Неровными, тяжелыми со сна шагами прошел через кухню отец,
через некоторое время прошел обратно. За его спиной шумела спущенная в туалете
вода. Отец не сказал ни слова, только покосился на Рашида. Он тоже сразу понял:
опять не повезло! Он не судил сына, не отговаривал его. У каждого мужчины есть
задачи, которые он решает сам. Если Рашид твердо решил убить – ну что же, на
все воля Аллаха, пусть сын исполнит свое решение и успокоится. Если придется
ответить по закону – значит, ответит. Значит, и на это будет воля Аллаха.
Вообще-то отец Рашида полагал, что мужчина не должен пачкать своих рук женской
кровью: всегда можно нанять ловкого человека, – но если сын так решил…
Жену жалко, но что поделаешь, она сама виновата: если бы не ее выдумки насчет
невинной и непорочной невесты, ничего этого не случилось бы.
Так, не сказав сыну ни слова, отец пошел досыпать. Уже три
часа утра, а ему к шести надо быть в гараже, при выезде машин на линию.
Рашид подремал до восьми, потом пошел на рынок.
Новая продавщица, заменившая Надю, поглядела угрюмо, поздоровалась
неприветливо. Сначала-то, когда она только нанялась, смотрела совсем
по-другому. Почему-то решила, что заменит Надю не только за прилавком, но и в
душе Рашида и в его постели. Хотя Надя никогда, ни разу не была в его постели,
но об этом никто не догадывался. Рашид сначала не замечал ее заигрываний, потом
молча терпел их, а недавно, когда она уже совсем обнаглела, пригрозил уволить.
Нет, надо было в самом деле уволить, а то смотрит, как враг.
День шел. Рашид проверил товар, потолкался у прилавка, выпил
чаю с земляками, отнес в контору деньги. А как же, хочешь торговать – знай
плати! И в ту минуту, когда тощая, злая, как старуха, хотя она была совсем
девчонкой, секретарша директора рынка привычными руками разворачивала
завернутую в газету пачку денег, его как будто что-то ударило в грудь. Он как
будто увидел: вот открылась знакомая до последней планочки покосившаяся
калитка, вот кто-то поднимается на шаткое крылечко…
Кто? Да кто же может быть? Алёна вернулась!
Он едва дождался, пока злая девчонка-секретарша сосчитает
деньги и выдаст расписку, – и бросился с рынка, даже не подойдя к своему
прилавку. Ничего там не сделается. Эта наглая продавщица, как ее… Алка, да, ее
зовут Алка – она не посмеет взять ни копейки, всю выручку отдаст отцу, когда
тот заедет вечером. Она уже наученная не воровать у хозяина!
Рашид поймал такси почти у ворот рынка и уже через несколько
минут был в Высоково. Его не раз срывали с места такие видения, такие внезапные
толчки в сердце, но все они были обманками. А вчера, когда Алёна вернулась, как
назло, никакого предчувствия не было. И все-таки он верил этим своим внезапным
порывам, подчинялся им. Попробуй не подчиниться – да он просто места себе не
найдет! Его место здесь…
Рашид задумчиво посмотрел на бревна, однако не свернул туда.
Сегодня он, подчиняясь все тому же властному предчувствию, дошел до калитки и
мало того – вошел в нее!
Замусоренный двор был пуст… нет, под крыльцом, прислонясь к
ступенькам, полусидел-полулежал крепкий парень в камуфлированной форме. Голова
его была кое-как обвязана полотенцем, глаза блуждали. Он посмотрел на Рашида,
но явно не увидел его. Вид был, будто он еще не проспался после похмелья.
Рашид едва сдержался, чтобы не ударить охранника. Сколько
раз этот ишак тумаками вышвыривал его со двора! А теперь сидит как неживой. Но
кто навернул его по башке, интересно? И за что же так наказали верного
сторожевого пса его хозяева, которые каждый день приезжают к младшей сестре
убийцы, чтобы играть с ней в похабные, омерзительные игры? Чем он им не угодил?
И стекло в окошке возле самого крыльца кто-то разбил…
А что там происходит внутри, почему такие крики раздаются?
Может быть, приехала милиция брать всех этих распутников?
Рашид шагнул назад. Нет, он не хотел бы встречаться с
милицией. Конечно, даже если его заберут, то ненадолго, его просто не за что
забирать, да и деньги есть… Просто время терять неохота.
Надо было уйти, но любопытство не отпускало. Рашид только
собирался осторожно подняться на крылечко и заглянуть в разбитое окошко, как
шум в доме стал вовсе уж кошмарным.
Рашид благоразумно попятился к калитке, уже взялся за нее, и
вдруг дверь распахнулась и высокий худощавый человек вырос на крыльце. У него
было белое, безумное лицо, он рвался вперед, а на его плечах висел какой-то
высокий, черноволосый, тащил обратно в дом.
– По голове! По голове! – визжал маячивший позади
красивый бородач.
Беглец качнулся, заваливаясь на спину, и тут Рашид не
выдержал.
Что-то словно бы вспыхнуло – и вмиг сгорело в нем. Все эти
долгие месяцы ожидания, накопленная ярость, неутоленная месть – эта гремучая
смесь взорвалась с такой силой, что его швырнуло к крыльцу. Он сам не помнил,
как выхватил из-за пояса, из-под рубахи, тщательно обернутый в тряпку нож.
Отшвырнул лоскут.
Ему хотелось ударить кого-то этим ножом, все равно кого, лишь
бы ударить, лишь бы ощутить запах крови.
Тот бледный человек, на котором висли преследователи, –
он был ближе всех, Рашид уже замахнулся – и вдруг на миг его глаза вонзились в
черные провалы зрачков беглеца.
Что-то произошло – Рашид не знал, что… как будто чей-то
нежный голос шепнул совсем близко: «Не трогай его, он ни в чем не виноват!»
Он левой рукой схватил беглеца за грудки, рванул с крыльца –
и, не в силах сдержать размаха, воткнул нож в дряблый живот голого
черноволосого человека, который ошеломленно замер при виде убийцы. Рашид еще
успел заметить, что у этого человека какое-то знакомое лицо, а потом это лицо
обмякло, человек, тоненько крикнув, рухнул на колени, будто подломился;
отпрянули толпившиеся сзади…
Незнакомец замер рядом.
– Беги, чего стал? – выдохнул Рашид и, резко
повернувшись, кинулся вперед, держа на отлете нож, чтобы не запачкаться
падающими с него каплями.
Они с незнакомым парнем уже выскочили за калитку и мчались
по тихому переулку, когда Рашид вдруг сообразил, чей голос говорил с ним. Это
был Надин голос!
Юрий Никифоров. Июнь 1999
Юрий, осторожно ступая по неровному песчаному дну, выбрался
на берег Гребного канала. Было совершенно темно, Волга молчаливо вздыхала за
спиной. Серая мгла закрыла и луну, и звезды.
Вот и хорошо. Ни один нормальный человек не полезет днем
купаться в Гребном канале. Вообще купаться в черте города запрещено
эпидемстанцией. Но это ведь днем, когда видно, какая же она мутная,
неприглядная, волжская водица в этой самой черте. А ночью… ночью все кошки серы
и микробов не видать!
Однако и темнотища же! Где же это он оставил одежду? Вроде
бы вон там…
