– Она уснула, – сказала Фаина Павловна, становясь в
изножье кресла и беря инструмент. – Алёна, а тебе спать вряд ли стоит.
Подойди ко мне, смотри, учись, не век же тебе в медсестричках бегать.
Операция началась.
Когда Алёна смотрела на руки Фаины, то всегда забывала,
какая же она, в сущности, противная и скандальная тетка. Пальцы ее двигались
так точно, экономно, проворно! Иногда Алёна думала, что если бы эти операции не
носили столь интимного характера, если бы обновленную девственную плеву можно
было извлечь из женского лона и как следует разглядеть, то зрители залюбовались
бы тщательностью и тонкостью наложения стежков, как любуются художественной
вышивкой!
Трудно было отвести глаза от работы Фаины, однако вдруг
Алёна заметила, что худой живот Надежды покрылся испариной. Взглянула на ее
лицо…
Что такое? Глаза приоткрыты, видны белки, на лбу испарина.
– По-моему, ей нехорошо, – пробормотала она, берясь за
пульс – и ахнула: пульс еле прощупывался.
Тоненькая ниточка слабела с каждым мгновением. Внезапно тело
Надежды судорожно сжалось, вновь распрямилось…
– Да что там? – раздраженно прикрикнула Фаина. – Я
же ее снова порву! В чем дело? Проверь давление!
Алёна суматошно огляделась в поисках тонометра. По идее,
манжетка должна была быть надета на руку больной, но кто и когда это делал при
таких незначительных операциях, как аборт или восстановление плевы, при
получасовом рауш-наркозе, когда человек ненадолго вырубается и скоро опять
приходит в себя? Давление отслеживали по пульсу… а пульс едва прощупывается.
Значит, у Надежды давление катастрофически падает!
Что такое? Неужели все-таки аллергия на самбревин? Но первое
применение аллергена не дает катастрофических результатов, только повторное, а
ведь Надежда уверяла, что ни разу не делала аборта. И вообще это не картина
аллергии, когда больной начинает задыхаться от отека гортани, хрипит,
конвульсивно хватается руками за грудь, теряя сознание от удушья. Что с ней?..
– Господи! Пульса нет!
Фаина Павловна воздела руки в окровавленных перчатках,
мгновение постояла, немо глядя на Алёну, потом вздохнула так глубоко, что маску
втянуло в рот.
Раздраженно сорвала ее, принялась стягивать перчатки,
неотрывно глядя на бледное, покрытое крупными пятнами пота лицо Надежды с
закаченными глазами и бессильно приоткрывшимся ртом.
Схватила другую руку, отбросила, не найдя и признаков
пульса:
– Адреналин! Массаж сердца! Вызывай реаниматора! Мы ее
теряем!
Алёна Васнецова. Май 1999
– И что? – глухо спросил Юрий.
– Ну и… – Алёна помедлила с ответом. – Ну и все.
Потеряли.
– Значит, она умерла? – уточнил он, как будто тут еще
что-то требовалось уточнять.
Алёна кивнула, утыкаясь лицом в подушку. На какой-то миг
стало жутко: а вдруг Юрий сейчас вскочит и убежит, наконец-то поняв и поверив,
что ее истерические выкрики – не пустая болтовня, что за ними – судьба и смерть
конкретного человека, случившаяся по Алёниной вине, из-за недосмотра,
служебной, так сказать, халатности. Но рука Юрия на ее плече не дрогнула, и все
так же тепло дышал он ей в затылок, и так же мерно вздымалась грудь, прижатая к
ее спине.
Не сказать, что Алёна чувствовала его тело: все-таки их
разделяли три одеяла, в которые она была укутана, как куколка в кокон. Но он,
конечно, оказался прав: вдвоем теплее. Это ощущение дружественной, более
духовной, чем физической, близости крепко прижавшихся друг к другу тел
оказалось именно тем средством, которое помогло Алёне не только успокоиться, но
почти прийти в себя. Как странно – испытывать такое доверие к человеку… к
мужчине! Сколько раз, лежа распластанная под каким-нибудь смуглым телом,
отчаянно трудясь над ним сверху или исступленно работая ртом, она спасала душу
и рассудок только тем, что давала себе отчаянные клятвы: никогда, ни за что, ни
с кем больше! Если это будет зависеть от нее, никогда ни один мужчина не
коснется ее тела. Физической близости было за эти месяца столько, что хватит
воистину на всю оставшуюся жизнь! То, чем раньше Инга пугала ее, чем могла
заронить хоть зерно сомнения в ее девственную душу: судьба их двоюродной
бабушки Варвары Васильевны Громовой, прожившей век в одиночестве, так и не
нашедшей себе никого после гибели мужа, не нажившей ни семьи, ни детей и с
возрастом совершенно одичавшей от своей неприкаянности, – теперь казалось
Алёне самой завидной участью. Но все-таки в такой вот близости лежащих рядом
людей что-то есть… что-то особенное.
Она так глубоко утонула в своих мыслях, что вздрогнула,
услышав тихий голос Юрия:
– И все-таки я не понял… Если не было аллергических реакций,
как ты говоришь, почему же Надя тем не менее умерла?
– Чего тут понимать? – буркнула Алёна, дернув плечом
так, словно ей было совершенно необязательно, чтобы его рука продолжала лежать
на этом плече. – Умерла она не от аллергии, а от переизбытка инсулина.
– То есть как? – удивленно выдохнул он, и ее стриженому
затылку снова стало тепло от его дыхания.
– Молча! Я ей впрыснула инсулин, оказывается.
– А разве на ампуле…
– На ампуле не было никакой надписи, – перебила
Алёна. – В том-то и штука, понимаешь? Такое сплошь и рядом бывает, что
маркировка стирается. А поскольку я сама ее взяла из упаковки с самбревином, из
ряда других точно таких же ампулок, причем там половина была с надписями,
половина без, то у меня и сомнений никаких не могло возникнуть.
– Значит, это выяснилось при вскрытии, ну, что инсулин стал
причиной?..
Алёна тяжело вздохнула.
– В том-то и дело, что инсулин при вскрытии найти
невозможно! Это ведь гормон, который вырабатывается нашим организмом. При
диабете его резкая нехватка, необходимо добавлять искусственно. А в нормальном,
здоровом организме количество его строго дозировано. Есть, правда, такая
болезнь – гиперинсулемия, это антипод диабета. Больной гиперинсулемией человек
болезненно реагирует на все сладкое, для него даже лишнее яблоко съесть – уже
значит вызвать приступ, потому что резко увеличивается количество инсулина в
организме. А Наде я впрыснула целую ампулу…
– Нет, и все-таки, – упрямо сказал Юрий. – Каким
же образом было установлено, что Надя погибла именно от инсулина? Ах да! Ну
какой же я тупой! В ампуле что-то оставалось на дне, на стенках? Наверное, в
милиции провели анализ этих остатков, и…
