, а сбербанк. У нее было несколько счетов. Один накопительный, там она держала запас на черный день. Расходный тратила, а еще откладывала средства на отдых и крупные покупки. Может, у Добровой в роду были немцы? Она ни разу за годы семейной жизни не нарушила заведенного порядка, не занялась счетами, допустим, двадцать девятого или тридцатого. По ее расчетам можно проследить жизнь семьи, что они приобретали, куда ездили. Запас, тщательно собираемый на черный день, Доброва почти полностью потратила, когда заболел мальчик, остаток средств ушел на Надю. Сейчас материальное положение семьи шаткое, никакой денежной подушки нет.
– Вроде Иван Сергеевич успешный бизнесмен, – удивилась я. – Он производитель косметики.
