– Ой, не говори! – вздохнула Валентина. – Ходит,
как во сне, жрет одну траву. Щи мясные сварила – нос воротит, хрустит сырой
капустой, будто кролик. Молока – глоточек, творога – щепотку, будто барышня на
диете. Ну ладно, сам не ешь, так другим не мешай, а то ходит за мной по пятам и
ворчит: мол, все мы здесь трупоядцы! Яиц в рот не берет – там, дескать, зародыш
будущей курицы, а она, видите ли, мясо, поскольку живое существо. Я уж ему
говорю: хорошо, давай я для тебя одну курочку отделю, петуха к ней подпускать
не буду, пускай сама по себе несется, болтунами, из них-то никакие цыплята не
разовьются, из неоплодотворенных. Так он знаешь, что мне сказал?
– Что? – вздохнула Тамара, как-то сразу, мгновенно
устав от торопливого, энергичного Валентининого оканья, от ее многословия, а
главное, потому, что ей-то все это на фиг было не нужно и не важно!
– А разве, говорит, курицы без петухов несутся? Вот так и
сказал. Представляешь? Нет, это само собой, ежели курочку потоптать хорошенько,
она будет нестись как из пушки… Тамара, ты чего?
Похоже, из ее горла вырвался сдавленный стон. «Сейчас мы его
курочку так потопчем, что перья полетят!»
– Тамара, Тома!
– Да я ничего, ничего. Ты извини, тут в дверь звонят, –
удалось выговорить Тамаре, но отговорка оказалась неудачной: голос Валентины
мгновенно похолодел:
– По-нят-но… Конечно, сына сплавила, теперь можно…
И раздались гудки.
Тамара мгновение смотрела на телефон, потом швырнула трубку
так, что от микрофона откололся крошечный кусочек пластмассы. Эта деревенщина…
Эта Валька! Вот уж действительно – сестра своего брата! Это у них семейное, у
Шестаковых: ревность, безумная ревность! Валька, конечно, уверена, что Тамара
обязана по гроб жизни соблюдать верность Валерию, как она сама блюдет верность
своему покойному мужу. И, конечно, уверена, что Тамара гуляет напропалую, как
мартовская кошка…
А зря уверена, между прочим. Вот вытаращила бы глаза, узнав,
что у Тамары за шестнадцать лет, минувших после гибели Валерия, не было ни
одного мужчины! До прошлого августа, пока она не встретила Романа…
Алёна Васнецова. Май 1999
– Вы будете участвовать?
Алёна медленно повернулась:
– Не знаю. Вряд ли. А вы?
Незнакомая женщина возбужденно хихикнула:
– Ой, у нас все с ног сбились. Кто говорит – надо, это же
официальное мероприятие, кто говорит, что это непристойности для шлюх. Только
вот что смешно: у тех, кто участвовать не хочет, грудей совсем нет или какие-то
отвислые мешочки болтаются, а у тех, кто согласен, – есть на что
посмотреть!
– Судя по всему, – Алёна, скрывая усмешку, глянула на
очаровательно выпяченную грудь собеседницы, – вы будете участвовать.
Женщина вернула ей оценивающий взгляд:
– Да и вы, наверное, тоже!
Она прощально махнула рукой и пошла по палубе дальше, а
Алёна еще какое-то время постояла, делая вид, что изучает объявление, и пытаясь
расслабить мышцы лица, сведенные судорогой насильственной улыбки.
Ей все еще невыносимо трудно общаться с людьми, не сжимаясь,
как от удара, при каждом неожиданном слове, тем более окрике. Особенно тяжко
было, когда кто-то подходил сзади, как эта толстомясая дуреха. Просто чудо, что
Алёна сейчас смогла разговаривать нормально и даже почти спокойно, не
отшатнулась с испуганным воплем. Впрочем, ее и так держат на корабле за
чудачку, теперь сочли бы психованной – подумаешь, большое дело! Какое это имеет
значение, они тут сами все психопаты, потому что только псих мог измыслить
мероприятие, о котором гласила эта афиша, и только психи – желать в нем
участвовать!
«Приглашаем всех прекрасных дам принять участие в конкурсе
«Красивая грудь-99», – было начертано на плакате огромными красными
буквами, а дальше следовала пространная тирада, из коей можно было понять:
команде до безумия жалко, что путешествие на туристическом лайнере «Салон
Каминов» подошло к концу, и, чтобы не лить слез на прощание, решено было
устроить нечто сногсшибательное по красоте и оригинальности, а туристки,
обнажив груди, станут изюминкой всего путешествия, это ежу понятно.
Лайнер так и назывался «Салон Каминов» – это святая правда.
Сначала, еще в Акабе, Алёна и Юрий сгоряча не заметили несуразицы названия:
решили, может, это имя и фамилия какого-то национального героя украинского
народа, прославившегося в борьбе с захватчиками-москалями (корабль имел порт
приписки Одессу), подобно тому, как Иван Гонта, к примеру, прославился некогда борьбой
против польских ляхов, которые нынче для хохлов наипершие и наилепшие
друзья-приятели. В конце концов, почему бы человеку не зваться Салон Охримович
Каминов? Или какой-нибудь Хведорович? Или вообще – Омелькович?
Только потом выяснилось, что известный в Одессе торговый
центр по продаже отопительного оборудования, в том числе – разнообразнейших
каминов, носящий это гордое имя, арендовал на сезон судно, заплатив немалые
деньги, чтобы название, напоминающее о тяжелом советском прошлом – «Молодая
гвардия», – было стерто с борта корабля и заменено торговой маркой фирмы.
На спасательных средствах, как-то: шлюпках и кругах, впрочем, оставалось
прежнее название. Очевидно, принципиальность арендаторов лайнера не
простиралась так далеко, чтобы идти ко дну с именем родимой фирмы на устах.
«Молодая гвардия» как средство спасения – это, конечно, куда надежнее…
Последнее мероприятие путешествия вполне соответствовало по
степени абсурдности названию корабля. Впрочем, и без того каждую ночь морские
просторы окрест сотрясались от хохота пассажиров, участвовавших в очередном
развлекательном шоу. А днем корабль замирал, даже к завтраку в столовые почти
никто не спускался, кроме таких же, как Алёна, угрюмых одиночек или дамочек,
путешествующих с детьми. Ее это, впрочем, вполне устраивало. Фактически до
обеда можно было наслаждаться солнцем и морем, не опасаясь излишков общения.
Потом палубы постепенно заполнялись народом, вода в бассейнах выплескивалась
через края от количества купающихся тел, начинала орать музыка, у всех встречных
мужчин во взгляде сквозила плотоядность, и Алёна уходила в библиотеку, где
отсиживалась до самого закрытия, до девяти вечера. Когда она возвращалась в
каюту, соседки уже убегали на очередной развлекательный сюрприз, измышленный
командой, – маскарад, КВН или праздник Нептуна (его почему-то устроили,
когда лайнер проходил Босфор в виду Стамбула), а то и просто на дискотеку, ну а
вернувшись под утро, они были слишком вымотаны, чтобы шуметь: падали на койки
как убитые и засыпали мертвым сном до полудня. Рано утром Алёна тихонько
уходила из каюты – и все начиналось сначала, тянулась цепочка дней, похожих
один на другой, как близнецы-братья, и избыть таких дней до прибытия в Одессу
осталось всего лишь два! А это уже просто ничто.
