– Я давно заметил, что самые лучшие кардиологи – это всегда
высокие худо… ну, очень стройные, тонкие женщины, темноглазые брюнетки, с
длинной шеей и маленькой, аккуратной головкой, стриженные вот так, как вы,
таким симпатичным ежиком, с непременными выбеленными прядями, – оживленно
сверкая глазами, пояснил Роман. – И по году они непременно Змеи.
Тамара нервно сглотнула. Может, толстухи и грезят этим
эпитетом, но она не выносила, когда ее называли «худощавой». Хотя как еще можно
назвать женщину ростом 178 сантиметров и весом 70 килограммов? А он нашел
другие слова, будто почувствовав, что те ей неприятны.
– Нет, я не кардиолог. И насчет года не угадали. Я по году…
– Она осеклась. Совсем необязательно сразу сообщать, сколько ей лет! –
Впрочем, это неважно, я не верю ни в какие такие штуки.
– А кем вы работаете? Вы кто по профессии?
– Журналистка. – И, чтобы пресечь дальнейшие вопросы,
Тамара подошла к мольберту: – Но обо мне не интересно. Поговорим лучше о ваших
картинах.
Картин было много, а в стиле Вальежо – всего одна. Такую на
Покровке не выставишь: мигом в милицию заберут.
Тамара отвела глаза и двинулась вдоль стен, с изумлением
отмечая, что парень-то очень талантливый. Пейзажи слишком декоративны и
конфетны, однако именно этой декоративностью были сильны сюжетные сценки.
Слишком тщательно прописанные в деталях декорума, в стиле Луи Фрагонара или
нашего Федора Толстого, они при этом были очень эротичны. Вот например: в
интерьере XVIII века стоит дама в обширном, будто копна сена, кринолине. А из
всех складок, воланов, бантиков и карманчиков пышной юбки в разные стороны
вылезают, выпрыгивают, вылетают маленькие мужчины, все как один в париках и
роскошных камзолах, но без штанов, так что сразу понятно, чем они там
занимались, под юбкой у дамы.
Тамара хмыкнула:
– Вот это – лихо придумано. Вы в театре не работали? Это
отличная выгородка для спектакля. А на телевидении? Хотя нет, конечно, я бы…
И осеклась, чуть не проговорившись: «Я бы об этом знала».
Нет, чем позднее станет известно Роману, кто его новая знакомая,
«кардиолог-Змея», тем лучше. Почему? Потому! Тамара была в этом уверена – и
все.
– Нет, я не работал на телевидении. Я вообще-то из
Дзержинска, но учился в художественном училище здесь. Пейзажи меня, как видите,
не привлекают, да и не проживешь теперь искусством. Я работал на стройке, но и
теперь от такой работы не отказываюсь, сами знаете. Но чем дальше, тем больше
хочется только рисовать. Эта тетка в кринолине могла быть отличной рекламой
какого-нибудь дамского магазина, хотя бы «Жаклин Кеннеди». Только ведь туда не
подступишься!
«Хотя бы! – не без юмора подумала Тамара. – Ничего
себе: хотя бы „Жаклин Кеннеди“! Мальчик с амбициями, и это неплохо. Из него
получился бы отличный телевизионный художник, театральный, да и рекламщик тоже,
тут он прав».
– Я вообще люблю хорошую рекламу, – болтал между тем
Роман, бродя за Тамарой, как пришитый, а она все старалась отойти от него как
можно дальше, поэтому они совершали круг за кругом по мастерской, словно
исполняли какой-то странный танец. – Но не только торговую – политическую
рекламу тоже. Сейчас иногда хорошие сюжетики стали проскакивать, но как до
политики доходит – такое все убожество, такая тоска берет! Обязательно тупое
лицо кандидата, какие-то слова, которым никто не верит… Вот когда были прошлые
выборы в Думу, я знаете какую штучку придумал?
Роман остановился перед Тамарой, и она невольно остановилась
тоже.
– Представьте: по Москве идет, к примеру, Сильвестр
Сталлоне. Не настоящий, конечно, но я у нас в Нижнем знаю одного парня, который
похож на него, как родной брат. Это Миша Пресняков, знаменитый хоккеист с
Автозавода, не слышали? Ну вот, идет Сталлоне, и вдруг на него налетает толпа
хулиганов. Он какое-то время дерется, но их слишком много, они начинают
одолевать, Сталлоне падает, и вроде бы ему приходит каюк, как вдруг откуда ни
возьмись подкатывает машинка, из нее выскакивает этакая русская красавица с
косой, румянец во всю щеку, бюст какой надо, – и начинает махать руками и
ногами, расшвыривая хулиганов. Кто лежит неподвижно, кто обратился в бегство.
Слай открывает затуманившиеся глазки и спрашивает дрожащим голоском: «Ху а ю?»
А красавица с косой ему гордо отвечает: «Я – женщина России!» Тут Сильвестр
подскакивает, целует даме ручку, они садятся в ее тачку, которая разбегается по
шоссе – и постепенно превращается в маленький самолетик. Он взлетает, кружит
над городом, а в воздухе остается инверсионный след в виде огромных букв:
«Голосуйте за „Женщин России“!»
Роман взахлеб засмеялся, страшно довольный собой.
– Ну как? Не слабо, верно? Может быть, если бы эти тетки,
вернее, «Женщины России», взяли мой сюжет, то набрали бы больше голосов на
выборах. Я предложил одной из них, которая из Нижнего, так она сделала такое лицо…
Для нас, мол, работают профессиональные пи-ары, а вы кто? Пи-ары, убиться
веником! Это не пи-ары, а писсуары, если после их работы такие результаты! А
вам нравится? Вы как думаете, классный сюжет?
Тамара машинально кивнула, чувствуя себя невыносимо неловко
оттого, что стоит так близко к Роману. Воровато отвела глаза – и уставилась
именно туда, куда больше всего не хотела смотреть.
Эта картина в стиле Вальежо… Она изображала
полуженщину-полузмею, с которой занимался любовью красавец-брюнет с широченными
плечами и скульптурной задницей. Нижняя часть дамы была вполне женской и лицо
тоже, а вот обнимала она любовника не руками, а змеиными кольцами, так что
непонятно было, то ли его страсть превращает ее из змеи в женщину, то ли,
наоборот, пробуждает в ней самые что ни на есть гадские эмоции.
– Красивая бабенка, верно? – спросил Роман, перехватив
взгляд Тамары. – Это, так сказать, контаминация лиц некоторых моих
натурщиц.
– У вас есть натурщицы?
Ну и голос у нее. Откуда в нем такая тоска? Прямо умирающий
лебедь! У художника должны быть натурщицы и натурщики, это вполне нормально.
– Да так, ходят всякие девчонки.
– Вы им платите? Ну, за работу?
– Нет, я их…
Он запнулся, и в эту долю секунды Тамара мысленно
продолжила: «… трахаю в качестве вознаграждения». Нет, не угадала!
– Я на них возлагаю руки.
– Что-о?! Вы, господи помилуй, еще и экстрасенс?
– Нет, что вы! – почти обиделся Роман. –
Бесовщиной не увлекаюсь. Но некоторые дамы говорят, что если я кладу руку им на
шею, то хондроз проходит, а если на спину, то спину перестает ломать. Я сам-то
не очень верю, но разве жалко? Давайте проведем опыт, хотите?
И тотчас, не ожидая ответа, положил руку на шею Тамары.
