– Иван Николаевич свободен?
И слышала неизменный ответ:
– Очень занят, обратитесь к Ирине Львовне, она решит все ваши проблемы.
Но я знала: завуч не поймет юную училку, которая решила дезертировать с корабля знаний в разгар учебного года. Оставалось лишь одно – подстеречь Ивана Николаевича в коридоре. Я все перемены дефилировала около кабинета школьного царька и сделала удивительное открытие: он не выглядывает из своего закутка. И, вот уж странность, не ведет занятий по немецкому языку, хотя числится преподавателем сего предмета. Зато Ирина Львовна пашет за двоих. Похоже, муж беззастенчиво эксплуатирует жену.
С каждым днем мне становилось яснее, что легче увидеть инопланетянина, чем нашего директора. По утрам Ирина Львовна и Иван Николаевич рука об руку прибывали на работу. Начальник оседал в служебном кабинете, куда верный цербер Зинаида Сергеевна впускала лишь его супругу, остальные же люди отсеивались. А Ирина Львовна колбасой носилась по этажам, впихивала в головы детей немецкую лексику и твердой рукой рулила школой. Оставалось лишь удивляться активности дамы. Вот она распекает учителя труда за запах алкоголя, и тут же ее резкий голос слышен из библиотеки, где прожорливые мыши полакомились бессмертными произведениями русских классиков. Разобравшись с грызунами, Ирина мчалась в столовую, где распекала десятиклассников, которые выложили из противных синих сосисок узоры на столах, затем летела промывать мозг матери очередного двоечника. Было понятно, что Ивану Николаевичу лень вникать во всякую ерунду.
Один раз биологичка, глядя на скачущую по лестнице Ирину Львовну, сказала мне:
– Вот, смотри, что бывает от огромной любви. Иван Николаевич кандидатскую по педагогике пишет, имеет большие карьерные планы. Но совмещать научную и практическую деятельность трудно, поэтому директор с утра до ночи главы строчит, а супруга школу на своих плечах несет. Она-то его обожает, а он к жене как к рабыне относится. Паши, Ирка, солнце еще высоко!
– Разве можно отдать другому бразды правления? – наивно удивилась я.
Преподавательница округлила глаза.
– А кто возражает? Если проверка приходит, Иван сам начальство встречает в костюме с галстуком. Им наверху довольны. Нам все равно, бумаги всякие он вовремя подписывает. Никогда заявление на отпуск или какой другой документ не задержит. Утром отдашь Зинаиде листок, к вечеру получаешь правильно оформленным.
– А зачем Ирине муженька и тут обременять? – фыркнула тогда я. – Сама может приказы подмахивать.
– Глупая ты, – укорила меня биологичка. – Что угодно твори, а подпись только Ивана Николаевича на бланке быть должна. Если Ирка за него приказ подмахнет, может угодить под суд.
Через неделю после этого разговора я в очередной раз поплелась в приемную директора. Часы показывали семь вечера, учителя и дети разбежались по домам, я припозднилась случайно. Подойдя ближе, увидела полоску света из-под двери кабинета директора, решила попытать удачи и обнаружила, что Зинаиды Сергеевны на секретарском месте нет.
Глава 29
Не веря своему счастью, я тихонечко постучала в филенку и не услышала ответа, зато створка чуть приотворилась. Всунув голову в щель, я замерла. Иван Николаевич, заботливо укрытый пледом, спал на диване. Большой письменный стол был установлен неестественным образом – так, чтобы директор сидел спиной к входу. Кому пришло в голову столь странно его расположить, я размышлять не стала, потому что почти окаменела от удивления. А удивляться было чему.
Кроме сладко похрапывающего шефа в кабинете присутствовали две дамы: Ирина Львовна и Зинаида Сергеевна. Обе меня не заметили. Жена директора сидела на стуле, который слегка покачивался на надувном матрасе, Зинаида трясла стол.
– Не так, мама, – сердито сказала завуч, – слишком сильно.
Я опешила. Мама? Зинаида Сергеевна, оказывается, ближайшая родственница завуча! Теперь понятно, почему старуха столь преданно служит Ивану Николаевичу – он ее зять.
– Опять плохо! – пробурчала секретарша. – Секунду назад тебе слабо было?
– Попробуй еще раз, – велела Ирина Львовна. – Хотя нет, лучше возьмись за стул.
Зинаида принялась пинать матрас, дочь зашаталась из стороны в сторону.
Я испытала желание немедленно вызвать в школу скорую психиатрическую помощь. Представляю, как отреагировал бы диспетчер, если на свой вопрос: «Что у вас случилось?» – услышал бы честный ответ: «Наша завуч поставила стул на надувной матрас, раскачивается и что-то пишет, ее мать сначала трясла стол, а теперь расшатывает «постамент» под дочкой».
– Мама, осторожней! – зашипела Ирина. – Криво выходит! Ты можешь и стол, и стул одновременно шевелить? И не делай резких движений, а то ерунда получается.
– Вечно у тебя мать виновата, – обиделась Зинаида.
– Ну, давай же! – велела дочь.
– Так?
– Нет! Тише. Берись за стул.
– Так?
– Нет, сильнее. Толкни стол.
– Тьфу! – разозлилась Зинаида. – Не пей твой муж горькую, мы бы так не мучились! Брось дурака, найди себе трезвого.
– Я его люблю, – печально сказала Ирина. – Давай еще попробуем.
– Надоело, – обиделась старуха, – только о мужике думаешь, мать тебе не нужна.
– Мамулечка, ты самая лучшая! – подольстилась к бабке Ирина Львовна. – Ну, пошатай еще стульчик и дерни стол. Надо, чтобы моя ладонь тряслась в нужном ритме, тогда точь-в-точь подпись Ивана получится. Если она будет твердо выведена, главбух засомневается.
– Хитрая ты, – вздохнула Зинаида.
– Хочешь жить, умей вертеться, – ответила дочь.
– Раньше, когда у пьяницы рука от возлияний еще не дрожала, легче было. А теперь мучайся мама, раскачивай стул, – пожаловалась Зинаида. – Ох, поймают тебя!
– Никогда, – заверила Ирина Львовна. – Я кому надо сказала, что у Вани медленно прогрессирующая катаракта, от этого и почерк пляшет. Иметь больные глаза не стыдно, они карьере не помеха, почти все минобразование ходит в очках. Хватит, мама, разговоров! Может, тебе матрас за углы потянуть? Что-то у нас сегодня плохо дело идет!
Я тихо закрыла дверь и на цыпочках покинула директорскую.
Спустя некоторое время мне все-таки удалось удрать из школы, и я не знаю, как дальше сложилась судьба алкоголика-тихушника и его самоотверженной жены, продолжала ли она по-прежнему подделывать подпись супруга, сидя на стуле, поставленном на надувной матрас, или спустя несколько лет «катаракта» Ивана Николаевича достигла такого размера, что бедной Ирине Львовне пришлось стоять на одной ноге в гамаке. Вроде подпись – простая формальность, но попробуйте воспроизвести автограф другого человека, и сразу поймете, как это не просто...
Я резко повернулась к Алисе.
– Вадик художник?
